Олимпия вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— До чего вы наблюдательны. Может быть, мне следует начать все сначала.

Эшленд позволил себе слегка улыбнуться.

— Я всегда говорю — лучше поздно, чем никогда.


Мисс Динглеби отступила назад и полюбовалась результатом целого часа труда.

— Превосходная работа, Люси. Миссис Нидл была совершенно права — с волосами ты совершаешь чудеса. Может быть, этот завиток возле правого уха чуть-чуть приподнять? — Она показала пальцем.

— Да, мадам. — Люси снова подошла со щипцами и чуть не обожгла кожу около уха Эмили.

— Превосходно, превосходно, — повторила мисс Динглеби. — Я с трудом узнаю вас, моя дорогая. Почти как во время бала в честь помолвки вашей сестры в прошлом году. Что за блистательное событие! Разумеется, за исключением жениха. Недотепа этот Петер, но все, конечно, уже в прошлом.

— Он не был недотепой. Вполне приятный молодой человек.

Мисс Динглеби закатила глаза, демонстрируя свое мнение о приятности молодых людей.

— А теперь встаньте, моя дорогая.

Эмили поднялась. Люси отступила на почтительное расстояние.

Мисс Динглеби занялась юбками Эмили, тщательно расправляя и укладывая складки.

— Превосходно, превосходно, — пробормотала она, распрямилась, отошла на шаг и склонила голову набок, постукивая себя пальцем по нижней губе.

— Что ты думаешь, Люси? Как выглядит ее высочество?

— Очень мило, — ответила Люси.

— Хм-м-м. Да. Я понимаю, что ты имеешь в виду. — Мисс Динглеби протянула руку и сняла с Эмили очки. — О, вот так гораздо лучше, тебе не кажется? Наш дорогой герцог Эшленд просто не сможет отвести от вас глаз.

Люси издала негромкий страдальческий звук, будто задохнулось какое-то небольшое животное.

— Да, Люси? — не оборачиваясь, спросила мисс Динглеби.

— Просто… соринка в горло попала, мадам. — Люси положила щипцы на туалетный столик.

— Выпей воды. — Мисс Динглеби прищелкнула пальцами. — Собственно, это превосходная мысль. Я сейчас же принесу напитки всем нам. У меня есть особый рецепт для успокоения нервов.

— Мои нервы совершенно спокойны, — отозвалась Эмили и сказала чистую правду. Она чувствовала себя собранной и спокойной, словно была куклой, автоматом, заключенным в глыбу льда, принцессой Хольстайн-Швайнвальд-Хунхофа, а вовсе не распущенной девицей, вступающей в полуночных каретах в неистовую плотскую связь с герцогами.

Но колесо судьбы уже повернулось, и она, черт возьми, ничего не могла с этим поделать.

— Чушь. Я тотчас же вернусь. — Мисс Динглеби решительно подошла к двери и шагнула за порог. Эмили в некотором замешательстве посмотрела на закрывшуюся дверь, вернулась к туалетному столику, взяла очки и водрузила их на нос. И посмотрела на свое отражение в зеркале.

Нужно признать, что платье просто великолепное. Ее высокую фигуру заключили в песочные часы из голубого атласа, такого бледного и ледяного, что он казался белым. Рукава подобраны вверх, к плечам, и украшены крохотными голубыми атласными розочками, блестящие юбки собираются сзади в настоящую реку из длинного холодно-голубого шлейфа. Вырез лифа находится на самой грани пристойности, оборка пенно-кружевных нижних юбок выглядывает из-под подола на какую-то долю дюйма. Голубая лента в тон вьется сквозь искусно взбитые кудряшки на голове.

Люси справа от нее возилась со щипцами и шпильками, лицо ее покрылось багровыми пятнами.

— Спасибо за помощь, Люси, — сказала Эмили.

— Мне ужасно стыдно, мэм. То есть ваше высочество. Простите за то, что случилось там, в Йоркшире. Я не знала… даже подумать не могла…

— Люси, дорогая моя. О чем ты?

Люси подняла голову и наткнулась на ее взгляд в зеркале.

— В ту последнюю ночь, мэм…

— Представления не имею, о чем это ты. В Йоркшире, говоришь? Эмили, принцесса Хольстайн-Швайнвальд-Хунхофа, никогда не была в Йоркшире.

Эмили слегка содрогнулась, подчеркивая свои слова.

Люси моргнула.

— Мэм?

— Но, как оказалось, твое появление здесь очень кстати. Мне как раз нужна камеристка.

Люси опешила.

— Но мэм… ваше высочество… я вовсе не училась…

— Это не имеет особого значения. Мой интерес к моде ничтожен. Прежде всего мне требуются умение держать язык за зубами и преданность. — Она отвернулась от зеркала и наткнулась на изумленный взгляд Люси. — Умение держать язык за зубами и преданность, моя дорогая. Предложи мне это, и я верну все сторицей.

— О мэм. — Люси медленно выдохнула.

— Умение держать язык за зубами и преданность, Люси. Обладаешь ты этими качествами?

— Да, мэм.

— Вот и хорошо. — Эмили опять повернулась к зеркалу. — А теперь помоги мне с туфлями. Похоже, сама я среди всех этих юбок свои ноги просто не найду.

Дверь снова отворилась, когда голова Люси еще пряталась под юбками Эмили.

