Затем резко повернулась и замешкалась на какую-то долю секунды.

— Я тебя достал, чертов маленький су… — заорал кто-то из дерущихся, но крик тут же оборвался под энергичный всплеск воды.

Эмили повернулась обратно, поставила саквояж и начала выкручивать у цыпленка вторую ножку. Кожа скользила под рукой, Эмили схватила нож и отпилила косточку.

На тарелку плюхнулась полукрона, в лужу застывшего жира прямо рядом с куриной ножкой.

— Ой! — завопил кто-то.

Эмили подняла глаза. К ней, вытянув руки, бежал какой-то мужчина, из носа у него хлестала кровь. Эмили схватила ножку, бросила монету и отскочила за стул.

— Что это у тебя тут? О!

На плечо опустилась тяжелая рука, рывком повернув Эмили. Она с трудом удержалась, чтобы не ахнуть от отвращения, — у него изо рта воняло какой-то гнилью, а выкатившиеся глаза дико сверкали. В левой руке девушка по-прежнему сжимала куриную ножку, в правой — нож.

— Отойдите! — рявкнула она.

Мужлан запрокинул голову и захохотал.

— Он живой! Чертов маленький пискун. Да я…

Эмили сунула ножку в карман и выставила вперед нож.

— Я сказал — отойдите!

— О, да у него еще и ножик есть, а? — Мужлан снова расхохотался. — Что у тебя в кармане, малец?

— Ничего.

Он поднял похожий на окорок кулак и выбил ножик у нее из руки.

— Я спросил, что у тебя в кармане, приятель!

Пальцы Эмили онемели. Она глянула поверх плеча мужлана.

— Берегитесь!

Тот круто повернулся. Эмили метнулась вперед, подняла ножик и изо всех сил толкнула мужлана в широченные отвисшие ягодицы. Громко охнув, тот качнулся вперед и ухватился за спинку стула, тут же развалившуюся на куски. Мужлан неистово замахал руками, как ветряная мельница, пьяно пошатнулся, рухнул на грязные опилки, дернулся разок и затих.

— О, отличная работа!

Мальчик выскочил непонятно откуда и стоял теперь, отряхивая рукава и ухмыляясь. Подтолкнув очки повыше, он внимательно посмотрел на тарелку с лишенным ножек цыпленком.

— Кажется, это мое, — сказал он, выудив оттуда полукрону и подбросив ее в воздух.

— Что-что? — беспомощно переспросила Эмили.

— Фредди, чертов ты дурак! — А это трактирщица. Стоит, подбоченясь, из-под чепца выбиваются мокрые прядки волос.

— Прости, Роза, — сказал мальчик, с улыбкой поворачиваясь к ней.

«Роза?» — подумала Эмили, глядя на широкоплечую трактирщицу.

— Следи за тем, что говоришь, Фредди, — покачала головой Роза. Из толпы дерущихся, напоминающих кучу сплетенных друг с другом извивающихся змей, раздался еще один крик. Кто-то помчался в их сторону, расстегнутая рубашка развевалась на ходу. Роза взяла со столика Эмили полупустую бутылку вина и небрежно метнула ее в голову бегущего. Тот застонал и упал, не сделав больше ни шагу. — Я тебе сто раз говорила!

— Знаю, Роза, прости. — Юный Фредди сокрушенно смотрел на свои ботинки.

— Тебе лучше бежать отсюда, Фредди, пока не явился твой отец. И забери с собой этого несчастного птенчика. Он не создан для драк.

Фредди повернулся к Эмили и улыбнулся.

— Думаю, ты его недооцениваешь, Роза. Сила духа у него что надо.

— Нет у меня никакой силы духа, — пискнула Эмили, глубоко вздохнула и постаралась говорить более низким голосом: — В смысле, я бы с радостью отсюда ушел. Чем скорее… — она пригнулась как раз вовремя, чтобы увернуться от летящей в нее тарелки, — секундой позже та свирепо ударилась о стену, — тем лучше, честное слово.

— Ну хорошо. Только не забудьте свой саквояж. — Фредди поднял саквояж и протянул его Эмили, все еще улыбаясь. Право же, он был очень привлекательным юношей, несмотря на веснушки, — долговязый, с неуклюжими руками и ногами, похожий на подросшего щенка. А глаза за стеклами очков были ярко-голубые, большие и дружелюбные.

— Спасибо, — прошептала Эмили и взяла саквояж испачканными в жире руками.

— Комната у вас есть? — спросил Фредди, уворачиваясь от очередного кулака.

— Да, наверху. Я… ой, берегитесь!

Фредди резко повернулся, но опоздал — в него врезалось тяжелое плечо.

— Джек, пьяный ты ублюдок! — завизжала Роза.

Фредди качнулся назад, ударившись о грудь Эмили. Она отчаянно замахала руками и рухнула на пол. Фредди приземлился сверху, вышибив из нее дух. Нож вылетел из ее руки и покатился по полу.

— Поделом тебе, сукин ты сын, — прорычал нападавший. Это тот самый, первый, затуманенным сознанием подумала Эмили, тот, что опрокинул столбик монет. Огромный и пьяный, с красными глазами. Он наклонился, сгреб Фредди за воротник и занес кулак.

— Нет! — закричала Эмили. Фредди перестал давить своим весом ей на грудь. Она, извиваясь, попыталась полностью выбраться из-под него, но Фредди дергался, стараясь высвободиться из хватки мужлана. Эмили вцепилась в здоровенный согнутый локоть и чуть-чуть подтянулась — достаточно для того, чтобы суметь немного наклонить голову и впиться зубами в толстую подушечку большого пальца нападавшего.

