– Где ты была столько времени, Эмбер? Что-нибудь случилось?

Она боялась поглядеть ему в глаза и подошла опустив взгляд. Головокружение находило на нее волнами, ей казалось, будто она стоит в центре вращающейся сферы, и она не могла понять – где пол, а где стены. Она стояла так с минуту, стараясь сориентироваться, потом, сжав зубы, решительно шагнула вперед.

– Нет, ничего не случилось, – ответила она, но голос звучал странно. Она надеялась, что он не заметит этого.

Эмбер медленно, преодолевая усталость и боль в мускулах, поставила поднос на столик и потянулась, чтобы взять стакан с напитком. Она увидела, как Брюс взял ее за руку, и когда она наконец решилась встретиться с ним взглядом, то заметила ужас и самоосуждение в его глазах; именно этого она больше всего боялась.

– Эмбер… – Он продолжал внимательно смотреть на нее, прищурившись. – Ты не… заболела? – Эти слова он произнес с усилием, словно нехотя.

– Да, Брюс. Наверное, да, заболела, – выдохнула она. – Но ты не должен…

– Не должен – что?

Она попыталась вспомнить, о чем идет речь.

– Не должен тревожиться.

– Не должен тревожиться! О, мой Бог! Эмбер, Боже мой, Эмбер! Ты заразилась, и это моя вина! Ты заболела только потому, что оставалась со мной и выхаживала меня! О дорогая моя, если бы ты уехала! Если бы только ты уехала! О, Господи! – Он отпустил ее руку и рассеянно провел ладонью по волосам.

Эмбер прикоснулась к его лбу.

– Не мучай себя, Брюс. Это не твоя вина. Я осталась с тобой, потому что сама так захотела. Я понимала, что это было опасно, но я не могла бросить тебя. И я нисколько не жалею… я не умру, Брюс…

Он поглядел на нее с восхищением, которого она никогда раньше не видела на его лице. Но в этот момент она ощутила неудержимый позыв к рвоте, и, прежде чем она добежала до ведра, ее стало рвать.

Каждый раз после рвоты она чувствовала себя совершенно разбитой и измученной. Вот и теперь она стояла над ведром, опершись на руки, и волосы закрывали ее лицо. По телу прошла дрожь, ей стало очень холодно, хотя в камине горел огонь и все окна были закрыты, а погода стояла необычно жаркая. Она услышала звук за спиной, медленно обернулась и увидела, что Брюс начал вставать с кровати. Из последних сил она рванулась к нему.

– Брюс! Что ты делаешь! Ложись обратно… – Она начала толкать его на кровать с отчаянием, но мышцы отказывались служить ей. Эмбер никогда не чувствовала себя столь слабой, столь беспомощной, даже после родов.

– Но я просто должен встать, Эмбер! Я должен помочь тебе!

Он вставал с кровати лишь один-два раза с тех пор, как заболел, и теперь его тело блестело От пота, лицо было искажено. Эмбер начала плакать, рыдания переходили в истерику.

– Не надо, Брюс! Ради Бога, не надо! Ты убьешь себя! Тебе нельзя вставать! О, после всего, что было!

Неожиданно она упала на колени, схватилась руками за голову и отчаянно зарыдала. Брюс откинулся на подушки, вытер лоб рукой и удивился, что у него кружится голова и звенит в ушах, – он считал, что почти выздоровел. Он погладил Эмбер по волосам.

– Дорогая моя, я не стану вставать. Пожалуйста, не плачь… Тебе еще понадобятся силы. Ложись и отдохни. Скоро придет сиделка.

Наконец, преодолевая усталость, Эмбер заставила себя подняться на ноги. Она стояла посреди комнаты, словно старалась вспомнить что-то.

– Что же я собиралась сделать? – пробормотала она наконец. – Что-то… Что же именно?

– Скажи мне, Эмбер, где лежат деньги? Мне нужно купить провизию. У меня с собой ничего нет.

– О да… деньги. – Слова застревали у нее в горле, будто она выпила слишком много шерри-бренди. – Они здесь… я сейчас принесу… за потайной дверцей…

Гостиная, казалось, была где-то далеко, нет, туда не дойти. Но когда Эмбер наконец добралась, она едва нашла потайную дверцу. Она вынула из тайника кожаный бумажник и небольшую горку драгоценностей. Все это она положила в подол передника и высыпала на кровать рядом с Брюсом. Ему удалось наклониться и выдвинуть из-под кровати кушетку. Он велел Эмбер лечь на нее, и она свалилась почти в полуобморочном состоянии.

Брюс бодрствовал всю ночь, проклиная свою беспомощность. Но он знал, что любое перенапряжение лишь принесет ему вред и может убить его. Самое лучшее, что он мог сделать, – сохранять силы, пока он будет не в состоянии помочь ей. Он слышал, что ее опять рвало, потом еще и еще раз, и всякий раз она стонала громко и отчаянно. В остальном же она оставалась спокойной. Столь спокойной, что он прислушивался к ее дыханию с нарастающим ужасом в душе. Потом снова начиналась рвота. Сиделка все не приходила.

Утром Эмбер лежала на спине с остановившимся взглядом, широко открытыми, невидящими глазами. Все мышцы расслабились, она не узнавала ни Брюса, ни окружающей обстановки. Когда он разговаривал с ней, она не слышала. Чума быстро развивалась, быстрее, чем у Брюса. Но эта болезнь протекала у всех по-разному.

