Джессика Марч - Наваждение

Небесно-голубой «роллс-ройс», величественно следовавший по широкой пустынной автостраде, вынужден был резко затормозить, когда стадо зебр вдруг выскочило из-за пальмовых кущ и галопом понеслось через дорогу.

Ники Сандеман съехала с заднего сиденья и, чтобы не упасть, схватилась за полированную красного дерева перегородку, разделявшую салон лимузина на две части. Оставаясь на краешке сиденья, она наблюдала, как экзотические черно-белые полосатые животные исчезают в густых зарослях высокой травы.

Зебры! Трудно представить, что все происходит не в Африке, а в пятнадцати милях от побережья Северной Каролины, на острове. И подумала, что еще более невероятным кажется ее присутствие на Острове Фламинго, в этих частных владениях. По неписаным законам, с самого дня рождения ее нога не должна была касаться этого рая, принадлежащего клану Хайлендов.

Ники Сандеман не могла сдержать самодовольной улыбки. Не имеет значения, что там думают Хайленды. Главное, они теперь не только вынуждены терпеть ее присутствие на этом Острове, но и сами пригласили ее сюда! Какая горькая пилюля для Дьюка Хайленда! Но, злорадствуя, Ники понимала, что Дьюк может попытаться свести с ней счеты именно здесь, на своей территории. Что ж, пусть попробует!

Ее мысли прервал голос шофера.

— Извините, что тряхнул вас, мисс Сандеман, — сказал он, Продолжая вести машину. У него было блестящее, как из отполированного черного дерева лицо, копна снежно-белых волос, на которых сидела форменная фуражка.

— Все в порядке, Лазарус, — ответила она, усаживаясь поудобнее, — я не ушиблась. Должно быть, вам нелегко управлять автомобилем, когда вокруг носится столько диких животных.

Они отъехали немногим более двух миль от аэродрома, и Ники уже успела увидеть небольшие стада самых различных животных — газелей, жирафов, окапи, бизонов и огромные стаи розовых фламинго, в честь которых и был назван Остров. Она наблюдала их в лагуне, по краю которой шла дорога.

Шофер, довольный, негромко рассмеялся:

— Да, вы верно заметили, мисс, это иногда действует на нервы.

Ники видела его глаза в зеркало заднего обзора. Он как бы оценивал, с какой мерой свободы можно разговаривать с ней. Похоже, выбор был сделан в ее пользу.

Только чокнутый мог переправить эту птицу оттуда, куда ее поместил сам Господь Бог. Я имею в виду, что, если люди настолько богаты, что могут себе позволить такое, почему бы им не выстроить себе дворец прямо посреди джунглей?

— Думается, кое-кто, — предположила Ники, — хочет показать, что мог бы сделать сам Господь Бог, будь у него столько денег.

Шофер на секунду замешкался, переваривая услышанное, потом разразился веселым смехом.

Что правда, то правда, мисс. Эти Хайленды любят показать, что могут их деньги… — Он вдруг замялся, как бы спохватившись. — Не подумайте, что Лазарус Бейнс жалуется: ко мне и моей семье здесь всегда относились хорошо — и мистер Дьюк, и прежде его отец, нам не на что жаловаться…

Ники взглянула в блеснувшие в зеркале карие глаза и кивнула. Потом отвернулась и стала смотреть в окно. «…здесь всегда относились хорошо…» Слова шофера пробудили горькие воспоминания. Если бы они хорошо относились к ее матери, возможно, вся их жизнь сложилась бы по-другому.

У Ники перехватило в горле. Быстрым движением она смахнула набежавшие слезы. Никакой слабости теперь, приказала она себе, не время думать о том, что могло бы произойти. Они должна придерживаться той холодной ярости, которая руководила ею столько лет, гневом на то, что уже было. Эти ярость и гнев питали ее многие годы и привели к победе над врагами. Она отомстит за все, что они сделали с Элл. Проверяя, в порядке ли ее макияж, она достала из крокодиловой сумочки пудреницу, открыла и посмотрелась в зеркальце. Оглядела себя без ложного тщеславия — все должно быть безупречно под взглядами врагов. Она заранее обдумала одежду, макияж, чтобы выглядеть им ровней во всем — элегантности, вкусе, положении в обществе.

Конечно, в основном тут постаралась сама природа. В свои тридцать три Ники Сандеман была в расцвете необычайной Красоты. Гладкая шелковистая кожа; красновато-коричневые волны волос с выгоревшими золотыми прядями от многих проведенных на солнце часов обрамляли гордое лицо с высокими скулами; сильный волевой рот; темно-синие глаза. Цыганские глаза. Так называл их Уилл. Да, подумала Ники, она скиталась, как цыганка, многие годы, ища пристанища. Теперь хватит. Скитания подошли к концу.

Несколько минут, расслабившись, Ники отдыхала, наблюдая за удивительными картинами, проплывавшими в окне автомобиля. Великолепные цветы, редкие, ярких расцветок, растущие вдоль дороги. На деревьях и кустах мелькали птицы с драгоценным опереньем, проносились стада грациозных экзотических животных. Она столько слышала об этом удивительном месте, настоящем Шангри-Ла, созданном руками человека.

