— Если бы вы выполняли свою работу как следует, мадам, ей бы не пришлось скрываться.

— Прошу прощения. Вы вообще представляете себе, какому врагу мы противостоим, ваша светлость?

— Я проникал в самые смертоносные культы в…

— А ну прекратите, вы оба! — вскричала Эмили.

Эшленд повернулся. Эмили стояла, подбоченясь, раскрасневшаяся, а синие глаза из-под очков испепеляли их обоих. Фальшивые бакенбарды встали торчком.

— Прекратите говорить обо мне и строить планы так, будто я всего лишь пешка на шахматной доске и меня можно передвигать, куда пожелаете! Вы! — Она ткнула пальцем в сторону Олимпии. — Вы спланировали каждый шаг всего этого, так? Вы отлично знали, что я подпаду под чары Эшленда, и заманили его в… смертельную опасность, не имеющую к нему ни малейшего отношения! Рискуя его жизнью, в точности, как поступили в Индии, когда из-за вас его едва не убили! Я не позволю вам повторить это!

Эшленд открыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но не нашел слов. Не существует слов, чтобы ответить этой необыкновенной леди, этой пламенной принцессе, сражавшейся за него, ради него, с яростью, распиравшей ее царственное златовласое тело.

— А вы! — Эмили повернулась и ткнула обвиняющим пальцем в сторону Эшленда. — Вы не будете рисковать своей жизнью во время публичного обручения со мной! И спать в этом доме со мной вы тоже не будете!

Дар речи вернулся мгновенно. Он схватил ее за плечо.

— Клянусь Богом, буду!

— Нет! — Эмили, не дрогнув, смотрела в его изуродованное лицо. — Начать с того, что у вас уже есть жена! Или вы забыли?

Рука Эшленда упала.

— Зато я не забыла! — сказала она. — И сомневаюсь, что лондонское общество страдает забывчивостью. Вы не можете ни с кем обручиться, хоть публично, хоть нет. И никаких шикарных балов на Парк-лейн, чтобы заманить в свои сети сумасшедших анархистов!

У Эшленда перехватило дыхание. Грудь болела слишком сильно. Он сделал шаг назад, и нога его опускалась в мягкий ковер целую вечность.

— Разумеется, все так. Пока у меня нет никаких прав.

Ее лицо смягчилось.

— Эшленд…

Олимпия за его спиной деликатно кашлянул.

— Ах да. Ваш неудачный предыдущий брак. Что до него, полагаю, у меня есть решение.

— Никакого решения не существует, — не оборачиваясь, ответил Эшленд. Синева безнадежного взгляда Эмили не отпускала его. — Даже вы не сможете устроить развод достаточно быстро. А даже если и сможете, поспешность помолвки вызовет скандал века.

— А. — Зашуршала бумага, заскрипели половицы. — После вашего визита я взял на себя смелость навести справки по собственным каналам. Этот ответ я получил всего несколько часов назад, сегодня утром.

Перед грудью Эшленда, на самой периферии зрения, появился лист бумаги. Сердце внезапно пропустило удар — от страха, надежды или предвкушения. Он схватил бумагу и медленно опустил взгляд на напечатанный текст.

СОЖАЛЕЕМ ГЕРЦОГИНЯ ЭШЛЕНД УМЕРЛА ОТ ТИФА В СВОЕМ ДОМЕ НА ВИА НАТАЛЕ РИМ ИТАЛИЯ 19 СЕНТЯБРЯ 1887 ТЕЛО ПОГРЕБЕНО НА АНГЛИКАНСКОМ КЛАДБИЩЕ 21 СЕНТЯБРЯ 1887

— Соболезную вашей утрате, — сказал герцог Олимпия.


Когда Эмили снова нашла герцога Эшленда, он был одет в толстое шерстяное пальто, делающее его крупную фигуру еще внушительнее. Лакей протягивал ему шляпу и перчатки.

— Идете прогуляться? — спросила она от подножия главной лестницы.

Он повернулся, и дыхание Эмили замерло. Лицо его было жестким, повязка на бледной коже казалась черным поперечным разрезом. Увидев Эмили, снова одетую в женское платье, он застыл всем массивным телом.

Эмили пересекла холл.

— Можно с вами поговорить?

Он рукой показал на маленькую утреннюю гостиную, окнами выходившую на парк. Его молчание заставляло нервничать. Они едва ли обменялись хоть словом с тех пор, как час назад Олимпия показал им ту роковую телеграмму. Тогда на лице Эшленда и возникло это самое суровое выражение, и он вернул бумагу ее дяде, негромко бросив:

— Благодарю.

Затем поклонился им обоим и вышел из комнаты.

Он и теперь ничего не говорил, просто пропустил Эмили перед собой в гостиную. Огонь в камине с простой полкой белого мрамора старался изо всех сил, прогоняя январский холод. Эмили подошла к камину и протянула руки над шипящими углями.

— Вы уже сообщили Фредди? — спросила она.

— Да. Он воспринял новость очень спокойно.

— Конечно, он же ее совсем не знал. Он сказал мне как-то, что она никогда не была для него по-настоящему живой. Скорее призраком.

— Да.

Эмили обернулась. Герцог стоял у окна и смотрел на скелеты деревьев в Гайд-парке. Шляпу и перчатки он держал в руке, повернувшись к ней своим безупречным левым профилем со строгими и прекрасными чертами. Слабое зимнее солнце придало его волосам почти неземной оттенок белого.

