— Ну и дурочки. Вань, — Оксана обошла стол и обняла его сзади, — ты у меня такой хороший. Банально звучит, знаю, как из сериала какого-нибудь по «Первому», но это настолько правда, что аж голова кружится.

— Да, дорогая, иногда сериальные сюжеты впору применять в жизни. Я наелся, и как теперь работать? Спасибо за завтрак.

Волков собрал все необходимые вещи и направился к выходу. Оксана за ним.

— Почему ты решил лично участвовать в ремонте?

— Офисная волокита превратит меня в планктон. Не могу я сидеть в кресле весь день и только бумажки с места на место перекладывать.

— Хочешь дышать пылью и краской, слушать визг дрели и стук молотка, да? — покачала головой она, узнавая в этом Волкова, с которым когда-то при таких обстоятельствах и познакомилась.

— Ага. Это лучше, чем протирать задницу, сидя на месте. А у вас со Светой какие планы?

Дочь сегодня осталась дома, так как у нее поднялась небольшая температура. Осень – сейчас начнет косить без разбора с насморком, чиханием, кашлем.

— Думаю, мы сначала наведем порядок дома, потом решим, что будем готовить папочке на обед и... прогуляемся в игрушечный, может быть?

— Ты у меня святая. — Он поцеловал ее, обожая целовать чистую, «не заштукатуренную» кожу. — И, кстати, этот пеньюар — подарок богов.

Дверь за ним закрылась, и девушка прислонилась к стене. Запустила руки в волосы и вздохнула. Она святая. Вздор. Если только святоша. Для святой у нее слишком запятнанное прошлое. Никакой отбеливатель не берет.

Вернувшись в ванную, Оксана умылась. Отражение в зеркале не отпускало ее. Как и чувство неправильности происходящего. Это был ее неверный выбор, только ее, и она повесила эту удавку с утяжелением на шею Ване. Она согласилась позволить ему нести всю тяжесть ее жизни на своих плечах.

Видимо, это то, что мы так яро ищем в этой жизни. Заглядываем во все углы, отодвигаем пыльные диваны, вытрясаем мусор из шкафов столетней давности. Именно с этой целью мы бродим по людным улицам, посещаем светские мероприятия, сбиваемся в кучки по интересам — лишь бы найти то единственное плечо, которое без лишних слов и уговоров подставит себя под удар наших проблем и переживаний.

— Ксюша, Ксюша, такие мысли до добра не доведут, — пробормотала она и взяла в руки крем.

Рука зависла в воздухе. Стремительный хлопок, визг — и зеркало разлетается в крошки. Оседает на полу осколками ее трепета перед ним, боязни, заискивающего подчинения. А в ноздрях свербит этот чертов прожженный дешевый запах.

Девушка сильно потрясла головой, разбивая картинки подсознания на куски, возвращаясь в реальность. Пальцы коснулись стекла. Это другая реальность, в которой нет того враждебного одеколона, подобострастия, низменности. На запястьях мужчины кровь. Его правая кисть вся в крови. Еще один сомнамбулический кивок головы – и запястье растаяло.

— Господи, не дай ему вернуться в мое настоящее, — слезно молила Оксана, таращась на себя в зеркало.

Она знала, что он вернется. Ваня не сможет быть сильнее ее мозга и искалеченной души. Он не сможет быть могущественнее ее памяти и видений, преследующих ее по пятам, точно ищейки. Но она сама выбрала этот путь много лет назад, поэтому перекладывать вину сейчас не на кого.

— Мама, — тихо позвала ее дочь, появляясь в дверном проеме ванной.

— Светочка, ты так рано проснулась? — громко спросила она, зная, что ночью Света спит без слухового аппарата.

Оксана точным движением руки закрыла кран, словно душа свои воспоминания, и промокнула лицо полотенцем. Дочь рядом, а значит, она не имеет никакого морального права раскисать и растекаться липкими лужицами своего самобичевания под ногами дочери.

— Горло болит, — прохрипела девочка, выглядя бледной и нездоровой.

— Это все осень, Светуся, но ничего, мы победим любую простуду, правда?

Она подхватила дочь на руки и отнесла обратно в детскую. Маленькое худое тельце прижималось к ней так сильно, так тесно, что на глаза наворачивались слезы. Ее дочь плохо слышит с самого рождения. И только с появлением Вани забрезжила надежда хоть как-нибудь победить этот недуг. Во всем виновата она сама. Она дала жизнь этой крохе, получается, только она виновата в том, какую жизнь получил ее единственный ребенок.

Мы в ответе за тех, кому даем жизнь. Это наш собственный выбор, наше решение. Только мы отвечаем за своих детей, за их радость и их боль. Ни судьба, ни жизнь, ни высшие силы, которым вообще дела ни до кого нет, — только мы сами. И в наших руках возможность сделать жизнь наших детей сказкой, которую они днями вычитывают в книжках, или адом, какой не пожелаешь и врагу.

— Открывай ротик, моя хорошая, выпьем сироп.

— Сладкий.

— Конечно, — Оксана погладила ее по голове и укрыла одеялом. — Для моей Светочки только все самое вкусное.

— Ты плачешь, мама?