Брюс решил, что, если сиделка вскоре не появится, он встанет и поговорит со стражником. Но приблизительно в семь тридцать раздался стук в дверь и на пороге возникла энергичная женщина и спросила:

– Я чумная сиделка, где больной?

– Поднимайтесь наверх!

Через несколько мгновений женщина вошла в комнату. Высокая, крепкая, лет тридцати пяти. Брюс был рад, что она казалась сильной и разумной.

– Проходите сюда, – пригласил он. Она вошла и тотчас увидела Эмбер.

– Я – лорд Карлтон. Моя жена заболела, как вы видите, и нуждается в уходе. Я бы сам ухаживал за ней, но я только выздоравливаю и еще не встаю. Если вы будете хорошо заботиться о ней – если она выживет, – я дам вам сто фунтов.

Он сказал неправду насчет жены, потому что решил, что это не имеет сейчас значения, а предложил сто фунтов, потому что думал, что это произведет нужное впечатление.

Женщина удивленно уставилась на него:

– Сто фунтов, сэр?

Она подошла поближе к кушетке и поглядела на Эмбер, которая нервно перебирала пальцами край одеяла, наброшенного на нее Брюсом. Если не считать этих движений, она, казалось, была без сознания. Под глазами Эмбер были грязно-зеленые круги, а нижняя часть лица блестела от желчи и слюны, засохших на подбородке. Последние три часа рвоты не было.

Сиделка покачала головой:

– Она сильно больна, ваша светлость. Я даже не знаю…

– Конечно, не знаете! – отрезал Брюс сердито и нетерпеливо. – Но попытаться вы можете! Она еще одета. Снимите с нее все, вымойте лицо и руки, заверните в простыни. Так ей будет хотя бы удобнее. Она готовила мне еду. Мыло и все прочее вы найдете на кухне. В той комнате есть чистые полотенца и простыни. Кроме того, надо вымыть пол и сделать уборку в гостиной. Там вчера умерла женщина. Ну, за работу! Как вас зовут? – спросил он.

– Миссис Сайке, сэр.

Миссис Сайке рассказала Брюсу, что служила кормилицей, но потеряла работу, потому что ее муж умер от чумы. Она сделала все, что велел Брюс. Он не давал ей бездельничать, и, хотя она знала, что хозяин болен и беспомощен и не может встать с постели, она послушно подчинялась его приказаниям – то ли из уважения к его титулу, то ли из-за обещанных ста фунтов

К наступлению ночи Эмбер стало еще хуже. В паху с правой стороны начала вздуваться чумная опухоль. Она все росла, оставаясь твердой и без признаков нагноения. Сайке этот факт очень встревожил – это был наихудший симптом, – и даже горчичный пластырь, который она наложила, ничего не дал.

– Что же мы будем делать? – спросил ее Брюс. – Ведь что-то можно сделать! Как вы поступали, когда опухоль не прорывалась?

Сайке смотрела вниз на Эмбер.

– Ничего, сэр, – сказала она медленно. – В таких случаях они умирают.

– Но она-то не умрет! – вскричал он. – Мы обязательно сделаем что-нибудь. Нет, она не умрет! – Брюс чувствовал себя хуже, чем позавчера, но он заставил себя бодрствовать, как будто его бдение поддерживало в Эмбер жизнь.

– Можно самим вскрыть опухоль, – сказала сиделка, – если завтра будет так же, как сегодня. Доктора так и поступают. Но боль от ножа иногда сводит больных с ума…

– Заткнитесь! Я не желаю этого слышать! Идите и принесите что-нибудь поесть.

Брюс был совершенно измучен и взвинчен, он страдал от собственной беспомощности. Снова и снова его терзала одна и та же мысль: «Она заболела из – за меня, и теперь, когда она нуждается в моей помощи, я лежу здесь, как бревно, и ничего не в состоянии сделать!»

К удивлению Брюса, Эмбер пережила эту ночь Но к утру ее кожа стала приобретать тусклый цвет дыхание стало прерывистым, сердце еле билось

Сайке заявила Брюсу, что это симптомы приближающейся смерти.

– Тогда мы вскроем опухоль!

– Но это может убить ее!

Сайке боялась что-либо делать, так как считала – что бы она ни сделала, больная все равно умрет и тогда она потеряет целое состояние

Брюс уже орал на сиделку:

– Делай, что я говорю!

Потом снова понизил голос, стал говорить спокойно, деловито, командным тоном:

– В верхнем ящике стола есть бритва, возьми ее. Сними шнур с занавесок и свяжи ей колени и щиколотки. Привяжи веревку к кушетке, чтобы она не могла двигаться, и запястья привяжи. Принеси полотенце и таз! Быстро!

Сайке суетливо металась по комнате, но через пару минут все его инструкции были выполнены. Эмбер лежала без сознания, надежно привязанная к кушетке.

Брюс пододвинулся к краю кровати.

– Дай Господи, чтобы она не знала… – пробормотал он. – А теперь внимание! Возьми бритву и разрежь опухоль – режь быстро и уверенно! Тогда будет не так больно. Ну, живей! – Он сжал правый кулак, на руке вздулись жилы.

Сайке с ужасом смотрела на него, крепко зажав в руке бритву.

– Я не могу, ваша светлость. Не могу. – У нее от страха стучали зубы. – Мне страшно! Вдруг она умрет под ножом!

С Брюса градом катился пот. Он облизал губы, судорожно сглотнул.