Под ногами Сары хрустнула какая-то веточка, и она опустила взгляд, чтобы посмотреть, что это такое. Когда Сара снова подняла голову, она вдруг увидела, что в трех шагах от нее молча стоит какой-то человек. Его брови были сурово сдвинуты, лицо напряжено, а глаза опасно поблескивали. Вся его поза свидетельствовала о готовности немедленно нападать или защищаться, и, хотя у него не было никакого оружия, Сара мгновенно поняла, что этот человек в состоянии справиться с ней и голыми руками — такими мощными были его плечи и шея.

Не сдержав испуганного восклицания, Сара попятилась назад, но запуталась в своей длинной юбке и чуть не упала. Этого человека она узнала с первого взгляда — перед ней был тот самый молодой вождь ирокезов, который произвел на нее такое сильное впечатление. Да что там впечатление — откровенно говоря, он напугал ее, а ведь в первый раз она видела его при свете дня, когда вокруг было полно солдат. Сейчас же была ночь, и рядом не было никого, кроме часовых на стенах, которые наблюдали за подступами к стенам форта, не замечая того, что творилось во внутреннем дворе.

Саре вдруг показалось, что сердце у нее сначала остановилось на несколько долгих секунд, а потом забилось так часто и сильно, что едва не выскакивало из груди. Индеец молча смотрел на нее, и она не знала, нападет он на нее или нет. Судя по его мрачному взгляду исподлобья, Сара вряд ли могла полагать себя в совершенной безопасности.

Несколько ужасных мгновений, которые тянулись бесконечно медленно, они оба оставались неподвижными, и никто из них не произнес ни слова.

Взгляд дикаря как будто парализовал Сару, но она не побежала бы от него, даже если бы ноги слушались ее. Индеец мог легко догнать ее и придушить.

Или ударить ножом. Даже если бы ей удалось убежать от него, вернуться в хижину Сара все равно не могла — это означало бы подвергнуть страшной опасности жизни Ребекки и ее детей. Позвать на помощь она тоже не смела — она была уверена, что индеец нападет на нее прежде, чем она успеет открыть рот.

Таким образом, Саре не оставалось ничего иного, кроме как стоять неподвижно, хотя сказать это было гораздо проще, чем сделать. При каждом взгляде на его длинные, смазанные жиром волосы, в которые было вплетено длинное орлиное перо, по спине Сары пробегал холодок, и ей приходилось сдерживаться, чтобы не стучать зубами. Лицом индеец напоминал хищного ястреба, но, несмотря на некоторую резкость его черт, Сара не могла не отметить, что он, несомненно, красив.

Неожиданно индеец заговорил, и Сара снова вздрогнула от удивления и страха.

— Что тебе здесь нужно? — спросил он на чистейшем английском, хотя от Сары не укрылся какой-то легкий акцент, показавшийся ей смутно знакомым.

— Я… — Сара прилагала все силы, чтобы взять себя в руки и не показать ему своего страха, но ей это плохо удавалось. Тело ее было слишком напряжено, а язык от испуга словно прилип к гортани.

— Я здесь в гостях у полковника Стокбриджа, — проговорила наконец Сара, от души надеясь, что имя начальника гарнизона образумит индейца.

Дрожь страха продолжала сотрясать ее тело, но Сара надеялась, что в темноте это не бросится в глаза ее собеседнику.

— Зачем ты приехала? — спросил он таким топом, словно появление Сары в Дирфилде каким-то образом нарушило его планы или рассердило, но Сара поняла, что он имеет в виду. Или думала, что понимает. Для индейца она была лишь еще одним завоевателем, еще одним чужаком в его стране — непрошеным гостем, которого едва терпят.

Потом она подумала, что его акцент напоминает французский. Должно быть, решила она, он не ирокез, а гурон, и учил английский у кого-то из французских солдат или офицеров.

— Я приехала сюда из Англии, — сказала она негромко, но, к своему собственному удивлению, довольно спокойно. — Я приехала, чтобы начать здесь новую жизнь.

Только потом она сообразила, что индеец вряд ли сумеет понять ее. Ему должно было быть ясно только одно — что она приехала в Новый Свет вовсе не для того, чтобы какой-то краснокожий безжалостно прикончил ее под звездным небом на самой прекрасной земле, которую она когда-либо видела. Она не позволит ему сделать это, как не позволила забить себя до смерти собственному мужу.

— Ты не принадлежишь этому миру, — сказал индеец, и его жесткое лицо чуть заметно смягчилось, а Сара подумала, что такого странного разговора она еще никогда ни с кем не вела. — Уезжай обратно — туда, откуда приехала. Здесь и так уже слишком много бледнолицых.

Он знал, что говорит. На протяжении многих лет он видел, как бледнолицые пришельцы захватывают принадлежащие индейцам земли, выжигают леса, уничтожают бобров и куниц, возводят крепости и поселки. Он знал, что дальше будет еще хуже, хотя мало кто из его соплеменников понимал это так отчетливо и ясно, как он. Катастрофа была еще слишком далека, чтобы сквозь толщу времен можно было разглядеть ее черты, но она была неотвратима, как закат. Как ночь, которая неизбежно приходит вслед за сумерками. Только для его народа эта ночь уже никогда не кончится.

— Ты не понимаешь, — сказал он чуточку мягче. — Здесь опасно, женщине не нужно тут быть.

Сара так удивилась, что перестала дрожать.

