– Он смотрел прямо на меня! – не сдавалась мисс Платт, обмахивая побагровевшее лицо ладонью, словно веером. – Я думаю… быть может, он… возможно ли, что он… полюбил меня? О, мисс Уэст, пожалуйста, скажите мне, что вы об этом думаете? Ведь он ваш брат!

– Я не думаю, что мистер Уэст способен кого бы то ни было полюбить по-настоящему, – ответила Венеция. – Он еще слишком молод.

Элизабет сочувственно взглянула на мисс Платт и сказала:

– Это значит лишь то, что он пока еще не способен полюбить.

Мисс Платт попыталась улыбнуться. Венеция почувствовала себя так, словно ударила ногой щенка.

– Простите, мисс Платт. Вероятно, я не самый подходящий человек, к которому можно обратиться с вопросом о чувствах мистера Уэста.

Мисс Платт попробовала подбодрить себя, распрямив спину и плечи.

– Это верно, хотя я знаю, что я видела. Мисс Элизабет, может, поднимемся наверх и уложим вещи?

Элизабет кивнула с отсутствующим видом:

– Конечно. Вы идите, а я поднимусь чуть позже.

Мисс Платт перевела взгляд с Элизабет на Венецию и обратно, явно недовольная отказом мисс Хиггинботем.

– Но, мисс Хиггинботем… Элизабет… я думаю, мы с вами, укладывая вещи, могли бы поговорить о любовных отношениях, поскольку мы обе, так сказать, ветераны этого счастливого состояния.

– Да, хорошо, но сначала я должна кое-что обсудить с мисс Уэст. Вы можете подняться первой, а я ненадолго задержусь.

Мисс Платт выразила свое неодобрение возмущенным фырканьем, вскинула голову и выплыла из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Элизабет подошла к двери. Приоткрыла ее и выглянула. По-видимому, удовлетворенная, она закрыла дверь, вернулась к Венеции и села рядом с ней. Глаза у Элизабет блестели необычайно ярко, она взяла руку Венеции в свою и крепко сжала.

– Я должна поговорить с вами.

– Пожалуйста.

– Мисс Уэст, я могу довериться только вам. Миссис Блум чересчур строгая, а что касается мисс Платт, то за время, проведенное в гостинице, я составила о ней мнение как о личности не слишком приятной.

Венеция думала примерно то же самое. Как ни странно, если сначала она посчитала миссис Блум чуть ли не монстром, постоянно унижающим достоинство мисс Платт, то позже убедилась в добропорядочности пожилой женщины и в ее благих намерениях по отношению к окружающим, в желании делать людям добро. В то же время мисс Платт все более и более казалась ей себялюбивой.

– Мне больше не к кому обратиться, – произнесла Элизабет с тяжелым вздохом. – Мисс Уэст… Венеция… обещайте, что вы не отвернетесь от меня!

– Я сделаю все, что в моих силах.

– Элизабет! – донесся из-за двери голос сквайра. Девушка с опаской оглянулась.

– Мисс Уэст, я долго думала о том, что вы говорили мисс Платт насчет независимости и необходимости использовать счастливый случай…

– Элизабет! – крикнул сквайр, видимо, уже у самой двери.

Девушка встала, но не выпустила руку Венеции из своей. Выражение лица у нее было очень серьезное.

– Мисс Уэст! – порывисто заговорила она. – Я могу вам довериться?

– Конечно, можете, но я пока не понимаю…

Дверь открылась, и вошел сквайр, в пальто и шляпе, с большим не застегнутым чемоданом в руках. Чемодан был набит сорочками и жилетами, но не доверху, и тем не менее вещи могли из него вывалиться в любую минуту.

– Ах вот ты где! – Сквайр водрузил чемодан на стол, и один из жилетов вывалился на пол. – Маклейн удалил из нашей кареты сломанную ось, и я решил уложить свой чемодан, но это оказалось нелегкой задачей. Может, твоя дуреха горничная с этим справится и запихнет мои вещи в это проклятое вместилище?

Элизабет изобразила улыбку:

– Разумеется! Как только она уложит мою одежду, я велю ей заняться твоей.

– Отлично! Я отнесу все это в твою комнату.

Элизабет остановила на Венеции долгий многозначительный взгляд и нехотя последовала за отцом.

Венеция вздохнула. С чего это Элизабет решила, что именно ей она может довериться? И когда это миссис Блум успела превратиться в отзывчивую женщину, а мисс Платт – во вздорную особу? Быть может, она, Венеция, с самого начала неверно судила и о той, и о другой?

Но все это ровным счетом ничего не значило по сравнению с тем, что произошло между ней и Грегором на кухне. Венеция облокотилась о стол и спрятала лицо в ладонях, снова и снова вспоминая страстные поцелуи Грегора. Она не могла не думать о бездонной глубине его глаз, о том, каким желанным он оставался для нее все то время, пока они сидели за обеденным столом, – даже в те минуты, когда он бросал на нее неодобрительные взгляды. Не могла она не думать и о том, что произойдет с их маленькой случайной компанией, когда они попадут в лондонский большой свет.


Следующее утро выдалось солнечным и теплым. Снег на дороге растаял, и только ледяная кромка возле сарая напоминала о белом одеяле, которым было укрыто все вокруг еще день назад.

Венеция свернула пару чулок и уложила в чемодан: слабый запах лаванды напомнил ей о ее собственной уютной и всегда аккуратно прибранной спальне в Оугилви-Хаусе. Она со вздохом заперла чемодан.