Голос дочери звучал слабо, словно еле пробивался в эфир сквозь множественные шумы и помехи. Девушка легла рядом с ней, притягивая ее к себе, и закрыла глаза. За внешним сиянием невозможно скрыть потухший блеск глаз, а она очень сильно устала. Улыбка спасает в какой-то степени, можно забыть о том, что тебя так сильно гложет, пока делишься с другими людьми с трудом собранной по закоулкам души радостью. Но маски неизменно спадают в полночь, тогда же и кареты превращаются в тыквы. От себя не сбежишь, какими хитрыми и извилистыми путями ни беги; себя не обманешь, каким бы искусным лжецом ты ни был.

— Нет, Светочка, с чего бы мне плакать? А ты спи, еще очень рано. Я папу провожала на работу, а все малышки должны еще спать.

— Я люблю папу, мам.

Глаза девочки быстро закрылись, и быстрокрылая птица — сон — накрыла ее своими уютными, теплыми крыльями. Оксана заплакала еще сильнее, не успевая глотать соленые слезы, чтобы Света не почувствовала на своих щеках влагу.

Какой же бог или кто другой, возомнивший себя кукловодом, имеющим власть издеваться над слабыми, награждает наших детей слепотой, глухотой и врожденными болезнями? Какой бог из этих сотен религий в ответе за страдания малюток, ни в чем еще даже не успевших провиниться? Какой же бог преждевременно выносит им приговор и помещает в тюрьму строгого режима, делая без вины виноватыми.


***

Небо на какое-то мгновение просветлело, словно бы устало нести это бремя из туч и гроз. Ирина выглянула в окно, пока дети заканчивали аппликации, и выдохнула. Неужели она сегодня доберется до дома в том же виде, в каком его покинула? А не со слипшимися от дождя волосами и запятнанными грязью штанинами? Не то чтобы она так не любила дождь...

Осень значит для нее очень многое, является сосудом великого множества чувств и событий. В прошлой жизни, которой уже никогда не появиться в ее настоящем, каждая осень была наполнена однообразными эмоциями от посещения разных стран мира. Никогда она не куковала в России под проливным дождем. Индия, Греция, Швеция. Многие люди только мечтают туда попасть хотя бы раз за свою жизнь, а для нее полет в любую из стран был сродни походу в продуктовый.

Потом появилась инвалидная коляска. Девушка зажмурилась, вспоминая о самом светлом времени своей жизни. Оно было именно тогда, когда ее ноги отказали и отмели всех лживых людей из ее жизни. Оставив только одного. Того, чье имя произносить даже мысленно было больно.

— Ирина Анатольевна, у меня отклеивается небо, — нарушил ход ее мыслей голос мальчика.

— На улице так часто льет дождь. Боюсь, настоящее небо скоро тоже отклеится. Давай помогу.

Ребенок рассмеялся, находя ее шутку про небо смешной, а Ирина смотрела на него и недоумевала, как же она решилась прийти работать в школу. И как до сих пор выдерживала эту каждодневную пытку. Смех детей, их голоса, милые личики... резали ее сотней мечей одновременно. Но ей нужна эта боль, чтобы снова не вернуться к алкоголю и чему похуже. Порой только боль и заставляет нас двигаться вперед, поддерживает на плаву.

— Так теперь проверяй. Держится? — спросила она, заканчивая клеить небо; видимо, клей испортился.

В этот момент громыхнуло, и с неба полился холодный душ. Дети покатились со смеху, наперебой шутя о том, что небо сейчас свалится с картинки.

— На сегодня все, шутники. Не забудьте дома сделать вторую картинку. Завтра устроим выставку.

Дети разошлись, а она сделала пару записей в журнале. Светы Демьяновой не было, и родители не звонили. Какая же судьба шутница. У нее пояс по черному юмору. Отправляет в нокаут одним взмахом своей тонкой, изящной ручки. Она любит сталкивать тебя с твоим прошлым в самых неожиданных местах, совершает настолько непредсказуемые ходы, что о том, чтобы избежать столкновения с самим собой, нечего и говорить.

Собрав вещи и закрыв класс, Ирина заглянула в учительскую и отправилась к выходу. А там ее уже ждал Дима, нервно переминаясь с ноги на ногу возле поста охраны.

— Ирина Анатольевна, сказал, что к вам, — оповестил ее Владимир Ильич, охранник.

— Да, это так. Спасибо. Промок? — она опустилась перед ним на корточки и застегнула до конца куртку, поправила шапку, по традиции оказавшуюся на боку.

— Нет, я привык.

— Буду отучать тебя от плохих привычек. Далеко живешь, Дима?

Мальчишка назвал свой адрес, и девушка нахмурилась. Пешком они не дойдут в такую погоду. Она вызвала такси и аккуратно усадила Диму туда, чтобы не испачкал все вокруг.

— Почему ты вечно такой грязный и мокрый? По лужам прыгаешь?

— Нет, просто гуляю.

— В дождь? — Он кивнул, будто бы закрываясь от нее с каждым словом. — А школа? Ты ходишь в школу?

— Нет.

Видя, что ребенок сейчас совсем отрежет все нити взаимопонимания, их связывающие, она притянула его ближе к себе и заставила посмотреть на себя.