— Ирка, — Карина подалась к ней ближе и сжала ее мертвенно-бледную (по сравнению с ее бронзовой) руку, — ты не можешь себе вообразить, какой это был кайф. Жить без денег постоянно невозможно, но время, проведенное с Антонио в его маленькой квартирке, выходящей окнами на Большой канал, было волшебным. Я жила в вихре его сумасшедших идей с обувью, его амбиций, площади деи Синьори, Пьяцца Дуома, площади Архимеда… Господи, это было нечто! Мы исходили и исколесили (когда появлялись лишние деньги на транспорт) всю Италию вдоль и поперек. Ничто не могло нас остановить. Мне некуда было возвращаться, а перед ним лежал только путь вперед — на полки самых дорогих бутиков обуви в мире.

—Антонио повезло, верно? — спросила Ирина, потягивая вишневый сок через трубочку. — А если бы нет?

—Нет, ему не повезло, — девушка покачала указательным пальчиком с огромным нефритовым перстнем на нем. — Удача выбирает смелых. А он был больше, чем смелым, больше, чем напористым и наглым. Он просто заставил этих модных воротил оценить его работы. Первая партия туфель разлетелась на «ура», мы стали обеспечены регулярной едой и приличным жилищем. Вторая партия сделала нас богатыми, и мы переехали в Канаду, хотелось мне именно туда. Ну а теперь сама видишь: летаем птицами по свету, и никто нас не удержит.

—Сколько Антонио сейчас лет?

—Тридцать один недавно исполнилось.

А ее Ване двадцать семь… У него еще есть время «выпустить свою партию обуви».

—Я поняла одну вещь, пока мы питались самой дешевой пастой и макаронными приправами, — продолжила Карина. — Удача плевать на нас хотела с… как мы говорим?... Останкинской башни, вот! Ей нет дела ни до кого в этом мире, ибо людей слишком много, чтобы возиться с нами. Либо ты решителен и настырен, зубами вырвешь свое, либо это сделает кто-то другой. Звездный час никем не был и никогда не будет назначен. Нужно действовать без лишних сантиментов. Мой Антонио смог.

Вересова слушала подругу с неподдельным интересом, словно книжку читала. Как же неожиданно было узнать такие подробности. А все думали, что Каринка просто бросила всех и укатила в другую страну, жить на вилле. Что же мать скажет друзьям про нее саму? Что она умерла? Сослана в Сибирь? Как она выпутается из этой неудобной ситуации?

—Ты так им гордишься. За это нужно выпить, — провозгласила тост Ирина и, подозвав официанта, заказала коньяк.

—Я не горжусь им, Ир. Я люблю его. Дышу им. Страдаю им. Задыхаюсь без него. Никогда не знаешь, когда оступишься, когда судьба решит подкинуть тебе яму на дороге, в которой ты завязнешь, но если следовать за сердцем, то обязательно придешь в верное место.

—Выпьем за любовь!

Девушки чокнулись и выпили. Карина пила за любовь-искусительницу, которая обжигала ее внутренности так же, как этот коньяк. Ирина ощущала лишь жжение, такое же, как и ее нынешние чувства к Ване. Как понять, зовет ли ее сердце к нему или нет?

—Карин, вот расскажи мне, как понять, что он тот самый? Как ты общаешься со своим сердцем?

—Дурашка ты, Ирка, раз такие вопросы задаешь. Никогда ты не любила, потому что в противном случае мне не пришлось бы тебе ничего объяснять. Любовь — это одержимость, помешанность, маниакальность, в конце концов, но это и тихая гавань, куда ты всегда можешь вернуться. Это огонь и лед, буйство и спокойствие, неистовость и благоразумие. Любовь — это больше, чем трехмерное пространство. Она вбирает в себя так много всего: все чувства, какие есть на свете, все жесты – все абсолютно. Это вечное путешествие в неизведанное и хорошо знакомое тебе место. Это что-то новое, но и уже тебе известное. Это инь и ян, столкновение белого и черного, шахматная доска, где можно сделать неверный шаг и получить пулю в висок, а можно ходить осторожно и получать постоянно золотые горы. Как еще описать, что такое любовь, я не знаю. Ее нельзя описать, да и не надо, нужно ее чувствовать.

Изумительно. С Ваней у нее тоже так: шахматная доска, танец на ножах, прогулка по раскаленным углям, белое и черное уже стало неотделимым друг от друга. И да, он был тихой гаванью, где ее судну всегда было тепло и уютно, но и он был безбашенной каруселью, на которой дух захватывало. Он был для нее многим. Но достаточно ли многим — вот в чем вопрос.

— С твоих слов звучит все очень просто, — усмехнулась Вересова, взбалтывая на дне бокала мутно-коричневые остатки коньяка.

— Звучит все всегда просто, — Карина склонила голову набок и внимательно посмотрела на подругу, — а на деле оказывается гораздо сложнее. Счастливые пары всегда говорят лишь о том, как они влюблены, как счастливы, но у медали две стороны. Любовь — это труд: каторжный, порой неблагодарный, да просто адский. Но кто не работает, тот не ест, правильно? Не хочешь прилагать усилия, ну и кукуй одна. Каждый делает свой выбор. Никакой Купидон не приносит любовь на блюдечке, все это россказни библейские, ну, или откуда они пошли.

— Ваня тоже вечно твердит про выбор. Не жизнь, а какая-то лотерея.

