— А что, раньше у тебя не было такого секса? — осторожно поинтересовалась Вересова, натягивая на себя простынь, понимая, что нужно идти в ванную, но так хочется остаться в его горячих руках.

— Это смешно, но мне неловко говорить с тобой на такие откровенные темы, — признался Волков, подставляя под голову локоть и смотря на нее влажными от веселого блеска глазами. — Учитывая, чем мы только что занимались, это более чем странно.

— Ты бы хотел, чтобы я была девственницей?

Она опустила глаза на его грудь и стала мысленно пересчитывать завитки черных волос, обрамлявших соски, чтобы не смотреть ему в глаза, когда он скажет «да». Это действительно один из парадоксов жизни, когда девушка лишается девственности потому, что общество требует, чтобы не было старых двадцатилетних дев, не пробовавших запретного плода с мужчиной. А когда появляется тот самый, для которого нет запретов, так хочется вернуть все назад и подарить себя только ему единственному. Глупо, но в ее душе скакали как обезумевшие именно эти мысли. О том, что она совсем не загадка для Вани.

— Нет, конечно. Девственность вообще очень условное понятие, Ира, не считая того, что это кусочек ткани в организме женщины. Можно не иметь связей с мужчиной, но быть куртизанкой в душе. Да и хорошо, что не пришлось тебя долго уговаривать и убеждать, что все будет в порядке и тебе понравится, — рассмеялся он и встал.

Голый. Даже не прикрылся ничем. Девушка зажмурилась, но к чему это лицемерие? Она хотела видеть его фигуру, словно отлитую скульптором с древнегреческого бога. Волков достал из шкафа полотенце и хотел повязать его на бедрах, когда, поддаваясь минутному порыву, Ирина воскликнула:

— Не надо! Иди так. Тебе идет, — в этот раз ее голос не дрожал и не слабел, а был полон всех оттенков чувственной любви.

С его губ сорвалась усмешка, но полотенце все же оказалось на бедрах и скрыло все, что так ей нравилось, точно ширмой. Ну вот, блистательное утро заканчивается и плавно перетекает в рутинный день.

— Я приготовлю нам завтрак, а ты можешь выбрать себе любую футболку, и марш в душ.

Так и сделав: выбрав однотонную синюю футболку, Вересова ушла в ванную. Воду она включила принципиально максимально холодную, которую может выдержать, и закрыла глаза. Перед мысленным взором в киноленте ее сознания вновь и вновь прокручивался их секс. Все предельно ясно. Секс становится не просто сексом, когда ты позволяешь себе добавить в это блюдо еще один ингредиент — чувства.

В голове образовалась гулкая пустота, которая стучала отбойным молотом по вискам. С Ваней хорошо. С Ваней потрясающе. Но сможет ли она жить с ним в шалаше, имея одни лишь чувства? Сейчас у нее даже банально трусов своих не было. Материальный мир никогда не даст им дышать, будет душить все духовное, что они создадут.

Резина повседневности будет тянуться так лениво, вяло, инертно. В итоге они сами станут комьями этой прожеванной жвачки, что выплюнут в урну. Ей хотелось иметь все, что было в прошлой жизни, затащить туда Ваню. Но как это сделать, если Ваня и ее прежняя жизнь ополчились друг на друга?

— Прошу к столу, — пригласил ее Волков и подал ароматный кофе и яичницу.

— Ммм, что за сорт?

— А кто его знает. Я уже выкинул пакетик, но помню точно, что это «Нескафе».

— А-а, растворимый… — сразу поникла Ирина, привыкшая пить свежемолотый кофе каждое утро.

В их доме бывали такие сорта!.. Со всего света. Конечно, запах этого суррогатного кофе тоже был ничего, но ведь это подделка, как сумка от Gucci, купленная за три тысячи рублей на рынке. Девушка вздохнула и отодвинула чашку. Ни сумки, ни кофе больше в ее жизни не было.

— Не очень люблю кофе. Но спасибо, Вань, ты заслужил поцелуй в щечку за такой прекрасный завтрак.

— И обязательно заберу свою награду после завтрака! — улыбнулся Иван и сел напротив нее за стол; чуткость покинула его, и он не заметил ее расстройства по поводу кофе.

— А мы можем с твоей зарплаты купить кофемашину? Все же лучше, чем этот «Нескафе» по двадцать рублей.

— Можем. Скоро конец месяца и зарплата. А еще у нас в школе зимние премии всегда есть, так что купим все, что захочешь. Ну, — он осекся, вспомнив, что говорил с девочкой, понимающей его слова буквально, — не совсем все, но большую часть точно.

— Будет здорово, — теперь и ее лицо просветлело, и она принялась за яичницу. — Классно. Очень вкусно! Холостяки всегда готовят лучше всяких кухарок, — хихикнула Ирина.

— Холостяки находятся в самом незавидном положении. Никто им борщ не приготовит, только они сами. Но я буду не против, если ты возьмешь эту обязанность на себя.

— Я бы готовила, с радостью, но я не умею… А мультиварки у тебя тоже нет? — Глаза Вересовой быстро прошлись по его кухне. — Ни комбайна, ни блендера, ни хлебопечки… Ничего.

— Я буду учить тебя в выходные дни, не переживай. Это же природой заложено в любой женщине, мы вытащим из тебя такого шеф-повара, что все элитные рестораны вздрогнут!

