— Думаю, ты вполне можешь позволить себе отдохнуть денек от своих дел, — с нажимом сказал он. — А уж я и подавно.

Ему действительно совершенно нечего было делать — разве что читать дневник Сары.

— Договорились, да?

Чарли смотрел на нее с такой надеждой, а голос его звучал так убедительно, что Франческа сдалась сразу, хотя и знала, что, приняв приглашение, будет чувствовать себя обязанной. Этого она хотела избежать любой ценой, боясь, что потом Чарли попросит ее о чем-то, что она не сможет ему дать.

— Хорошо. Но только на один день, — согласилась она.

— Ура! — завопила Моник и захлопала в ладоши. Ее настроение повысилось сразу на несколько пунктов, и она принялась описывать Чарли и Франческе «змейки», развороты и виражи, которые она собиралась проделать. Когда она с самым серьезным видом стала разбирать достоинства и недостатки клэрмонтской трассы, сравнивая ее с такими горнолыжными мекками, как Корчевелло и Кортина-д'Ампеццо, Франческа и Чарли не выдержали и рассмеялись. Оба знали, что в смысле качества трасс Клэрмонт был, по сути дела, третьеразрядным провинциальным местом, однако это не могло испортить им удовольствия от катания. Во всяком случае, на обратном пути в Шелбурн-Фоллс они говорили только о предстоящем выходном.

Чарли довез их до самого дома Франчески. Это было аккуратное деревянное строение с небольшим палисадничком; забор и стены были выкрашены белой краской, а ставни и крыша — зеленой. Ведущая к крыльцу дорожка была расчищена от снега до самого асфальта, а в сугробе справа от двери торчал ярко-алый бумажный цветок — творение рук Моник.

Выбравшись из машины, Франческа поблагодарила Чарли за ужин.

— Все было чудесно. Мне очень понравилось, — сказала она искренне.

— И мне тоже! — пискнула Моник. — Спасибо, Чарли!

— На здоровье, — улыбнулся Чарли. — Увидимся завтра. Когда мне за вами заехать?

Чтобы не испугать Франческу, Чарли не сделал никакой попытки зайти в дом и даже остался сидеть за рулем, хотя в другой обстановке он обязательно проводил бы их до дверей. Франческа снова стала похожа на пугливую лань, готовую скрыться в лесу при малейших признаках опасности, и Чарли не хотел рисковать. Ему было очевидно, что она боится подпускать его слишком близко, какими бы откровенными ни были их разговоры.

— Как насчет восьми утра? — предложила Франческа. — Если выехать в восемь, то к девяти мы уже будем на месте.

— Принимается. Только бы погода не подвела.

Он смотрел, как они идут к дверям, как отпирают замок. Потом в домике зажегся свет, окна осветились теплым оранжевым светом, и Чарли подумал, что внутри, должно быть, хорошо и уютно.

Некоторое время он смотрел на дом Франчески, потом завел мотор и отъехал. Он снова чувствовал себя одиноким и никому не нужным. Чарли казалось, что отныне он просто обречен вечно быть посторонним наблюдателем, который только следит за отношениями Франчески и Моник, за любовью Кэрол и Саймона, за жизнью Сары и Франсуа, не принимая в этом никакого участия. Во всех трех случаях он был «третьим лишним», и это обстоятельство угнетало его, но Чарли не знал, что ему следует предпринять, чтобы исправить положение.

Должно быть, именно поэтому он не сразу поехал домой, решив заглянуть сначала к Глэдис Палмер.

Глэдис приветствовала Чарли лучезарной улыбкой. Она была жива и здорова, настроение у нее было приподнятое, да и выглядела она неплохо.

Когда он постучал к ней в дверь, Глэдис как раз готовила и руки у нее были в муке, но приезду Чарли она была рада. Усадив его в кресло, она отправилась на кухню и вскоре уже угощала Чарли крепким чаем с пышущими жаром булочками и душистым печеньем.

— Ну, как идут дела? — спросила она.

Чарли решил пока не рассказывать ей о дневнике Сары. Сначала он сам прочитает дневник до конца.

— Все нормально, Глэдис, — ответил он и подумал, что дела, пожалуй, идут не то чтобы блестяще, но и вправду нормально.

Потом он рассказал Глэдис о том, как ужинал с миссис Виронэ и ее очаровательной дочкой, и она искренне за него порадовалась.

— Довольно многообещающее начало, Чарли, мальчик мой, — сказала Глэдис, сияя улыбкой. Она действительно была очень довольна, что у него наконец стало что-то меняться. Дело было даже не в весьма туманных перспективах, а в том, что в Чарли, похоже, проснулся интерес к окружающему миру, который, как надеялась Глэдис, должен был рано или поздно победить в нем желание бередить старые раны.

— Поживем — увидим, — ответил Чарли.

Вскоре после этого Чарли распрощался с Глэдис и отправился домой. Как ни странно, он чувствовал себя бодрее. Встречи с Глэдис явно действовали на него благотворно. Она стала для него как мать, а кто, кроме матери, сумеет понять и утешить свое дитя?

В доме, когда Чарли начал подниматься по лестнице на второй этаж, ему почудились чьи-то легкие шаги, и некоторое время он стоял, замерев на месте, напряженно прислушиваясь и желая, чтобы это оказалась она, Сара. Но звук не повторился — должно быть, у него просто разыгралось воображение.

