Брюс обнимал ее и улыбался, словно пытался рассеять страхи и опасения несносного ребенка.
– Ну конечно же, Эмбер, ты снова станешь такой, как прежде, дорогая. Ведь ты перенесла страшную болезнь, нельзя же думать, что все пройдет бесследно через несколько дней.
Они совсем недолго плыли на яхте, а здоровье Эмбер значительно улучшилось, она все более становилась сама собой.
Наверное, впервые в жизни они осознали, как это замечательно – просто жить на свете: проводили много часов лежа на подушках на палубе, наслаждаясь жаркими лучами солнца, которые, казалось, проникали до самых костей. Брюс лежал полностью обнаженным, и его тело приобретало красивый бронзовый цвет. Эмбер прикрывала тело, боясь потерять свой естественный кремовый цвет кожи. Они жадно наслаждались всем: небом позднего лета, ясность и голубизна которого лишь подчеркивались прослойками облаков; звуками коростеля, росистыми рассветами, запахом земли и теплым летним дождем; серебристо-зелеными листьями платанов, росших над глубокими стремнинами; видом маленькой девочки на фоне белых маргариток среди стада белых гусей.
Потом они начали заходить в деревни, чтобы купить провизии, иногда обедали в местных тавернах, что стало для них теперь редкой роскошью и почти приключением. Эмбер очень тревожилась и о Нэн, и о маленькой Сьюзен, особенно когда узнала, что и в деревнях побывала чума. Но Брюс сумел убедить ее, что с ними все в порядке.
– Нэн – женщина рассудительная и самостоятельная и очень верна тебе. Если бы возникла малейшая опасность, они тотчас бы уехали. Доверься ей, Эмбер, и не мучай себя ненужными страхами.
– О, я доверяю ей! – говорила Эмбер. – Но я не могу не беспокоиться! Как я была бы счастлива узнать, что они живы-здоровы!
Все, что видела теперь Эмбер, напоминало ей Мэригрин и ее жизнь с тетей Сарой и дядей Мэттом. Эссекс – богатое сельскохозяйственное графство с многочисленными фермами и хуторами, утопающими в вишневых садах. Здесь было много маленьких приятных деревушек на расстоянии не больше двух-трех миль друг от друга. Деревенские дома были сложены из вишнево-красного кирпича, оконные рамы сделаны из дуба, а соломенные крыши лежали сверху, как толстые теплые одеяла. По стенам домов до верхних окон спален вились розы. На верхушках крыш мирно ворковали перламутрово-серые голуби, на пыльных дорогах копошились воробьи. Все это означало для нее мир и покой, которых нигде больше не найти, – только здесь, в деревне.
Она рассказала Брюсу о своих впечатлениях и добавила:
– У меня никогда не было такого чувства, когда я жила в деревне, но, клянусь Богом, я вовсе не хотела бы вернуться обратно!
Он нежно улыбнулся ей:
– Ты взрослеешь, Эмбер, дорогая.
Эмбер взглянула на него с удивлением и возмущением:
– Взрослею? Да как ты можешь так говорить! Мне еще нет и двадцати двух! – Женщины начинали ощущать свой возраст лет с двадцати.
Он засмеялся.
– Я не хотел сказать, что ты стареешь. Только, что ты достаточно взрослая, чтобы у тебя появились воспоминания, а они всегда имеют привкус грусти.
Эмбер задумалась, а потом усмехнулась. Наступили сумерки, Эмбер и Брюс возвращались в Сэфайр по прибрежному лугу. Слышалось жужжание кузнечиков и кваканье лягушек, похожее на звук кастаньет.
– Наверное, ты прав, – согласилась она. Она посмотрела на Брюса. – А ты помнишь тот день, когда мы встретились? Я могу закрыть глаза и ясно увидеть тебя: как ты сидел верхом на лошади и каким взглядом окинул меня. У меня все внутри задрожало, на меня прежде так никто не смотрел. Помню, в каком ты был наряде: черный бархат и золотая перевязь – о, какой красивый костюм! И как прекрасно ты выглядел! Но ты напугал меня немного. Да и сейчас пугаешь, пожалуй, – скажи мне, почему это?
– Представить себе не могу. – Его забавлял этот разговор: Эмбер часто вспоминала эпизоды прошлого и никогда не упускала ни одной детали.,
– О, а ты подумай! – Они шли теперь по шаткому деревянному мостику, Эмбер впереди. Неожиданно она обернулась и взглянула на него. – Что было бы, если бы тетя Сара не послала меня отнести имбирный пряник жене кузнеца! Ведь тогда мы никогда бы не встретились! И я по-прежнему жила бы в Мэригрин.
– Да нет, не жила бы. Через деревню могли бы проезжать и другие кавалеры – и ты все равно уехала бы, увидела бы ты меня или нет.
– Как ты можешь так говорить, Брюс Карлтон! Я бы не уехала! Я поехала с тобой, потому что ты – моя судьба, мне об этом сказали звезды! Наши судьбы решаются на небесах, и ты сам это знаешь!
– Нет, я не знаю этого, и ты – тоже. Ты можешь так думать, но знать – не можешь.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Они перешли через мостик и шли теперь рядом. Эмбер раздраженно стегала веткой по траве. Неожиданно она отбросила ветку и, круто повернувшись, посмотрела Брюсу в глаза. Она схватила его за руку.
– Разве ты не считаешь, что мы предназначены друг для друга, Брюс? Ты должен так считать, особенно теперь.
– Что ты имеешь в виду – теперь?
