— На вашем месте я был бы поосторожнее с лестницей…

— …времени года… собственно, немецкая традиция…

— …правду говоря, у нее весьма сомнительная репутация…

— …возможно, вы слышали песню «О Tannenbaum»[1], в которой… погодите, я уже… почти…

— …в прошлый раз я сам чуть не рухнул… ой, осторожнее…

Лестница покачнулась и упала вниз, описав красивую дугу и оставив Эмили болтаться наверху, вцепившись в ветки.

— …свечка, — договорил Фредди. — С вами все в порядке?

— В полном, — отозвалась Эмили, — если, конечно, елка не опрокинется.

— Боюсь, это запросто может случиться. Уже накренилась.

— Тогда, пожалуй, — процедила Эмили сквозь зубы (рот у нее оказался набит иголками), — вы могли бы поднять лестницу и поставить ее обратно, чтобы мне удобнее было… расстаться с этим… очень праздничным символом времени года.

— Боюсь, это невозможно, — крикнул Фредди, глядя вверх. — Она сломалась. Несчастная старушка, она заслуживала лучшей участи.

Вспотевшие ладони Эмили заскользили по хрупкому стволу.

— Попытайтесь.

— Нет. Нет, ничего не получается, — весело крикнул Фредди. — А как насчет вот чего: я, как сумасшедший, вцеплюсь в елку с другой стороны, а вы неторопливо спуститесь?

Эмили рискнула глянуть на мраморный пол внизу. Очень далеко внизу.

Елка покачнулась.

— Ну, тогда, — сказал Фредди, — раз вы, насколько я понимаю, твердо решили держаться до последнего, может, прислать вам наверх бокал пунша? Или, к примеру, эггнога?

Эмили попыталась ногами нащупать ствол.

— Ваша милость, мне кажется, вы не совсем верно оцениваете всю серьезность моего положения.

— Разве рождественский дед не повеселится от души, заметив вас сегодня ночью? Полная миска желе и все такое. Ха-ха!

— Фредерик…

— Знаете, сейчас вы очень напоминаете мне кота. Если вы начнете двигать ногами, мистер Гримсби, я смогу помочь вам спуститься, подсказывая, на какую ветку нужно вставать. Ну, как пожарная бригада.

— Как мило с вашей стороны.

— Слушайте, прямо под вашей левой ногой есть отличная крепкая ветка, и… ой, держитесь!

Дерево затрещало. Треск раздавался от ветки, за которую Эмили держалась правой рукой.

А ведь сначала эта елка казалась такой прочной! Ее на прошлой неделе привезли специально из Шотландии — благородную ель правильных пропорций, полных двадцати пяти футов высотой — и установили прямо под куполом витражного стекла в центре бального зала Эшленд-Эбби. Рядом с этой елью казались маленькими даже великолепные деревья, которые отец ежегодно рубил в лесу Швайнвальда и устанавливал в зале для аудиенций их зам-ка, украсив свечами и мишурой.

Уж наверное, такое дерево должно устоять под весом единственной женщины скромных пропорций, цепляющейся за верхние ветви.

Эмили схватилась за другую ветку, тут же сломавшуюся. Она вцепилась в ствол, чувствуя себя скорее обезьяной, чем котом. Отвратительная золотая звезда, послужившая причиной всех ее несчастий, сорвалась со своего места и упала в кучу иголок и мишуры внизу.

Дерево покачнулось. Еще раз. Мир вокруг Эмили накренился.

— Мистер Гримсби! — завизжал чей-то голос от двери. Раздался металлический грохот, звон бьющегося фарфора, но все это потонуло в сиреноподобных воплях Люси, ударившейся в истерику.

— Ну, ну, — произнес Фредди. — С ним все хорошо, он крепкий парень. Мы просто должны уговорить его прыгнуть.

— Прыгнуть! — взвыла Люси.

— Прыгнуть! — пискнула Эмили.

— Прыгнуть, — решительно заявил Фредди. — Куда лучше, чем дать дереву придавить вас.

Ель наклонилась еще на фут или целых два.

— Но пол же мраморный! — пропищала Эмили.

— Тем больше оснований прыгнуть самому, до того как дерево рухнет на вас всем весом и безжалостно вдавит в этот мрамор. Ну давайте же. Мужайтесь!

— О! О-о-о! Я не могу на это смотреть! — завывала Люси.

Эмили глянула вниз, на бесконечный мраморный пол с синими прожилками, сверкающий в свете двух великолепных бальных люстр.

— Посмотрел бы я, как стали бы мужаться вы, повиснув тут, наверху.

— Ну давайте, мистер Гримсби! Ничего тут такого нет. Вы приземлитесь на ноги… скорее всего.

Вопли Люси достигли новой степени паники.

— О-о-о! Я умру! О-о-о, мистер Гримсби! Я не могу, не могу этого видеть! Его мозги размажутся по всему полу! Кто будет это отмывать?

Дерево снова пошатнулось. Эмили качнулась назад; теперь ветви нависали над ней, а она цеплялась за ствол руками и ногами. Прямо как гамак в солнечный день, сказала она себе, только у гамаков нет желудка.

— О-о-о, спаси нас Господь! Он убьется!

— Может быть, славный мягкий диван убедит вас сделать решительный шаг, если можно так выразиться. Люси, ты не против прекратить на минуточку эти свои восхитительно впечатляющие вопли и помочь мне…

— Что за дьявольщина тут происходит? — прогремел от двери голос герцога Эшленда.

Вопли Люси застряли у нее в глотке.