Зачем он все это говорит? Почему ей? Почему он счел нужным предупредить ее? Разве он не собирался убить ее и снять скальп? Какое ему, наконец, дело?.. Впрочем, эта земля действительно принадлежала ему и его индейским предкам — все равно, гуронам, ирокезам или шауни, — так что он, пожалуй, имел право так разговаривать с ней.

— Я понимаю тебя, — негромко сказала она. — Но мне… мне некуда возвращаться. У меня нет никого в целом мире. И дома тоже нет. В Дирфилде мне очень, очень нравится, и я хотела бы остаться здесь навсегда.

Она сказала это искренним тоном, боясь еще больше рассердить его и в то же время желая дать ему понять, как сильно пришлась ей по душе его страна. В конце концов, она приехала сюда не для того, чтобы отнимать у индейцев их охотничьи угодья и разорять их жилища. Совсем наоборот — она приехала для того, чтобы отдать этой земле всю себя. Это было все, чего Сара хотела, и ей казалось, что, поняв ее, индеец не станет на нее сердиться.

Индеец немного помолчал, потом задал ей еще один вопрос:

— У тебя нет мужчины. Одна ты не сможешь здесь жить. Кто будет о тебе заботиться?

В ответ Сара только пожала плечами. Можно было подумать, что это волнует его больше, чем ее.

Если он собирался убить ее, этот вопрос не имел вообще никакого смысла. Если же нет — а Сара уже начала надеяться остаться в живых, — то какое ему дело? Она сумеет о себе позаботиться, что бы ей ни говорили.

Саре было невдомек, что весь гарнизон судил и рядил о том, кто она такая и что собирается делать, и он не мог не слышать хотя бы обрывков этих разговоров. Ее затея ни при каких условиях не могла ему понравиться, и он без обиняков заявил ей об этом.

— Я научусь жить одна, — сказала Сара. — Думаю, это будет не так трудно, как кажется.

Но индеец только покачал головой. Самоуверенное невежество и глупость большинства поселенцев не переставали изумлять его. Почти все они считали, что достаточно приехать сюда, захватить кусок земли получше — и дело сделано. Никто из них не задумывался о том, какую цену им придется в конце концов за это платить. Индейцы веками сражались и умирали за свою землю. И поселенцы умирали тоже — и гораздо чаще, чем это признавалось в официальных отчетах. Болезни, несчастные случаи, дикие звери, голод, нападение индейцев — все эти причины косили их, как траву.

Женщина, живущая одна на ферме в неосвоенном, диком краю, не имела никаких шансов уцелеть.

Неужели, задумался он, эта женщина настолько глупа или она просто безумна? Но, поглядев на ее бледное лицо, озаренное луной, на темные волосы под капюшоном плаща, на испуганные глаза, он подумал, что дело здесь в чем-то другом. Эта женщина была похожа на видение — удивительное видение, которое вдруг возникло из темноты.

Точно такой же она была утром, когда он увидел ее в первый раз. Ее неземная красота поразила и испугала его, и он успел только разглядеть, что глаза у нее — яркого голубого цвета. Весь сегодняшний день — и до встречи с полковником, и после нее — он думал только об этой женщине, искал встречи с нею и никак не мог избавиться от этого наваждения.

— Уезжай отсюда, — сказал он. — Ты глупа. Одна ты погибнешь здесь.

Сара улыбнулась, и он неожиданно увидел в ее глазах нечто такое, что снова напугало его до дрожи.

В этих блестящих больших глазах была такая бездна страсти, что в них легко можно было утонуть.

За всю свою жизнь он видел, знал только одну такую женщину… Она была из ирокезов, из племени сенека. Ее звали Плачущая Ласточка… но он никогда не называл ее иначе, чем Нежная Голубка.

Но индеец ничего не сказал Саре. Он только долго смотрел на нее и молчал, зная, что она не посмеет уйти. Неожиданно он повернулся и в три прыжка скрылся в темноте.

Когда ее опасный собеседник исчез, Сара перевела дух и вытерла со лба холодный пот. До дома Ребекки было дюжины две шагов, но она преодолела их в одно мгновение.

Глава 3

О своем ночном разговоре со страшным индейцем Сара никому не сказала. Она и сама не разобралась, что же такое между ними произошло, а кроме того, — она боялась, что полковник, когда до него дойдут слухи о ночной встрече, не разрешит ей ходить одной даже по территории гарнизона.

На следующее утро Сара сразу же отправилась в кабинет Стокбриджа, чтобы напомнить ему о вчерашнем обещании. Полковник был человеком слова. Сара узнала, что он уже нашел ей сопровождающего, с которым она могла бы проехаться по окрестностям.

Это оказался зеленый новобранец, которого капрал по приказу своего непосредственного начальника специально освободил от строевых занятий. Он был очень молод, застенчив и совершенно не ориентировался на местности, поскольку только недавно прибыл в Дирфилдский гарнизон. Когда Сара спросила его, где ей следует побывать в первую очередь, он просто не знал, что сказать, поскольку ни он сам, ни его командир не знали, зачем полковник приказал предоставить его в распоряжение гостьи. К счастью, Сара припомнила, что накануне вечером, во время приема, одна из дам упомянула некое живописное местечко под названием Шелбурн. По ее словам, там был даже водопад, хотя Сара была уверена, что сейчас он наверняка замерз. Туда-то она и предложила отправиться, но Уилл Хатчинс — так звали юношу — сказал, что не знает этого места, хотя ему и приходилось слышать, что это где-то совсем недалеко.