Как только экипаж тронулся с места, раненый пошевелился и застонал. Он напрягся из последних сил, но уже через несколько секунд тело его обмякло, и молодой человек снова потерял сознание. К несчастью, последним усилием незнакомец забросил длинную мускулистую ногу на любимую юбку леди Аделины, а затем его босая ступня коснулась ноги Шарлотты и остановилась чуть выше лодыжки. Посмотрев вниз, леди Аделина обнаружила, что лишь шерстяной носок отделяет ее голень от обнаженной мужской плоти. Это оказалось последней каплей, переполнившей ее душу, и без того испытавшую за день немало переживаний. Тетушка взвизгнула и, словно ошпаренная, отдернула ногу. Потом, побледнев, схватилась за сердце и без чувств распростерлась на сиденье.

Шарлотта вздохнула и в который раз задала себе риторический вопрос: неужели у женщин нет более серьезных поводов для переживаний? Она решительно оторвала лоскут от своей нижней юбки и одной рукой прижала его к ране, а другой пошарила вокруг в поисках сумочки. Вынув из сумочки флакон с ароматическими солями, Шарлотта зубами выдернула из него пробку и, стараясь не побеспокоить раненого, поднесла флакон к тетушкиному носу.

Леди Аделина несколько раз глубоко вздохнула, закашлялась и открыла глаза. Она поморгала, с рассеянным видом взмахнула носовым платком и обреченно посмотрела на племянницу.

– Дорогая, – прошептала она, – он все еще здесь? А я-то надеялась, что это лишь дурной сон.

Раненый неожиданно поднял руку и… опустил ее на грудь Шарлотты. Леди Аделина вздрогнула. Шарлотта поспешно протянула ей флакон с ароматическими солями, но тетушка отвела ее руку и с нескрываемым удивлением посмотрела на племянницу.

– Боже милосердный! Шарлотта, он такой… такой мускулистый! И смуглый. Кто его знает, может, он цыган, разбойник или даже… убийца! Почему ты не приказала Гарри посидеть здесь и последить за ним? Детка, ты совсем не думаешь о своей репутации.

– Я не понимаю, как раненый человек может повредить моей репутации.

– Но он же обнажен! – воскликнула леди Аделина. – Дорогая девочка, ты ведь держишь на руках обнаженного мужчину! А его голова?! Неужели ты не замечаешь, что она лежит… э-э-э… самым неделикатным образом?

– Но, тетя, я положила его голову себе на колени, потому что так удобно, ведь я должна прижимать к ране этот кусок ткани. И почему вы говорите, что он обнажен? Разве вы не видите, что молодой человек в подштанниках?

Леди Аделина ярко покраснела.

– Боже, Шарлотта, боюсь, я тебя совсем не понимаю. Как ты можешь без тени смущения произносить столь неприличные слова?

– Не знаю, – серьезно ответила Шарлотта. – Наверное, дело в том, что я была единственной девочкой в семье и росла среди пятерых братьев. Мне уже исполнилось шестнадцать, когда мама решила послать меня в школу. Наверное, это было поздновато, чтобы становиться настоящей леди. К тому времени Гил научил меня ездить верхом, а Адриан – стрелять. С Джоном мы всегда ходили на рыбалку, с Джорджем вели семейные счета, с Эдвардом занимались латынью… У меня совсем не было времени, чтобы приобретать манеры светской дамы.

– Но ты могла хотя бы постараться, – вздохнула леди Аделина. – Какой смысл быть одной из самых красивых девушек графства Кент, если ты не прилагаешь ни малейших усилий для поисков подходящего жениха? Какой вообще смысл делать что-либо, если ты намерена остаться старой девой?

Шарлотта постаралась скрыть раздражение и сдержанно, но твердо ответила:

– Я вовсе не собираюсь оставаться старой девой.

– Тогда почему ты отказала архидиакону? – удивилась леди Аделина так, словно не задавала племяннице этот вопрос по крайней мере раз в день на протяжении недели, минувшей с того момента, когда архидиакон сделал Шарлотте предложение. – Не забывай, что тебе уже несколько лет назад следовало выйти замуж. А у архидиакона приличный доход, к тому же его брат носит баронский титул. Только подумай, милая девочка, что тебя могли бы называть почтенной миссис Квентин Джефрис! Ну, разве не восхитительно?

Шарлотта не стала говорить, что, по ее мнению, архидиакон – напыщенный, самодовольный болван, да к тому же еще и жестокий, хоть и маскирует свою жестокость снисходительной улыбкой. Вместо этого девушка спокойно ответила:

– Тетя, я не люблю его.

Тетушка была так потрясена, что совсем забыла о приличиях и, возмущенно фыркнув, заявила:

– Вот уж не ожидала, что ты понесешь такую чушь! Шарлотта, тебе давно не семнадцать лет, когда девушке еще позволяется тешить себя мечтами о любви. Впрочем, любая девушка вскоре начинает понимать, что эти мечты ничего не стоят. А к двадцати пяти, моя милая, пора понять, что бесплодные мечтания о необыкновенной любви не имеют ничего общего с замужеством. Брак – дело серьезное.

– Порой мне кажется, что у меня нет ни капли так называемого здравого смысла, – сухо ответила Шарлотта. – Видите ли, тетя, в отличие от большинства женщин я не понимаю, почему вступление в брак не имеет отношения к счастью.

