Наконец ему даже удалось проникнуть во дворец – он был одет в форму стражника, с мушкетом, в черном коротком парике и с большими черными усами. Он надел башмаки на высоких каблуках, чтобы увеличить рост, и толстый плащ с накладными плечами. Стражники обычно стояли на посту в коридорах для предотвращения дуэлей и других нарушений порядка. Букингема никто не замечал в течение двух часов. Он развлекался тем, что наблюдал, кто появлялся в апартаментах его кузины.

А среди ночи сама Барбара вышла погулять с Уилсон и парой служанок. Один маленький арапчонок нес ее шлейф, другой – муфту, из которой выглядывала капризная мордочка спаниеля. Барбара проплыла мимо, даже не взглянув на него, но одна из ее фрейлин заметила его, и когда он улыбнулся – она тоже улыбнулась в ответ. Некоторое время спустя, когда дамы возвращались, фрейлина улыбнулась ему снова, но тут его заметила и сама Барбара. Она бросила на него искоса взгляд и исчезла, успев, однако, оценить про себя его красивую фигуру.

На следующее утро она остановилась рядом, внимательно поглядела на него сквозь густые ресницы и раскрыла веер.

– Вы тот парень, что были здесь вчера? Ожидается дуэль?

Он почтительно поклонился и с чужеземным акцентом и измененным голосом ответил:

– Где бы ни появилась ваша светлость, мужчины всегда рискуют потерять голову.

Барбара была польщена и сразу же взыграла:

– Господи, какой же вы несносный!

– Ваш облик сделал меня слишком смелым, ваша светлость. – Он опустил глаза и посмотрел на грудь Барбары, за что она кокетливо ударила его по руке веером:

– Негодник! Мне надо бы вас прогнать!

Она тряхнула головой и пошла дальше, но на следующее утро явился паж и пригласил его в комнату ее светлости. Его провели по коридору, и через дверь с задней стороны апартаментов он вошел прямо в теплую, роскошно обставленную спальню. Там его оставили в одиночестве. Барбара играла со своим спаниелем Джокки, на ней был накинут халат, волосы распущены.

Она подняла глаза, выпрямилась и небрежно махнула рукой:

– Доброе утро.

Он поклонился, его взгляд стал более смелым, а Барбара оглядела его сверху донизу, как осматривают жеребцов на конной ярмарке в Смитфилде.

– Доброе утро, ваша светлость. Теперь действительно доброе утро, ведь меня пригласили ухаживать за вашей светлостью. – И он снова поклонился.

– Вас, наверное, удивило, что благородная госпожа послала за простолюдином, не правда ли?

– Я благодарен вам, мадам. Почту за счастье оказать вам услугу.

– Гм, – пробормотала Барбара. Она приложила руку к губам. Почти вся нога ее обнажилась, потому что полы халата раскрылись. – Возможно, окажете. Да, возможно. – Вдруг она заговорила быстро и по-деловому: – Скажите, вы умеете хранить секреты?

– Ваша светлость, можете доверить мне свою честь.

– Откуда вы знаете, что именно я собираюсь доверить вам? – вскричала она, встревоженная тем, что он-с такой легкостью все понимает.

– Прошу прощения, ваша светлость. Я не хотел обидеть вас, клянусь.

– Я не хотела бы, чтобы вы посчитали меня шлюхой только потому, что я живу при королевском дворе. Уайтхолл пользуется дурной репутацией в наше время, но я хочу, чтобы вы знали, сэр, – я дорожу своей честью.

– Я убежден в этом, мадам.

Барбара снова расслабилась и позволила халатику распахнуться на груди.

– Знаете, вы необычайно привлекательный молодой человек. Если вы мне понравитесь, я могла бы добиться для вас более высокой должности.

– Я не желаю ничего большего, как только служить вашей светлости.

– Обычно я бы и не взглянула на обыкновенного стражника, вы понимаете, но, как ни странно, я почему-то испытываю к вам симпатию.

Он снова поклонился:

– Это больше, чем я заслуживаю, мадам.

– А чего вы заслуживаете, красавец?

На этот раз Букингем ответил ей своим обычным голосом:

– Ну как же, вашей личной проверки, ваша светлость .

– Ну… – начала Барбара, и вдруг ее глаза округлились, и она поражение уставилась на стражника. – Повторите это еще раз!

– Повторить еще раз что, ваша светлость? – спросил стражник.

Барбара облегченно вздохнула:

– Уф! На какой-то момент мне показалось, вы говорите точно, как один мой знакомый джентльмен, которого я отнюдь не желала бы сейчас видеть.

Букингем лениво оперся на свой мушкет. Одной рукой он снял с себя парик и нормальным голосом произнес:

– Может быть, вы говорите о его милости Букингеме?

У Барбары глаза вылезли из орбит, она побледнела, прижала руку ко рту, другой указала на него:

– Д ж о р д ж! Неужели это вы?

– Да, это я, мадам. И ни звука больше, прошу вас. Эта штука, – он показал на мушкет, – заряжена, и мне совсем не хотелось бы застрелить вас прямо сейчас, ибо вы мне еще пригодитесь.

– Но что вы здесь делаете? Именно здесь? Вы просто сошли с ума! Ведь вам отрубят голову, если поймают!

– Не поймают. Если мой камуфляж, не распознала моя собственная кузина, то никто другой не сможет разоблачить меня, вы согласны? – Букингем откровенно развлекался.