Первые воспоминания детства у Ники были связаны с удивительным Островом, с рассказами Элл об этом сказочном месте, которое по праву рождения должно было принадлежать ей, как и многое другое. Из всех печальных несбывшихся идей матери именно эта — дочь будет не только вхожа в этот рай, но и станет там хозяйкой — была самой навязчивой и самой печальной. Теперь, глядя собственными глазами на окружающий мир, Ники думала, что волшебные картины, нарисованные матерью, бледнеют перед действительностью. Десять тысяч акров земли с искусственными потоками, водопадами, густыми чащами, охотничьими угодьями, экзотическими рыбами, птицами, зверями, растениями, завезенными с далеких южных островов Тихого океана… Из окна машины Ники заметила цепочку яхт в одной из бухт крестообразного острова и комплекс великолепных строений, окруженных тщательно возделанными искусственными садами, спускающимися к пляжам с белоснежным песком. В современном мире Остров Фламинго казался анахронизмом, феодальной вотчиной семьи Хайлендов, которую обслуживала целая армия слуг, живших неподалеку в скромных коттеджах. Слуги жили и работали на Хайлендов, так же как раньше их родители.

Поговаривали, что Остров выиграл в карты сам патриарх клана — X. Д. Хайленд. Ставки в той игре были необыкновенно высоки. Но Ники знала другое. Вся эта огромная территория была куплена всего за полмиллиона у прогоревшего биржевого воротилы после краха биржи в двадцать девятом. Операция была типична для Хайлендов. Несмотря на свои несметные кровавые деньги, они всегда были не прочь поживиться на костях других — и друзей, и врагов, как настоящие стервятники.

Это тоже должно скоро измениться. Очень скоро.

«Роллс-ройс» проехал через широкие ворота под кружевной металлической позолоченной аркой, на верху которой красовалась большая буква «X». Далеко в конце прямой аллеи вязов стоял большой белый дом.

При первом же взгляде на «Сансет Хаус» уверенность Ники была поколеблена, и ее охватило неприятное чувство скованности. Огромный дом стоял как символ семьи, олицетворяя ее могущество. Здесь поколения Хайлендов принимали самых влиятельных политиков Америки, бизнесменов и банкиров, звезд Голливуда и даже членов королевских семей Европы. Сейчас в его стенах Ники будет противостоять не один человек, а целый семейный клан.

Готовясь к будущей встрече, она мысленно представила себе трех людей, выступивших против нее. Первый и главный, лидер клана Эдвард Хайленд — Дьюк, скрывающий под личиной южных аристократических манер высокомерие и жестокость. Будет там и Пенелопа Хайленд, старая добрая Пенелопа по прозвищу Пеппер. Ники вспомнила их последнюю встречу, и по коже у нее побежали мурашки.

Только третий член триумвирата вызывал у нее иные чувства, кроме ненависти и презрения. Это Бейб. Его никогда никто не звал Уильямом, и он тоже был в своем роде жертвой, как когда-то Элл, несмотря на привилегию богатого человека. Ники до сих пор испытывала к нему сочувствие и вынуждена была признать, что когда-то это было даже нечто большее, чем просто сочувствие.

Лимузин остановился на круглой площадке перед центральным входом, украшенным высокими колоннами в греческом стиле. Шофер, обойдя машину, открыл дверцу и помог ей выйти, потом сопроводил до массивной входной двери и стукнул в нее несколько раз блестящим бронзовым молотком.

Ники, стараясь быть спокойной, разгладила складочки своею костюма от Валентине и поправила воротник шелковой матросской блузки. Дверь открыл чернокожий швейцар в белом пиджаке.

— Это мисс Сандеман, — сказал Лазарус. — Мистер Дьюк ждет ее.

— Доброе утро, мадам, — произнес швейцар, — соблаговолите следовать за мной.

Пересекая огромный холл, она увидела портретную галерею Хайлендов, уже умерших и еще живых, в созерцательных позах взиравших на нее. От их взглядов у нее стеснило грудь и появилась легкость в голове, предшествующая головокружению. Эти лица на портретах, самодовольные и чопорные, казалось, говорили ей: «Ты никогда не принадлежала этому дому и никогда не будешь одной из нас!»

Только не это! Она заставила себя оторвать взгляд от этих лиц. Слишком далеко зашло дело, и ничто не может ее остановить. Сжав в кулаки опущенные руки, она вошла вслед за швейцаром в просторную библиотеку.

Они сидели там на удобных, обтянутых шелковой парчой диванах в окружении немыслимых предметов роскоши: стены украшали картины Ренуара и Матисса, бесценная коллекция редких книг и старых раритетов, которые только можно купить за деньги.

«Что за очаровательный семейный портрет!» — подумала Ники. Под толстым слоем макияжа Пеппер старалась скрыть разрушительные следы времени. У Бейба на лице застыло беспокойное выражение. На лице Дьюка — необузданная ненависть. «Он похож на диких животных, которых сам привозит из джунглей, — подумала Ники. — Только куда более опасное. Особенно если ему что-то угрожает».

Бейб встал и вышел вперед, приветствуя ее. Не человек, а медведь — ростом в шесть футов и три дюйма. В сорок пять у него сохранилось мальчишеское выражение лица, вьющиеся белокурые волосы и ясные голубые глаза. Было заметно, что ему не пришлось испытывать лишений, к тому же он не затруднял себя и принятием важных решений вообще. Согласно традициям южных штатов, которых все еще придерживались в семье Хайлендов, право наследования принадлежало старшему сыну, и старший брат полностью отстранил Бейба от активного участия в делах. Главным занятием Бейба были гонки на мощных катерах, на конструирование и постройку которых он потратил миллионы. Опасность этого вида спорта тоже не нашла отражения в безмятежности черт его лица. Ники даже пришла мысль, что он просто не дорожил жизнью, поэтому опасность и риск ровно ничего не значили для него.