— ОЙ! — взревел тот, отдернул руку (Фредди рухнул на пол и откатился в сторону) и схватил за воротник Эмили.

Она вцепилась ему в запястье, но оно было мощным и куда менее чувствительным. Он поднес кулак к ее уху, прищурился. Эмили пыталась поднять коленку, согнуть ногу, сделать хоть что-нибудь, но тщетно. И тогда она зажмурилась, ожидая сокрушительного удара, вспышки боли, черноты и звезд перед глазами, и что там еще бывает.

Как, дьявол все побери, с ней приключилось подобное? Такие побоища происходят только в газетах! Только на мужчин замахиваются мясистыми кулаками, только они ждут убийственного удара в челюсть. Только мужчины…

Хотя… она же сейчас мужчина, так?

Сделав последнее могучее усилие, она вытянула руку, попыталась нашарить ножик и задела кончиками пальцев что-то твердое, круглое и скользкое. Она схватила это, высоко подняла и…

— Ууууух! — выдохнул мужлан.

Его вес куда-то исчез. Воротник больше никто не держал.

Эмили, моргая, откинулась на спину и уставилась в пространство перед собой. Точнее, на собственную руку, крепко сжимавшую куриную ножку.

Эмили с трудом села. Голова кружилась. Перед ней мельтешили двое — тот, что на нее напал, и еще кто-то, куда выше и шире в плечах. Он удерживал ее обидчика одной невозможно огромной рукой. Эмили ожидала, что сейчас этот кулак сокрушит челюсть обидчика, но этого не случилось. Незнакомец поднял правую руку и вонзил локоть в место, где соединялись шея и плечо его противника.

— Ой? — неуверенно пискнул тот и обмяк, мешком рухнув на пол.

— Ой, ради бога, — произнес Фредди. Он стоял рядом с Эмили, протягивая ей руку. — Это что, было так необходимо?

Эмили уцепилась за Фредди, пошатываясь, поднялась на ноги и посмотрела на своего спасителя, собираясь униженно поблагодарить его.

Но дыхание в груди просто остановилось.

Он заполнял все пространство перед ней. Если бы Эмили потянулась вверх, она могла бы лбом достать до массивного плеча. Он стоял совершенно неподвижно, безо всякого выражения глядя на обмякшего на полу мужлана. Перед ее взором плясал его профиль, освещенный пылающим в очаге огнем, профиль настолько безупречный, что слезы обожгли ей глаза. Он был гладко выбрит, как римский бог, челюсть словно высечена из камня, а скула образовывала покрытый тенью угол. Губы полные, лоб высокий и гладкий. Коротко постриженные светлые волосы завивались над ухом.

— Да, — сказал он, и это единственное слово глубоко пророкотало в его широкой груди. — Да, дорогой мой мальчик. Полагаю, это было необходимо.

Дорогой мальчик?

Эмили моргнула и отряхнула рукава. Заметила в руке куриную ножку и поспешно сунула ее в карман.

— Я бы сам его достал, — обидчиво произнес Фредди. Спаситель наконец повернулся.

— Видишь ли, я решил не оставлять это на волю случая.

Но Эмили не услышала сказанного. Она стояла, потрясенно глядя на лицо перед собой.

Его лицо, лицо ее героя, такое безупречное в профиль, с правой стороны оказалось покрыто множеством шрамов, стянутая кожа вся в каких-то пятнах, вдоль челюсти тянулся провал, а глаз был закрыт навеки.

Откуда-то из-за спины послышался голос Розы, высокий и умоляющий:

— Ваша светлость, простите. Я говорила ему, сэр…

— Ваша светлость? — выдохнула Эмили. Забрезжило понимание, смешанное с ужасом.

Фредди протянул Эмили ее саквояж и уныло сказал:

— Его светлость. Боюсь, это и есть его светлость, герцог Эшленд. — И после долгого покорного вздоха добавил: — Мой отец.

Глава 2

Карета с грохотом катила по темной дороге. Каждый толчок эхом отдавался в тишине экипажа, но его тут же поглощали старые бархатные занавески и подушки с вышитыми на них золотыми гербами.

Эмили дышала коротко и поверхностно, боясь потревожить и без того тяжелую атмосферу. Сколько лет эта карета простояла в конюшнях герцога? Наверное, ее выкатывали наружу раз в месяц или около того, полировали и снова закатывали обратно? Эмили пыталась придумать хоть какую-нибудь тему для разговора. Ее обучали непринужденно нарушать затянувшееся молчание, она умела поддерживать любую беседу во время неизбежных государственных обедов и семейных визитов, но сейчас не могла произнести ни единого слова.

Юный Фредди сидел рядом с ней. Точнее, полулежал на сиденье и дремал, уткнувшись в заплесневелый бархат. Фредди, по титулу учтивости — маркиз Сильверстоун, как выяснилось. Напротив них сидел герцог, неподвижный, массивный, чуть наклонив голову, чтобы не ударяться о крышу кареты. Он, не шевелясь, смотрел сквозь щель в занавесках на продуваемые всеми ветрами болота. Эмили едва различала его в темноте, но знала, что голова герцога повернута вправо, что он прячет в тени поврежденную половину лица, скрывая шрамы от ее глаз. Она скорее ощущала, чем видела, как подымается и опускается при дыхании его грудь, и этот ритм гипнотизировал ее. О чем он думает, сидя тут со своим ровным дыханием и ровным сердцебиением, пока ветер лупит в стенки кареты?