После бурных треволнений предыдущих дней сегодняшняя ночь прошла спокойно и уныло. Грегор, Рейвенскрофт и сквайр еще не вернулись из Эддингтона.

Элизабет весь вечер донимала Венецию взглядами, полными невысказанного значения. Венеция попробовала расспросить ее, но девушка в ответ лишь таинственно улыбнулась и произнесла не без лукавства:

– Все в свое время, мисс Уэст. Все в свое время!

Венеция устала от всего, вместе взятого, и сбежала к себе в спальню. Она уже приготовилась ко сну и распустила волосы, когда услышала шаги за дверью и поняла, что Грегор и другие мужчины вернулись. Поскрипывание половиц заглушало их голоса, и Венеция прилегла на пол, чтобы подслушать разговор.

Как и следовало ожидать, ее усилия оказались тщетными. Тогда она встала и забралась в постель, желая поскорее уснуть, но сон не шел к ней. Вошла Элизабет в сопровождении горничной. Вдвоем они создавали достаточно шума, чтобы разбудить мертвого. Венеция поспешила притвориться спящей, она была не в состоянии выдержать еще один акт мелодрамы.

Элизабет вздохнула, улеглась под одеяло и мгновенно уснула глубоким сном. Венеция пролежала без сна почти всю ночь, размышляя о том, что говорил ей Грегор. Он, конечно, прав. Скандал неизбежен. Начнутся пересуды, и, несомненно, найдутся люди, которые откажутся с ней общаться. Количество приглашений сократится. Только очень, очень богатые люди могут пренебрегать общим мнением без ущерба для собственного положения, а она, увы, не принадлежит к числу этих избранных.

Венеция окажется в ужасном положении. Грегор это осознавал. Бедняга настолько жалел ее, что заставил себя сделать ей предложение.

Однако Венецию это не устраивало. Она хотела жениха, который любил бы ее: Не такого, который, нарезая на кухне морковь, всего-навсего заявил бы, что «это должно быть сделано».

С тяжестью на сердце Венеция в очередной раз взбила подушку и легла на бок, отвернувшись от Элизабет, чтобы храп милого ангелочка не казался особенно громким. В конце концов усталость взяла верх, и она уснула.

Наступило долгожданное утро, горчичная Элизабет принесла на подкосе завтраки возмутительно бодрым голосом сообщила, что джентльмены уже позавтракали в общем зале.

Сердито ворча что-то себе под нос насчет тех, кому с утра чересчур весело, Венеция встала с постели измученная. Она быстро оделась, сунула в карман мантильи перчатки и готова была спуститься вниз.

Тем временем Элизабет перешептывалась со своей горничной, и голоса их, пусть и приглушенные, лезли Венеции в уши.

В дверь постучали. Элизабет прервала бесконечный поток указаний, которые она нашептывала горничной, и бросилась к двери:

– Я сама возьму!

Но тут ее поведение резко и внезапно переменилось. Вместо уверенной в себе, бодрой молодой леди у двери, прижав ладонь ко лбу и опустив плечи, стояла чем-то сильно озабоченная девица.

– Доброе утро, – услышала Венеция ее слова, произнесенные слабым охрипшим голосом. – Это лорд Маклейн, – добавила преобразившаяся Элизабет и закашлялась.

– Доброе утро, мисс Хиггинботем. – Голос Грегора, казалось, заполнил всю комнату. – Я как раз собирался пожелать вам именно такого утра, но, вижу, вам нездоровится.

– Боюсь, я подцепила простуду, как и моя горничная, – сообщила Элизабет, и тотчас из-за ее спины донеслось слабенькое покашливание служанки.

– Мне жаль это слышать.

– Хочу надеяться, что это не затронет легкие, – произнесла Элизабет с болезненной улыбкой, после чего повернулась и неуверенной походкой пошла от двери.

Грегор взял ее под руку, и она прильнула к нему с трогательным вздохом, в манере плохо поставленной драмы в театре «Друри-Лейн».

Венеция встретилась глазами с Грегором, и на мгновение между ними промелькнула смешливая искорка.

Потом выражение его лица вновь сделалось серьезным, и он резко отвернулся.

Венеция вновь наклонилась над чемоданом, с трудом сдерживая слезы. Никогда, никогда больше не возобновится их дружба с Грегором. Отношения между ними испорчены безнадежно.

Пока горничная Элизабет помогала своей хозяйке усесться в кресло, Венеция попробовала сосредоточиться на том, что происходило с ее соседкой по комнате. Что она затевает? Пытается привлечь к себе внимание Грегора?

При этой мысли Венеция вспыхнула. Она втиснула свой серебряный гребень в ридикюль с такой силой, что едва не порвала подкладку. Проклятие, проклятие, проклятие! Как ей хотелось прекратить эту нервотрепку, не дергаться каждый раз при появлении Грегора!

– Мисс Хиггинботем, сквайр попросил меня уведомить вас, что скоро будет готов к отъезду, – сказал Грегор. – Он пришлет сюда человека, который заберет ваш багаж.

Венеция снова вздрогнула при звуке голоса Грегора, но продолжала укладывать разные мелочи в ридикюль – любимые часики, носовой платок, зеркальце в серебряной оправе… «Делай все как можно спокойнее, и ты сама успокоишься», – твердила она себе.