Карен Хокинс - Навеки твой

Миссис Оугилви готовилась умереть. О нет, не в физическом смысле, скорее, в эмоциональном, что гораздо хуже обычной смерти.

Они найдут ее здесь, в ее постели, одетую в самое лучшее шелковое неглиже розового цвета, глаза устремлены в потолок, и в них пусто, никаких эмоций.

Она в задумчивости сдвинула брови. Нет, эмоции должны присутствовать в ее взгляде. Быть может, неописуемая аура страдания. Да! Именно это они увидят. Бесконечное страдание.

Если бы Виола закрыла глаза, она могла бы почти воочию увидеть всю картину. Рыдающих слуг, ошеломленное выражение на лице у врача, раскаяние в глазах свекрови. Уже одно это вызвало у Виолы улыбку, поскольку именно вдовствующая свекровь стремилась ее погубить. Виола в этом не сомневалась.

Виола приехала в Стирлинг ухаживать за свекровью, заболевшей лихорадкой. Вдова взирала на невестку как на ангела, но Виола понимала, что так будет лишь до тех пор пока в ней нуждаются.

И действительно, как только вдова встала с постели, начались не слишком деликатные нападки, критические замечания сыпались как из рога изобилия. К сожалению, именно в этот день пошел снег, и Виола задержалась с отъездом. Задержалась в доме, хозяйка которого считала, что Виола «не слишком подходящая пара для моего Джеффри».

С возрастающим недовольством наблюдала Виола за тем, как растут сугробы вокруг старого сырого дома. Ей так не хватало уюта и элегантности собственного дома, не хватало присутствия любимого Джеффри и замечательной дочери, ее красавицы Венеции.

Именно Венеция служила причиной постоянных разногласий между невесткой и свекровью. Старая летучая мышь одно время то и дело повторяла, что Венеция «пропадает» без мужа, и намеками давала попять, что виновата в этом Виола.

Ничто, ну просто ничто, не могло быть более далеким от истины! Виолу даже сейчас затрясло при воспоминании о несправедливых обвинениях, намеках на то, что она-де плохо воспитала дочь, и, что еще хуже, на то, что она из чистого себялюбия удерживает Венецию дома, чтобы та вела хозяйство вместо того, чтобы выйти замуж.

Виола вцепилась в простыню, от души желая, чтобы в руках у нее вместо простыни оказалась тощая шея вдовствующей старухи. Знала бы старая ведьма, сколько усилий прилагала Виола, чтобы заинтересовать Венецию хоть одним из множества достойнейших молодых мужчин, которых она с этой целью приглашала в Оугилви-Хаус, знала бы, сколько денег было истрачено на эти приемы, сколько выездов в свет они с дочерью делали в течение сезона…

И все впустую.

Нельзя сказать, чтобы Венеция была необщительной. Не была неблагодарной, не отказывалась от участия в развлечениях, но никогда не говорила ни о своих впечатлениях, ни о мужчинах, с которыми знакомилась. Ни развлечения, ни мужчины ее не интересовали.

Виола имела собственное мнение насчет того, почему Венецию так трудно увлечь. Мужчина носил имя Грегор Маклейн и являл собой чертовское неудобство с самого начала. Трудно было ожидать, чтобы Венеция уделила внимание простому смертному, если при ней находился Грегор Маклейн. Виола ловила себя на том, что и сама на него заглядывается. Может, оно и смешно, однако этот мужчина был слишком красив, чтобы устоять перед ним.

Венеция давно перешагнула черту брачного возраста, и Виола больше всего на свете желала подержать на коленях: хоть одного внука или внучку до того, как уйти из жизни.

Поэтому обвинения свекрови Виола воспринимала особенно болезненно и сейчас лежала на постели, сжимая в руке флакон с нюхательной солью.

Она приподняла голову с подушки и посмотрела на часы на каминной полке. Они показывали пять минут пятого. Виола лежит у себя в комнате более трех часов, и до сих пор никто не заглянул к ней, не спросил, почему она не вышла к чаю. Виола снова откинулась на подушке, в животе неприятно заурчало. Разумеется, вдовствующая особа вскорости пришлет кого-нибудь узнать, не заболела ли она. Это если в планы злобной фурии не входит потворствовать тому, чтобы Виола уморила себя голодом и…

В дверь негромко постучали.

Наконец-то! Виола поправила покрывало и снова опустила голову на подушку и скрестила руки натруди.

В дверь постучали еще раз, уже громче.

Виола ждала затаив дыхание. Она закрыла глаза, но так, чтобы одним можно было видеть дверь сквозь узкую щелочку. Ручка повернулась, и дверь отворилась. В комнату на цыпочках вошла Лайза, горничная вдовы.

Виола закрыла глаза и стала ждать.

Один осторожный шаг, потом второй.

Виола представила себе, как она сейчас выглядит. Длинные белокурые волосы (слава Богу, достаточно светлые, чтобы скрыть пробивающуюся седину!) распущены; на голове изящный кружевной чепец. Подол розового шелкового неглиже ниспадаете постели красивыми складками. Лицо умиротворенное, полное изящества и гордое… о, да, вид у нее вполне достойный.