Тетушка Аделина недовольно закудахтала:

– Твоя дорогая матушка – замечательная женщина, пожалуй, самая любимая из моих сестер. Но должна тебе сообщить, что ее попытки воспитать из тебя достойную леди окончились плачевно. Знаешь, Шарлотта, если бы тебя, как многих почтенных дам, учили только игре на фортепиано, вышиванию и рисованию акварелей, то я более чем уверена: ты бы уже несколько лет пребывала в счастливом браке. А вместо этого ты упорствуешь в нездоровом заблуждении. Видите ли, дама тоже способна приобрести знания, доступные джентльменам! Господи, даже мне понятна абсурдность подобных идей! Не забывай, Шарлотта, по замыслу Господа мужчины превосходят женщин. Наши головы меньше, и, соответственно, мозгов в них меньше. Поэтому ничего удивительного, что нам недоступна глубина мыслей, присущая мужчинам, но милосердный Господь и не требует от нас этого. Вот почему каждой женщине необходим мужчина, который бы о ней заботился. И поэтому ты должна выйти замуж за архидиакона.

– Потому что у него голова больше моей? Вероятно, это совсем недавно стало считаться основанием для вступления в брак…

– Опять ты за свое! Шарлотта, ну когда ты расстанешься с легкомыслием и начнешь относиться к жизни серьезно?

Кровь из пулевой раны на плече незнакомца пропитала тряпицу и потекла по пальцам Шарлотты. Она тайком от тетушки вытерла руку о край одеяла и попыталась свести вместе края раны.

«Хотелось бы мне знать, – отстраненно подумала девушка, – почему моя добросердечная по натуре тетушка не понимает, что неуместно обсуждать предложение архидиакона, когда из человека, лежащего на моих руках, по каплям вместе с кровью уходит жизнь?»

Однако зачем было огорчать тетушку напоминанием о том, что рядом с ней в карете находится человек, балансирующий на грани между жизнью и смертью? Шарлотта выглянула в окно и решила предложить более нейтральную тему для разговора.

– Мы уже совсем рядом с домом. Слава Богу, дорога сегодня сухая. Быстро мы добрались. Особенно если учесть, что произошло…

– Да, даже не верится, что всего три часа назад мы мирно пили чай в семье твоего брата, – подхватила леди Аделина. – Страшно подумать, как бы рассердился наш дорогой Адриан, узнав, что его сестра держит на руках обнаженного мужчину!

– А я думаю, он бы обрадовался, узнав, что разбойники не задержались и не напали на нас, – отрезала Шарлотта и с облегчением вздохнула, глядя, как карета сворачивает в кованые железные ворота усадьбы Риппонов.

Была только середина мая, но погода стояла необычайно теплая. Кроны дубов ярко зеленели, а при взгляде на желтые ирисы, окаймлявшие дорожки, казалось, будто лето в самом разгаре.

Карета еще не успела остановиться, а Гарри уже соскочил с козел и взбежал по ступенькам к парадной двери. Он дернул за шнурок, привязанный к дверному колокольчику, и громкий трезвон огласил тишину.

Слуги, заслышав тревожный звон у входа, высыпали на крыльцо. Экономка распорядилась принести носилки, и буквально через пару минут раненого забрали с рук Шарлотты, перенесли его в комнатку около кухни, где обычно выхаживали заболевших или поранившихся работников. Дворецкий тактично увел из комнатки, отведенной раненому незнакомцу, леди Аделину, предложив подать чай в ее спальню. Том повел лошадей на конюшню, пообещав послать одного из своих парней за доктором. Незнакомец лежал на кровати. Дыхание его было частым и поверхностным, глаза глубоко ввалились. Однако Шарлотта не собиралась предаваться размышлениям о том, что раненый одной ногой в могиле. Она сбросила ротонду и засучила обшитые кружевами рукава платья. Лучше действовать! Тогда она не будет чувствовать себя беспомощной в ожидании врача. Да и смыв грязь, покрывающую лицо и тело раненого, она наверняка не причинит ему вреда…

– Миссис Стабс, мне нужны вода, мыло и льняные полотенца, – с напускной уверенностью распорядилась Шарлотта.

Экономка недовольно поджала губы:

– Лучше бы вам, мисс, не приводить его в чувство. По крайней мере, пока хирург не сделает свое дело.

– Чтобы привести в чувство этого больного, понадобятся средства посильнее влажной тряпки, – перебила Шарлотта экономку. – Миссис Стабс, так вы принесете воды или нет?

Экономка почувствовала, что хозяйку не переубедить, и приказала служанке согреть кастрюлю воды. Шарлотта же принялась смывать с лица раненого грязь, глубоко въевшуюся в кожу. Она заметила, что мужчина довольно молод, не старше тридцати. Не будь его лицо так разбито, его можно было бы назвать даже красивым.

С помощью миссис Стабс Шарлотта перевернула раненого на бок, и они увидели его окровавленную спину. Экономка охнула, глядя на содранные полосы кожи. Шарлотта, содрогнувшись, отвернулась и несколько секунд машинально отжимала мокрое полотенце.

– Господи, мисс Шарлотта, что с ним сотворили? – Голос экономки заметно дрожал. – Да я никогда в жизни не видела такого кошмара!

– Вероятно, беднягу били плетьми, – ответила Шарлотта. Она вновь повернулась к раненому и стала осторожно вытирать прилипшую к ссадинам грязь. – Я видела однажды подобные раны на лошади, с которой плохо обращался хозяин.