— Кто этот человек, которому мисс Динглеби поручила охранять дом? Ганс, кажется.

Эмили вздрогнула.

— Камердинер моего отца. Он помог нам бежать.

— Вы уверены в его преданности?

— Как в самой себе, — ответила она.

Эшленд, прищурившись, смотрел на улицу за окном и о чем-то размышлял.

— Куда вы идете? — спросила Эмили.

— У меня есть небольшое дело, — ответил он. — А затем нужно многое организовать. Посетить поверенного, телеграфировать в аббатство. Я бы предложил обвенчаться в марте, если вам это удобно.

— В марте!

Наконец-то он повернулся. Широкие плечи почти перекрывали и без того слабый свет, падавший из окна.

— Если вы хотите что-нибудь роскошное, у нас хватит времени все устроить. А тем временем я не успокоюсь, пока не обнаружу и не устраню угрозу вам и вашей семье. Я нахожу усилия, предпринятые вашим дядей, крайне неудовлетворительными.

— Мы не…

— Кроме того, я займусь поисками дома здесь, в городе, поскольку понимаю, что вам вряд ли захочется круглый год жить в Йоркшире. Буду рад, если вы присоединитесь ко мне. На какое-то время сюда приедут слуги из Эшленд-Эбби, вы не возражаете? Я распоряжусь соблюдать строжайшую тайну касательно вашей маскировки.

Эмили хотела глубоко вдохнуть, но ей помешал впившийся в ребра корсет. Она не могла в гневе накинуться на Эшленда, не сейчас, ведь он только что испытал такое потрясение.

— Я не соглашалась выйти за вас замуж, Эшленд. Я вообще ни на что это не соглашалась. Помолвка, бал — это сплошные угрозы вам и вашему сыну. Замужество! Дом в городе, так далеко от моей родины!

Эшленд потрогал поля шляпы, заткнул ее под мышку.

— Я и сам не в восторге от идей вашего дяди. Не вижу никаких причин рисковать вашей жизнью на чертовом приеме, но Олимпия всегда предпочитал грандиозный размах, а не более тонкий подход. По крайней мере нам выпадает возможность покончить с этим злом одним ударом, а вы будете под надежной защитой. Я не отойду от вас ни на секунду.

Эмили подумала о полуобнаженном блестящем теле Эшленда, когда тот с какой-то механической силой лупил кулаками по кожаному мешку в подвале аббатства.

— Вы избегаете вопроса, Эшленд. Вы же понимаете, что я говорю не про бал как таковой.

Он спокойно посмотрел на нее своим суровым голубым глазом. Огонь согревал спину Эмили, но впереди ей было еще жарче — лицо и грудь, и живот горели под уверенным взглядом Эшленда, словно она стояла перед ним голая. Он сделал два больших шага вперед, протянул руку и с поразительной нежностью провел пальцем по ее подбородку.

Эмили потеряла дар речи. Прикосновение Эшленда пронзило ее тело, как электрический разряд.

Его рука упала.

— Разумеется, я не буду принуждать вас выйти за меня замуж, — произнес Эшленд, натягивая перчатку. — Простой английский герцог, почти сорокалетний, искалеченный войной, вдовец, уже имеющий сына, — вероятно, это плохая добыча для молодой и необыкновенно красивой принцессы Германии. Но поскольку я уже подло соблазнил вас, поскольку вы сейчас находитесь в рискованной и неясной ситуации, не соответствующей вашему положению, молю вас, окажите мне великую честь и позвольте посвятить мою жизнь обеспечению вашей безопасности и счастья. Доброго дня, мадам.

Герцог Эшленд поклонился, надел шляпу и вышел.


Пронзительный голос Элис разнесся по комнате, как тявканье встревоженной комнатной собачки.

— Ваша светлость! Какой необыкновенный сюрприз!

Эшленд повернулся. Его свояченица стояла в дверях, стиснув руки у обтянутой синим шелком талии. Лампа отбрасывала на одну сторону ее лица ломаную тень.

— В самом деле, — отозвался он, — этот день полон самых потрясающих сюрпризов, начиная с раннего утра. Сомневаюсь, что я смогу выдержать еще один, поэтому прошу быть совершенно откровенной со мной, Элис. — Он шагнул вперед и оказался так близко от нее, что выдохнул ей прямо на темные волосы: — Совершенно откровенной.

Элис отшатнулась и нервно засмеялась.

— Ну что вы, ваша светлость! Просто не понимаю, о чем вы. Я и так была с вами полностью откровенна.

— А! В таком случае предполагаю, что от вашего внимания просто ускользнул тот факт, что моей жены нет в живых уже почти два года. Умерла от тифа в Риме и там же похоронена. Вероятно, деньги, которые вы ей переводили, получал кто-то другой?

Рот Элис открылся, закрылся, снова открылся…

— Сэр! Уверена, что я не…

Эшленд вытащил из кармана часы и посмотрел на циферблат.

— Час поздний, Элис. Боюсь, у меня нет времени выслушивать ваши протесты, за которыми последуют мои угрозы и проклятия и ваше неизбежное признание. Скучно, глупо и совершенно бессмысленно. Пожалуйста, сядьте, и я в присущей мне лаконичной и сухой манере объясню вам, как обстоят дела. Собственно, вам говорить вообще не придется.