В сердце Виолы затеплилась надежда. Быть может, вдовствующая особа пожалела о слишком поспешно сказанных словах. Старуха, должно быть, ужасно забеспокоилась, когда Виола не вышла к чаю, осознала наконец, что обязана относиться к невестке с определенным уважением и послала к ней горничную с извинениями за неучтивое поведение.

Увидев, что Виола лежит неподвижно, горничная наверняка встревожится, может, даже испугается. Ахнет и выбежит из комнаты с криком о помощи. Сбегутся домочадцы и уведомят вдову о возможной кончине Виолы. Старая склочница так расстроится, что, возможно, ударится в слезы, перепугает всех слуг неожиданным взрывом чувств. Все поймут, как жестоко вдова обращалась с Виолой.

Шаги горничной теперь не были слышны: у кровати лежал толстый ковер, и, видимо, девушка подошла совсем близко. Лицо Виолы ничего не выражало. Она не шевелилась, дышала глубоко и ровно.

– Миссис Оугилви? – совсем рядом с кроватью прозвучал голос Лайзы.

Веки Виолы чуть дрогнули, но глаза она так и не открыла.

– Миссис Оугилви? – повторила горничная, легонько дотронувшись рукой до лежавшей поверх покрывала руки Виолы. – Хозяйка послала меня за вами.

Веки Виолы снова дрогнули, но не более того.

– Быть может, у вас месячные?

Виола чуть не ахнула. Как смеет эта девчонка высказывать подобные предположения?!

– Если это так, могу принести вам настойки горького корня, и плохое настроение как рукой снимет.

Виола не удостоила горничную ответом. Надо же! Какая бестактность – говорить о таких вещах! Может, это свекровь ее надоумила?

– Хозяйка говорила, что вы, наверное, малость выбиты из колеи из-за месячных. Сказала, что ежели так оно и есть, то надо облить вас водой из вашего тазика для умывания. Я сама этого не делаю, но если от этого вам станет лучше…

Вопреки ее наилучшим намерениям глаза у Виолы раскрылись сами собой.

– Эта женщина велела вам облить меня водой? – не удержалась она от вопроса, подчеркнув пренебрежительным тоном слово «женщина».

– Ага. По правде говоря, она велела мне сначала облить вас, а уж потом передать, что вас зовут, но я не подумала устраивать такие спортивные штуки.

Терпение у Виолы лопнуло. Она села на постели и выпрямилась. Глаза у нее вспыхнули.

– Пожалуйста, передайте вашей хозяйке, что я не в настроении пить чай.

– Смею сказать, что так оно и есть, – ответила Лайза, ничуть не обеспокоенная ледяным тоном Виолы. – Но вам все равно придется, как ни крути. Гости приехали, а хозяйка недовольна, потому как у нее всего четыре лепешки к чаю.

Виола посмотрела в окно. Снег растаял, дороги превратились в реки жидкой грязи.

– Кто же это явился в такую погоду?

– В числе прочих ваша дочь. Некоторые из ее знакомых показались мне так, шушерой, зато один красивый, как Люцифер! – Лайза даже вздрогнула от восторга. – У него на лице шрам, как будто от самого дьявола!

– Вот это да! – Виола соскочила с кровати так резво и неожиданно, что горничная поспешила отступить. – Подай мне голубое утреннее платье! И не теряй времени, глупая девчонка! Мы должны поспешить!

Виола оделась в рекордно короткое время. Она слышала дрожащий голос своей вдовствующей свекрови, когда та спускалась с лестницы, слышала и другие голоса. Что привело сюда Венецию? И кто прибыл вместе с ней?

Виола вошла в гостиную и сразу увидела дочь. Венеция, которая оставалась элегантной при самых чрезвычайных обстоятельствах, на этот раз была как-то печально поникшей и выглядела усталой. Остальные гости тоже чувствовали себя явно не в своей тарелке. Одежда в беспорядке, измятая, обувь в грязи.

– Мама!

Венеция бросилась к Виоле и обняла ее. Она всегда была любящей дочерью, но в том, как крепко она прижалась к Виоле, было что-то похожее на отчаяние.

– Венеция! Что ты тут делаешь? Пожалуйста, не думай, что я тебе не рада, но, Боже милостивый, что случилось?

Через плечо Венеции Виола посмотрела на Грегора; он ответил ей вполне спокойным взглядом, но сердце подсказало Виоле, что приехали они не просто так. Что-то, случилось.

Что-то очень важное.

Искорка надежды вспыхнула в душе у Виолы. Она ласково похлопала Венецию по плечу:

– Ладно, успокойся. Ты должна мне все рассказать.

– Конечно, расскажу. Это долгая история. А пока позволь мне познакомить тебя с моими спутниками. Это – мисс Платт.

Тощая женщина с жидкими волосами мышиного цвета нервно кивнула Виоле.

– А это мисс Хиггинботем и сэр Генри Лаунден.

Исключительно хорошенькая девушка, вся перепачканная в грязи, покраснела и тоже кивнула в знак приветствия. Весьма достойный на вид джентльмен, который встал, когда Виола вошла в комнату, отвесил почтительный поклон.

– А Рейвенскрофта ты уже знаешь.