– Но что вы здесь делаете?

– Как что, разве вы забыли? Вы сами послали за мной!

– Ах вы, несносный плут! Я могла бы убить вас за это нахальство! Во всяком случае, я только хотела немного взбодрить вас, нужно же как-то убить время.

– Очень милое занятие для благородной дамы, должен признать. Но я занял этот пост не для того, чтобы совращать миледи Каслмейн. Вы отлично знаете, зачем я здесь.

– Нет, не знаю. Я не принимаю участия в ваших делишках.

– Если не считать того, что вы выдали мой секрет его величеству.

– Выдала? Лжете! Вы сами сказали мне, что это был гороскоп Йорка!

– Оказалось, что вам нельзя доверить даже ложь. Королю нужна лишь одна фраза, чтобы догадаться, каков сюжет пьесы. – Букингем тряхнул головой, будто выражал ей сочувствие. – Как вы могли быть столь глупой, Барбара, – ведь только благодаря моему доброму к вам расположению вы все еще можете находиться в Англии! Однако сейчас не составляет большого труда купить мне свободу. У меня такое впечатление, что король простил бы мне и большее прегрешение, если бы знал, что те письма сожжены…

– Джордж! – вскричала Барбара с отчаянием в голосе. – Боже мой, вы не скажете ему! Вы не должны говорить ему! О, ну пожалуйста, дорогой! Я сделаю все, что вы скажете! Располагайте мной как хотите, я стану вашей рабыней… только пообещайте, что не скажете ему!

– Во-первых, говорите потише, иначе все станет известно! Ладно, если хотите, пойдем на сделку. Что вы можете дать взамен за мое молчание?

– Все что угодно, Джордж! Все что угодно! Отдам все, что скажете!

– Есть только одно, что нужно мне сейчас, – снять с меня обвинение, реабилитировать мое имя.

Барбара неожиданно села, испуганная и беспомощная, с побледневшим лицом.

– Но вы же знаете, именно этого я не могу сделать! И никто не может сделать этого для вас, даже Ринетт! Все считают, что вы будете обезглавлены. Придворные уже начинают делить ваше поместье! О Джордж, пожалуйста… – Она снова начала плакать и заламывать руки.

– Прекратите сейчас же! Терпеть не могу женские истерики! Что за околесицу вы несете! Старина Роули может смотреть на ваши выкрутасы, если ему угодно, но мне надо обдумать другие дела. Послушайте, Барбара. Если постараетесь, вы можете убедить его, что я невиновен. Как вы это будете делать – ваша забота. Женщине не требуется помощь в сочинении лжи.

Он снова надел на голову черный парик, взял в руки мушкет.

– Я помогу вам войти с ним в контакт. – Он поклонился. – Желаю успеха, мадам. – Потом он повернулся на высоких каблуках, вышел из спальни Барбары, а затем покинул дворец – широкоплечий черноволосый стражник. Его никогда больше не видели у дверей апартаментов леди Каслмейн.

Глава сорок девятая

Даже после замужества Эмбер продолжала жить в доме Элмсбери, ибо рассчитывала, что вскоре получит резиденцию при дворе и будет жить во дворце.

Своему мужу она предложила жить в районе Ковент-Гардена, и, поскольку он с колыбели привык жить под каблуком у женщин, он так и поступил, хотя и не считал это правильным. Несмотря на то что допускалось, чтобы муж. и жена ненавидели друг друга, имели любовников и любовниц, устраивали скандалы и ссоры на публике и распускали друг о друге грязные сплетни, – тем не менее никак не разрешалось, чтобы супруги жили в разных домах или спали в разных постелях. С некоторым удивлением Эмбер обнаружила, что она завела новую моду, которая потрясла все светские семейства.

Ее мужа звали Джералд Стэнхоуп, а титул, которым одарил его король, был – граф Дэнфордский. Ему исполнилось двадцать два, то есть он был на год младше Эмбер и казался полнейшим дурачком. Скромный, застенчивый, неуверенный в себе, слабенький и худощавый, он жил под постоянным страхом того, «что скажет матушка» о всяком его поступке или что сделает его жена. Матушка, сказал он, не одобрит того, что они живут в разных домах. Однажды он сообщил новость: его мать 0собирается приехать к ним в Лондон.

– У вас есть для нее комната в ваших апартаментах? – спросила Эмбер.

Она сидела перед туалетным столиком, над ее прической трудился французский куафёр, только что прибывший из Парижа. Чтобы залучить его к себе, дамы готовы были выцарапать глаза друг другу. В одной руке Эмбер держала зеркальце в серебряной оправе и разглядывала свой профиль, восхищаясь линией прямого лба и высокомерно вздернутого носика, а также пухлыми губками и маленьким круглым подбородком.

«Да, я красивее Фрэнсис Стюарт, – подумала она дерзко. – И все же я рада, что Фрэнсис исчезла, ушла с позором и никогда больше не будет досаждать мне».

Джералд выглядел несчастным, он был бледен и уныл. Путешествие на континент не придало ему лоска, а довольно хорошее образование не улучшило его манер. Частые посещения публичных домов, пьянки, конечно, не способствовали его возмужанию. Он походил на растерянного, неуверенного в себе, одинокого мальчика, и новый поворот в судьбе внес в его жизнь еще большую сумятицу.