— Боже мой. — Мисс Динглеби поставила поднос на стол. — Мы уже потеряли несчастную Люси?

Растрепанная Люси вынырнула наружу.

— Мэм?

— Не обращай внимания. Эмили, дорогая моя, я приготовила вам мой особый эликсир. Успокаивает нервы, освежает чувства. — Мисс Динглеби взяла с подноса один стакан и протянула его Эмили.

— Я вам уже говорила. Мои нервы и так вполне спокойны.

— И все-таки. — Мисс Динглеби качнула стакан. Свет от получившейся ряби отразился на ее лице, и показалось, что зрачки меняют цвет на зеленый и обратно.

— Не сейчас, Динглеби. Я вообще не хочу пить.

Мисс Динглеби вздохнула и поставила стакан.

— Ты только посмотри на себя. Непременно нужно снять эти очки, моя дорогая. Это бал по случаю твоей помолвки. Твой герцог ждет тебя внизу. Среди гостей находится сам принц Уэльский. — Она подошла к Эмили, сняла с нее очки и аккуратно сложила их. — Вот видишь?

— Собственно говоря, нет, не вижу. В этом и заключается смысл очков.

— Эшленд будет рядом с тобой весь вечер. Тебе совсем не требуется идеальное зрение. Право же, ты должна выглядеть наилучшим образом. Ради него. Ты же хочешь, чтобы он гордился тобой, правда?

— Я думаю, его светлость будет гордиться ее высочеством хоть в очках, хоть без них, — подала голос Люси. — И мозги намного важнее, чем красота, как всегда говорила моя мама.

— О, спасибо тебе, Люси, — отозвалась Эмили. — Это очень лестно.

— Боже мой. Похоже, всю прислугу в Йоркшире поощряют иметь собственное мнение. — Мисс Динглеби улыбнулась, ее безупречные губы, похожие на бутон розы, чуть растянулись. — Ну же. Ты должна это выпить. И сразу почувствуешь себя освеженной.

Эмили взяла стакан, поднесла его к свету. Напиток оказался розовым и довольно мутным в этом хрустальном стакане, странным образом напомнив ей про густой туман, что полз вчера ночью с реки. Нос защекотал аромат грейпфрута. Мисс Динглеби всегда превозносила достоинства грейпфрута. Настаивала, чтобы каждая принцесса за завтраком, независимо от времени года, съедала по половинке, тщательно очищенной и без сахара. Оставшуюся половинку гувернантка съедала сама, она терпеть не могла любого рода убытки.

Запах грейпфрута щекотал ноздри Эмили, напоминая все те утра за столом для завтраков, несладкий фрукт, выжидательно лежавший на тарелке, и официальное начало каждого, полного рутины и официоза дня. Часы, проходившие один за другим и похожие друг на друга, как капли дождя на оконном стекле. От запаха и воспоминаний ей внезапно стало нехорошо.

— Ну, давай же, — повторила мисс Динглеби. Ее карие глаза ярко блестели на тонком лице. Она прижала палец ко дну стакана и подтолкнула его к губам Эмили. — До дна.

К горлу подступила тошнота. Рот наполнился слюной. Эмили с трудом сглотнула и со стуком поставила стакан на туалетный столик.

— Думаю, я не буду это пить, — сказала она.

Глава 24

Лакей стоял навытяжку у двери в кабинет герцога Олимпии, напоминая черно-белого сторожевого пса.

— О Лайонел, — сказала Эмили, — вижу, вас сегодня вечером тоже привлекли к дежурству.

— Ваше высочество. — Он серьезно склонил голову, но лицо осталось бесстрастным.

— Я была бы вам очень благодарна, Лайонел, если бы вы отошли в сторону и тотчас же доложили бы обо мне их светлостям.

При этих словах на серьезном лице Лайонела появилась болезненная гримаса.

— Мне отдано распоряжение, ваше высочество, никого не впускать в эту комнату.

— Фи, — сказала Эмили. — Или фу, или как там еще говорится. Я принцесса Хольстайн-Швайнвальд-Хунхофа, подруга самой жены кайзера, племянница герцога Олимпии и обрученная невеста герцога Эшленда, чьи персоны вы как раз сейчас и охраняете. Заверяю вас, вы имеете полное право отворить мне эту дверь.

— Ваше высочество…

— Разумеется, я не пытаюсь воспользоваться своим положением, — добавила она.

— Ваше высочество…

— О, ради всего святого, Лайонел! И хотя бы ради прежних времен.

Лайонел поколебался, вздохнул и потянулся к дверной ручке.

Двое джентльменов в комнате вскочили на ноги, но смотрела она только на герцога Эшленда, невозможно высокого и устрашающе безупречного в белых бриджах до колен и фраке чернее черного. Белый атласный жилет сверкал на фоне накрахмаленных складок манишки. Взгляд Эмили скользнул по широким грозным плечам и наконец остановился на размытом пятне лица, твердой челюсти, черной глазной повязке, коротко постриженных седых волосах и ледяном голубом глазу.

— Моя дорогая, — произнес герцог Олимпия неотчетливо, из какого-то другого мира, никак не соединенного с тем, в котором она в данный момент существовала. — Ты выглядишь просто красавицей.

Он мгновенно оказался рядом с ней, он целовал ее руку, она бормотала что-то любезное, но образ Эшленда был словно с фотографической точностью выжжен у нее в мозгу.