Если бы мраморный пол в это самое мгновение разверзся и исторг пылающие языки адского пламени, Эмили бы с радостью разжала руки и упала прямо в объятия сатаны.

— Боюсь, мистер Гримсби несколько застрял, — пояснил Фредди. — В настоящий момент положение довольно неприятное. Я как раз собирался подтащить сюда один из тех диванов, чтобы смягчить падение.

Дерево пошатнулось. Несколько свечек упали вниз и теперь горели на мраморе.

— Да ради всего святого! — воскликнул Эшленд, и его башмаки торопливо застучали по мрамору. — Люси, потуши эти чертовы свечки. Мистер Гримсби, сейчас же отцепляйтесь от дерева!

Лицо Эмили пылало, руки вспотели и стали совсем скользкими. Мишура щекотала ей нос. Каждый мускул ныл от усилий удержаться на тонкой верхушке праздничной елки Эшлендов.

— Сэр, я…

— Я прямо под вами, не бойтесь.

Фредди кашлянул.

— Ты думаешь, это здравый поступок, отец? Мне бы не хотелось потерять вас обоих.

Свалилась еще одна свечка.

— Фредди, ради всего святого, придержи свой проклятый язык. — Голос Эшленда звучал спокойно и уверенно. — Мистер Гримсби, как только будете готовы.

Эмили крепко зажмурилась, но свет люстры прожигал даже сквозь веки.

— Я поймаю вас, мистер Гримсби. Не бойтесь.

Эмили оторвала от ствола ноги. Теперь она болталась на елке, чувствуя, как скользят по иголкам потные руки.

— Все в порядке. Я здесь.

«Я здесь».

Падение продолжалось целую вечность. Воздух овевал горящие щеки, тело бесконечно летело вниз.

«Ну, это было просто, — подумала Эмили. — Интересно, когда я упаду прямо на задницу?»

Тут что-то ударило ее в спину и крепко обхватило. Бесконечно долгое мгновение она шаталась, медленно накреняясь, в точности как елка.

— Ну вот, — сказал Эшленд, уютно удерживая ее в своих объятиях, и рухнул на задницу.


— Ну, этот сочельник я не забуду никогда! — весело воскликнул Фредди и с довольным видом поставил винный бокал. — Нет ничего лучше смертельного ужаса, чтобы разогнать кровь в старых жилах.

— Смертельного ужаса? Мне показалось, вы отнеслись к случившемуся весьма небрежно. Даже легкомысленно.

Эмили допила свое вино, и в следующее же мгновение Лайонел, лакей, подошел сзади и вновь наполнил ее бокал. Сегодня ее пригласили пообедать с семьей — жест доброй воли, хотя она подозревала, что это имеет непосредственное отношение к похожей на пещеру столовой, в которую попытались вдохнуть немного рождественского настроения, пригласив третьего человека. Они с Фредди сидели друг напротив друга, разделенные широченным айсбергом старинной белой скатерти и настоящей выставкой герцогского серебра. Сам герцог Эшленд с молчаливым достоинством устроился во главе стола.

— Ах это! Я всего лишь пытался не дать вам запаниковать. А сам был вне себя от ужаса, поверьте. — Фредди жестом велел Лайонелу наполнить бокал, но тот, кинув взгляд на герцога, не сдвинулся с места. — Во-первых, нам пришлось бы искать другого учителя, и пусть меня расплющит, если бы нам удалось найти человека хоть вполовину такого забавного, как вы, Гримсби.

— Мистер Гримсби, — пророкотал Эшленд. Это были первые слова, произнесенные им за последнюю четверть часа.

— Мистер Гримсби. Конечно. Ха-ха! Пусть меня расплющит, я сказал? На самом деле это вас расплющило бы на этом полу…

— Фредерик, ради бога. Неужели ты не можешь найти другой темы для разговора?

— Отец, ты должен признать, что в аббатстве многие годы не происходило ничего настолько интересного. Все та же добрая старая безмятежность, однообразное существование. — Фредди взял бокал, обнаружил в нем оставшиеся несколько капель и попытался вытряхнуть их в рот. — Конечно, говорят, что беды приходят сразу по три. Только представьте, сколько волнений нас всех ждет!

Лайонел и еще один лакей уносили со стола перемену блюд. Эмили сидела неподвижно, выпрямив спину, пока опытной рукой забирали ее тарелку.

— Поскольку катастрофы не произошло, лорд Сильверстоун, благодаря быстрым действиям вашего отца, думаю, мы можем спать спокойно.

Говоря это, она не смотрела на Эшленда. Она не могла смотреть на него последние несколько дней. Всякий раз как ее взгляд падал на него — в коридоре, в классной комнате или вчера ночью, когда он остановился у библиотеки, чтобы обменяться несколькими вежливыми фразами, — она вспоминала прикосновение его пальцев к своей груди, теплое дыхание у себя на затылке, его губы на нежной коже запястья.

Она вспоминала, как сидела перед ним в одной сорочке, почти голая, и читала негромким голосом страстные пассажи мисс Бронте, надеясь, что он не узнает тембр учителя своего сына, этого нелепого человечка с бакенбардами. Вспоминала, как Эшленд сидел, молчаливый и невидимый, в кресле у нее за спиной; вспоминала, что она все равно ощущала его присутствие, каким-то образом ощущала каждый его неторопливый вдох, каждый ласковый взгляд на свое тело. Вспоминала, как горела ее кожа, как напрягались груди, как между ног все стало влажным и ныло.