– Ну, после всего, через что мы прошли. Почему бы иначе ты остался и стал ухаживать за мной? Ведь ты мог уехать после того, как выздоровел, и оставить меня одну – если бы ты не любил меня.
– Боже, Эмбер, ты считаешь меня большим негодяем, чём я есть на самом деле. Ну конечно же, я люблю тебя. И в каком-то смысле я согласен, что мы предназначены друг для друга.
– В каком-то смысле? Что ты хочешь этим сказать?
Он обнял Эмбер, погрузил руку в ее густые волосы и поцеловал в губы.
– Вот что я хочу сказать, – тихо произнес он. – Ты красивая женщина, а я – мужчина. Конечно, мы предназначены друг для друга.
И хотя Эмбер больше ничего не сказала, это было не то, что она хотела услышать. Когда она жила с ним в Лондоне и рисковала своей жизнью, она не думала о благодарности и не ожидала ее. Но когда он остался с ней и нежно выхаживал ее, так же заботливо, как и она его, когда он болел, – она поверила, что Брюс изменился и что теперь женится на ней. Она ждала с растущим нетерпением и дурным предчувствием, что он сам заговорит о женитьбе, – но он ничего не сказал
«О, но это просто невозможно! – говорила она себе снова и снова. – Если он любит меня настолько, чтобы сделать все, что сделал, значит, его любви хватит и на то, чтобы жениться на мне. Он, конечно, женится на мне, когда изменятся обстоятельства, вот почему он ничего не говорит… Он думает…»
Нет, все попытки успокоить себя не могли унять сомнений, и ее терзания становились все более мучительными день ото дня. Эмбер начала понимать, что в конечном счете ничего не изменилось, он по-прежнему намерен жить своей жизнью, как и собирался, будто никакой чумы не было и в помине.
Эмбер жаждала поговорить с ним о женитьбе, но боялась нарушить гармонию, установившуюся теперь впервые между ними, – почти идеальные отношения с тех пор, как они узнали друг друга. Она заставляла себя не заводить разговор об этом и ждала наиболее благоприятного случая.
Дни быстро проходили. Остролист стал темно-красным; в садах стояли фургоны, полные фруктов, в воздухе стал ощущаться свежий осенний аромат спелых яблок. Раз или два шел дождь.
Они покинули яхту в Абингтоне и провели ночь в тихой старинной таверне. Им удалось уговорить хозяйку поверить в их свидетельства о здоровье: Брюс дал ей пять гиней сверх обычной платы, хотя их денежные запасы подходили к концу. На следующее утро они наняли коляску с проводником и отправились в поместье Элмсбери, миль за шестьдесят. Сперва они двигались по главной дороге в Глочестер, переночевали там и утром поехали дальше. Когда они добрались до Барберри-Хилл в середине утра, Эмбер чувствовала себя вконец измученной.
Элмсбери приветствовал их радостными возгласами. Он обнял Эмбер и поднял ее на руки, поцеловал Брюса и хлопнул его по спине.
Он все время пытался связаться с ними. Ему и в голову не приходило, что они – вместе. Сказал, что был страшно напуган чумой, и как же он рад, что они приехали.
Эмили тоже, казалось, была довольна, хотя и не столь горячо это выражала. Они все вместе вошли в дом.
Барберри-Хилл не был главной загородной собственностью, семейства Элмсбери, но именно этот дом хозяин реставрировал для семьи. Хотя и не такой роскошный, как дом Элмсбери на Стрэнде, этот дом имел свое очарование. Он был построен в форме латинской буквы L, сложен из красного кирпича и стоял у подножия холма. Часть его имела четыре этажа, а часть – три. Покатые крыши, различного вида фронтоны, мансардные окна и несколько спиральных. дымовых труб украшали постройку. Комнаты были декорированы лепниной и резьбой, на потолках – плафоны, как на праздничном торте, большая лестница с решетчатыми перилами в елизаветинском стиле вела в верхние покои, все было выдержано в яркой, сочной гамме цветов.
Элмсбери сразу же послал за Нэн Бриттон. И когда Эмбер отдохнула и переоделась в одно из платьев леди Элмсбери – лишенное, по ее мнению, всякого стиля и потребовавшее кое-каких переделок, – они с Брюсом отправились в детскую. Они не видели сына уже больше года, с того самого дня, когда встречались в доме Элмсбери в Лондоне.
Теперь ему было четыре с половиной года, и он сильно вырос и изменился. Глаза – того же серо-зеленого цвета, что и у Брюса, темно-каштановые волосы лежали волнами до плеч и завивались на концах крупными локонами. Он был одет в костюм настоящего джентльмена – так было принято делать, когда мальчику исполнялось четыре года, – и теперь он являл собою точную копию лорда Карлтона . У него была даже миниатюрная шпага на боку и шляпа с плюмажем.
Эта одежда символизировала вступление во взрослую жизнь, и мальчик уже учился читать и писать, делать простые арифметические вычисления. Кроме того, он брал уроки верховой езды, а также уроки танцев и правил хорошего тона. Вскоре начнутся уроки французского и латинского языков, а также греческого и иврита, уроки фехтования, музыки и пения. Детство – короткая пора, мужская жизнь начиналась рано, так как жизнь – извечный риск и терять время было недопустимо .
"Навеки твоя Эмбер. Том 2" отзывы
Отзывы читателей о книге "Навеки твоя Эмбер. Том 2". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Навеки твоя Эмбер. Том 2" друзьям в соцсетях.