— Ну ладно, по рукам, — она подставила ему ладошку для хлопка, и оба рассмеялись, когда дали друг другу «пять».

— Ир, почему ты спрашивала про девственность? — неожиданно сменил тему Иван.

— Сама не знаю. Ты как-то сказал, что думал, будто я невинна. И после этих слов я каждый раз чувствую себя испорченной. Наверное, мне бы хотелось быть идеальной.

— Да ну, брось, — отмахнулся Волков, — вздор. У идеальности уродливое лицо, у нее несметное число аляповатых, безвкусных масок. Мы, люди, вообще не идеальны: ассиметричны, полны ошибок, глупости. В этом наша прелесть — в том, чтобы жить в многомерном пространстве, а не в идеальной плоскости.

— Тебе нравится совершать ошибки, Волчара?

— Не всегда, но иногда это необходимо. Разве Эдисон изобрел бы свою лампу накаливания, не соверши он тысячу ошибок? А многие другие великие вещи были бы у нас, если бы ученые не стерли свой мозг в пыль ошибками и промахами, пока искали решения? Род человеческий изначально идет по дороге, устланной оплошностями, заблуждениями и грехами. А идеальный мир таков: холодный, невзрачный, все имеющий с зари мироздания, равнодушный. Нет, я бы не хотел в таком жить.

— Вань, иногда тебя слушать — просто чудо! — сказала Ирина, сидевшая, подперев щеки руками и внимательно слушая его. — Ты такой мудрый.

— Хочешь не хочешь, а жизнь эту мудрость тебе в подкорку зашивает, — он слегка постучал себе по лбу. — Только совсем уж никчемный человек не вынесет ничего из этой жизни, прожив почти тридцать лет.

«Похоже, я одна из таких людей», — подумала Вересова, все чаще ощущая себя глупенькой красивой девочкой на фоне этого зрелого, рассудительного мужчины.

С завтраком давно было покончено, но никто не двигался с места. Волков наслаждался видом Иры в его собственном доме, в его же футболке, такой по-утреннему свежей и румяной. Ирина же хотела поговорить с ним на важные темы, но не хватало смелости.

— Говори уже, о чем хотела, — помог ей Иван, читая все по лицу.

— Как ты понял?

— Я еще и тонкий психолог, дорогая моя. Я с довольной улыбкой на лице разглядываю тебя, поэтому все еще сижу за столом, хотя уже поел. А ты смотришь в эту пустую тарелку так усердно, будто пытаешься открыть там месторождение нефти. Явно тебя что-то тревожит, но ты не решаешься заговорить первой.

Девушка выдохнула, поражаясь ему все больше. Он так не похож на всех, с кем она имела дело раньше. Он совсем другой, точно с неизвестной ей планеты. И, похоже, на той планете классно.

— Мне не очень нравится твоя квартира, — призналась она. — Такое ощущение, будто мы пенсионеры. Я бы сделала ремонт, больше косметический, ничего особо дорогого и затратного…

— Я и на это согласен. Мне больше не на кого тратить деньги, только на тебя и квартиру. Тогда вы с ней решайте, что хотите изменить, а я позвоню на работу. Почему-то у меня уже второй незапланированный выходной.

Он ушел с телефоном в комнату, а Ирина собрала тарелки и отнесла их в раковину. Никто не помоет посуду, кроме нее. Теперь она заправляет домом. Надо будет узнать у Вани насчет его прошлого, его жизни, расспросить его о нем самом. Нельзя жить вместе, ничего не зная о человеке. Она закончила с тарелками и кружками, протерла столешницу, разложила полотенца в красивые стопки, а его все не было. В комнате слышался голос Волкова, и, если ее не подводил слух, он был зол.

Девушка тихо прокралась к комнате, и в этот момент Иван отключился и бросил телефон на диван. Желваки ходили ходуном, глаза то сужались, то расширялись, руки сжимались в кулаки. Ее ждут плохие новости…

Он заметил ее в дверях и пригласил войти в комнату.

— Прости, Ир, но, возможно, ремонт отменяется.

— Что-то случилось?

— Ничего, кроме того, что твоя мать уволила меня без зарплаты за отработанный почти месяц.

Каких нечеловеческих сил ему стоило не скатиться до сквернословия в адрес ее матери! Видит Бог, ничего хорошего он не мог сказать об этой мелочной женщине, которая вставляла палки в колеса собственной дочери!

Ирина обняла его сзади и прижалась щекой к спине Волкова. Ей хотелось кричать, ругаться, плакать, но она не будет. Она станет достойной парой для Вани. Ведь он не осыпает ее мать проклятиями, не рвет на себе волосы, не закатывает истерик, значит, и ей не положено себя так вести.

— Ну и ладно, у тебя все равно есть другая работа.

Он подхватил ее на руки и отнес на диван, где усадил себе на колени.

— Есть и другая, но ты должна понимать, что без работы, которую дал мне твой отец, у нас не будет многого из того, что я тебе наобещал.

— Ну раз так… — Ирина запнулась на полуслове и, сорвавшись с места, понеслась куда-то. Вернулась, размахивая перед лицом Ивана какой-то карточкой. — Господи, как я могла забыть! Вот я дура!