Еще несколько мгновений он стоял в темноте, потом вздохнул и стал подниматься дальше. Войдя в комнату, он включил свет и огляделся. В спальне все было в точности так же, как он оставил уходя.

Всю обратную дорогу Чарли думал о том, как снова возьмет в руки дневник Сары, но сейчас он решил отказаться от этого своего намерения. Сара и Франсуа стали для него гораздо более реальными, чем настоящие, живые люди, и Чарли уже несколько раз ловил себя на том, что мечтает каким-нибудь волшебным образом перенестись на двести лет назад, чтобы встретиться с ними.

Это был достаточно тревожный симптом.

В эту ночь он вооружился детективом и даже заставил себя прочесть несколько страниц, но по сравнению с дневником Сары он был таким скучным, невыразительным и плоским, что Чарли отложил книгу. Через десять минут он уже спал.

Раздавшийся за портьерой тихий шорох все же заставил его пошевелиться. Чарли приподнял голову и приоткрыл глаза, но он слишком устал и тотчас же снова уронил голову на подушку. Глаза его сами собой закрылись, и он так и не увидел, как она прошла через комнату и скрылась за дверью.


Верный данному себе слову, Чарли так и не притронулся к дневникам. Утром он встал очень рано и отправился в Шелбурн, чтобы захватить Франческу и Моник. По дороге, несмотря на ранний час, Чарли заехал к Глэдис, чтобы завезти ей книгу о Саре и Франсуа, которую так и не вернул в библиотеку. Он даже успел выпить чаю и поделиться с Глэдис планами на сегодняшний день.

Глэдис удивленно улыбалась, слушая Чарли.

Она прямо сказала Чарли, что ей хотелось бы познакомиться с Франческой Виронэ и ее дочерью, и Чарли обещал" что, если они будут продолжать встречаться, он привезет к Глэдис обеих.

Мать и дочь уже ждали его около дома. Моник была в ярко-красном комбинезоне; Франческа же выглядела совершенно сногсшибательно в черном лыжном костюме из лайкры, облегавшем ее фигуру плотно, словно перчатка. Фигура у нее была безупречной, так что, даже если бы Чарли и не знал, что она раньше была моделью, теперь он мог об этом догадаться.

Но больше всего Чарли обрадовался тому, что обе, по всей видимости, пребывали в отличном настроении. Уложив лыжи в салон его семиместного «универсала», они с удобством расположились на сиденьях, и Чарли тронулся в путь. Через двадцать минут езды по хорошей дороге они были уже в Клэрмонте. Франческа с самым серьезным выражением лица еще раз предупредила дочь, что отдаст ее в горнолыжную школу, если та не будет кататься рядом с матерью и будет разговаривать с незнакомыми мужчинами.

В словах Франчески был резон. Должно быть, поэтому Моник, не поняв, что мать шутит, всерьез расстроилась.

— Лыжная школа — это просто кошмар, мама! — с негодованием возразила она. — Там никто не умеет развлекаться. Я не хочу!

Она надулась, и Чарли, сдерживая улыбку, предложил ей кататься с ним. Девочка ему нравилась, к тому же именно с горных лыж началась их дружба, но Франческе по-прежнему не хотелось прибегать к его помощи больше, чем это было необходимо.

— Разве ты не хотел бы покататься в свое удовольствие? Моник будет тебе мешать, — сказала она, и Чарли ответил не сразу, снова залюбовавшись ее удивительными глазами.

— Моник катается лучше меня, — проговорил он с улыбкой. — Скорее это я буду ей мешать. Мне за ней не угнаться.

— А вот и не правда! — тут же возразила девочка. — Ты катаешься очень хорошо. У тебя есть стиль, а это в нашем деле самое главное, — добавила она важно, и Чарли, не сдержавшись, расхохотался.

— Благодарю вас, мисс, — ответил он и слегка поклонился. — Значит, катаемся вместе? — Он повернулся к Франческе. — Не желаете ли к нам присоединиться? Или для вас мы — зеленые новички, с которыми и возиться-то не стоит?

Чарли еще ни разу не видел Франческу на трассе. Со слов Моник ему было известно, что «мама катается, к сожалению, медленно», но он подозревал, что это чересчур субъективная оценка.

— Она тоже катается ничего себе, — великодушно вставила Моник, и вопрос был решен. Они стали кататься втроем, и Чарли нисколько не пожалел об этом, когда увидел Франческу на трассе для слалома.

Он затруднился бы сказать, откуда Франческа знает такие трюки. Возможно, им ее обучил бывший муж, а может быть, она неплохо каталась и до него. Как бы там ни было, она справлялась с лыжами и со скользкой, обледеневшей трассой гораздо лучше, чем он предполагал. Правда, Франческа старалась не слишком рисковать, но у нее тоже был стиль, и каждый поворот она проделывала так элегантно и грациозно, что привлекла к себе внимание нескольких лыжников, которые смотрели на нее буквально разинув рты.

— Ты катаешься просто потрясающе! — не удержался Чарли от комплимента, когда они с Моник присоединились к Франческе у подножия горы.

— Мне нравится слалом, — призналась она. — Даже больше, чем скоростной спуск. Как это ни смешно, мой отец был слаломистом, и, когда я была маленькая, мы часто ездили в Кортина-д'Ампеццо.