— Ваня? Кто этот Ваня? — поймала, точно ворона сыр, неосторожно брошенную Ириной фразу она.

— Черт, не уследила за языком. Ну, это мой парень вроде как. У нас все сложно.

— Звучит как статус в «ВКонтакте», подруга. Он тебе изменил, когда ты была беременна? — Вересова недоуменно мотнула головой. — Оставил тебя с тремя детьми в хрущевке? Оказался главой мафии, и теперь вас должны убить?

— Что за бред, Карин!

— Тогда ничего сложного между вами нет. Или любишь или нет. Не самый трудный выбор в жизни.

Взгляд девушки опустился на сплетенные на коленях пальцы. Вечно мы что-то усложняем, собираем пирамидку из проблем, как ребенок башню из кубиков. Насаживаем, накручиваем, нанизываем, а потом с видом мучеников страдаем от собственных путаных умозаключений и лабиринтов самообмана, которыми застроили всю свою жизнь. Иногда нам не хватает всего-то капельки смелости, грамма риска и пары крошек уверенности в себе.

— Он помог мне, когда я была обездвижена. Это было очень тяжелое время.

— Иринка! — в сердцах крикнула Карина, привлекая внимание всех посетителей заведения. — Господи, прокляни мою дырявую голову, в которой плавают зонтики от коктейлей! Я совсем забыла извиниться перед тобой.

— Это за что еще?

— За то, что даже не знала о случившейся с тобой беде! Я была отрезана от старого мира полностью: номера все изменены, профили в соцсетях удалены, ни с кем не общалась. Мне сообщили о твоей трагедии, когда я уже сюда вылетала. Прости меня, ради всего святого.

— Нет никакой трагедии, Карин. Уже все хорошо.

— И про отца твоего я знаю. Как-то все неправильно…

— Давай не будем о плохом. Когда мы еще увидимся? Не будем тратить эти минуты на грусть.

Карина кивнула, но сжала руку Ирины обеими горячими ладонями. И опять Вересова подумала о том, как искрится кожа подруги цветными сомбреро, загорелыми туристами, прозрачными сизо-голубыми волнами океана. А здесь так невесело, так панихидно, мрачно и скучно.

— Значит, с Сережей ты уже давно рассталась?

— Да, как только я потеряла возможность ходить, ну и заниматься с ним сексом. Иначе я не понимаю, почему он бросил меня.

— Все, все, моя дорогая, никаких плохих воспоминаний. Только pazza gioia! Что с итальянского переводится как «большая радость», Ирочка!

Они закончили с десертом и встали из-за столика. Карина стиснула подругу в объятиях еще раз, чувствуя некую ее отчужденность.

— Встречаемся сегодня в восемь в «Пьяцца Росса» в «Национале», — произнесла Карина с широкой улыбкой на губах. — Тянет меня в Италию, не могу сопротивляться этому соблазну.

Третий по дороговизне ресторан Москвы… Сейчас ей там даже воду будет выпить не по карману.

— Ух, уже хочу познакомиться с твоим рыцарем Ваней. Я знаю его? Какая у него фамилия? Благо, еще помню все знатные фамилии элитных домов.

— Волков, — машинально ответила Ирина, уже сооружая в голове небоскреб изо лжи, — но он не из наших элитных домов. Ты его не знаешь. Он… он недавно вернулся из Чехии, там его семья очень влиятельна.

— Тогда прихвачу с собой русско-чешский разговорник, — рассмеялась Карина.

Девушки расцеловали друг друга в щечки и расстались до вечера. Ирина вызвала такси до квартиры Волкова, и всю дорогу ее мучила одна-единственная мысль: «Что же она такое творит?»


***

Ваня должен вернуться через час, а поэтому времени рассматривать и примерять покупки не было. Нужно было попытаться стать хозяйкой и приготовить обед. Оценив содержимое холодильника и свои кулинарные умения, она пришла к выводу, что можно начать с блинов. Такая-то мелочь просто обязана у нее получиться.

Мука, сахар, яйца, масло, соль и молоко. Так просто! Смешав все ингредиенты в нужных пропорциях, следуя подсказкам на экране планшета, Ирина подключила сковороду и дала ей пару минут нагреться.

А в это время вся ее мозговая деятельность крутилась отнюдь не вокруг блинов и не вокруг предстоящего фиаско за ужин, а… вокруг имени бывшего парня. Ей казалось, что она уже забыла его давным-давно, что все, что между ними было, покрылось пылью времени. Но с ним было не так уж плохо. Даже очень неплохо: поездки в разные страны, головокружительный секс (тут Ваня его даже превосходил), дорогие подарки, сюрпризы, шумные вечеринки… Много чего было прекрасного между ними, пока он не оставил ее, ничего не сказав. Просто исчез из ее жизни, как хлопок — хлоп, и нет человека.

— Дурацкая сковорода – уже перегрелась. Ну и ладно, — пробубнила себе под нос девушка и, вылив еще масла на сковороду, плюхнула туда целую поварешку теста, получая не блин, а лепешку.

Может, у Сережи были веские причины? Они ведь не общались. Она ему не звонила из соображений гордости, а о его мотивах ничего не известно. Вдруг опять мать вмешалась? Вдруг что-то случилось, не зависящее от него? Но разве можно оправдать такое его поведение, даже если и случилось и веское, и весомое?