— Уходя из этого дома, ты лишаешься всего, что было тебе здесь дано. Поставь сумку на пол, и можешь быть свободна.

— Но здесь мои вещи!

— Твоего в этом доме нет ничего. Даже пыль здесь не твоя. Или я чего-то не знаю, и ты работала все это время?

Глаза защипало от слез, но сумка была кинута на пол. Ирина потащила изрядно подбитого Волкова к выходу, торопясь уйти отсюда, пока им еще что-нибудь не сделали.

— Дороги назад не будет, как только ты переступишь порог, — сделала прощальное напутствие мать.

Дверь за Ириной захлопнулась, и она расплакалась снаружи. Иван стиснул ее в объятиях и поцеловал в макушку.

— Нам не нужен путь назад, мы пойдем вперед.


11


Вот и наступил момент выбора, когда что ни сделай, все плохо.

Энн Бенсон


Белое утро струилось сквозь щель между шторами. Его пугливые лучики плясали на ковре, борясь за право осветить жилище первыми. Ирина проснулась от тяжелого, нехорошего сна, но глаза не открыла.

Она ощущала створожившуюся темноту вокруг себя, мелкозернистую печаль, жирное сожаление. Такая смесь образовалась в ее душе после скандала в родном доме. Отчего же ей казалось, что родной дом перестал таковым быть после смерти отца? Анатолий Вересов был истинным мужчиной, хозяином дома: держал их, разнузданных и стремящихся разлететься в разные стороны атомы в пределах одной молекулы. Именно отец не дал их странной семье развалиться много лет назад. А теперь его нет…

Рядом слышалось размеренное, успокаивающее дыхание Вани. Медовая улыбка подсластила сухие от бездолья губы Вересовой, и она распахнула глаза. Он спал рядом, но его руки покоились строго при нем: никаких поползновений в ее сторону, случайных касаний, попыток использовать подходящее для совращения ее души положение. Волчара. Никогда не воспользуется слабостью женщины, чтобы проявить силу.

Лицо девушки, бывшее погасшим еще минуту назад, осветилось пылкой страстью. Искушение пронзило ее мгновенно, заползло под кожу, точно вирус, и начало перестраивать генные коды и хромосомы, превращая ее в запущенную бомбу. Тик-так. Все меньше времени до взрыва. А он так сладко дышит, аж хочется ловить каждый вздох…

Фиолетово-синие уродливые синяки и разбитая губа скалились на нее и шипели, угрожая, вселяя страх, обвиняя в их появлении. Ирина задержала дыхание, пытаясь запустить пожарную сигнализацию, но огонь ее чувственности распространялся со скоростью света и подчинял себе клетки мозга быстрее.

Пододвинувшись ближе к Волкову, она припала губами к его щеке, улыбаясь от щекотки колкой щетины. Она втянула носом воздух, и все внутри задрожало, затрепетало, застонало от его мужского запаха. Это не аромат, тонкий и деликатный, а именно запах, резкий и настойчивый, который ни с чем не спутаешь. Сила. Воля. Мужественность. Так пахнет он, ее ручной Волчара.

— Ира? — спросонья прошептал Иван, ощущая непривычные нежные касания к своему лицу.

— Я не могу удержаться, — повинилась она и лукаво улыбнулась, словно кот, знающий, что сметана нужна на оладьи, но жажда съесть ее всю сильнее любых запретов и здравого смысла. — И не хочу.

Ее губы теплого пастельного цвета шелковыми поцелуями приголубили его шею. Каждый миллиметр кожи был удостоен краткой вспышки острого удовольствия, а руки девушки тем временем, повинуясь только безрассудному возбуждению, заскользили вниз по его груди. Кровь обожгла кожу Вересовой, бросившись ей в лицо, когда она достигла самого низа, там, где начинается резинка его боксеров. Она закрыла глаза и оторвала руку от самого желанного, не считая правильным форсировать их первый контакт и сводить его к банальному сексу. Такое у нее было много раз, это ей хорошо известно. С Ваней же она привыкла открывать для себя новые грани и горизонты.

— Ты точно этого хочешь? — спросил он, оставаясь джентльменом до конца.

Но как это было трудно! Только он знал, как до боли натянуты его жилы, как вот-вот разорвутся кровеносные сосуды и треснет по швам самообладание. Хладнокровие покинуло его тотчас же, стоило ей пробежаться своими воздушными пальчиками по его груди. Кровь кипела, бурлила, клокотала в нем гейзером. Волчара уже встал на дыбы и рвался из оков сдержанности и приличия, истекая по ее телу жгучим ядом желания.

— Даже больше чем точно, — томно ответила Ирина и накрыла его губы в яром, знойном, азартном поцелуе.

— На тебе моя футболка, — прохрипел Волков, поворачиваясь и нависая над ней своим могучим, сильным телом. — Но сейчас она олицетворяет красную тряпку для быка.

Да, у нее нет одежды, кроме одного-единственного комплекта белья и вещей, в которых она ушла из дома, поэтому пришлось примерить кое-что из его гардероба. Женщина в мужской рубашке или футболке наутро — смесь Молотова. Поражает точно в цель, не оставляет в живых никого и ничего. И он сейчас тоже сходил со всевозможных путей выдержки и флегматичности, видя, как его большая футболка, точно пышное облако, скрывает все ее девичьи прелести.

Руки Ивана пробрались под футболку и нащупали гибкое, молодое, мягкое тело, от прикосновений к которому у него воспламенялись подушечки пальцев. Ему некуда было бежать, он не мог остановиться, как она перед резинкой боксеров, точно перед шлагбаумом. Ее сочные, налитые опьяняющим цветением среднего размера груди удобно устроились в его ладонях, идеально подходя под них.

Из губ Вересовой вырывались частые обрывки воздуха; она выгибалась под ним дугой, сходящей с ума мартовской кошкой. Он был ее провокационным, сумасшедшим, заставляющим гормоны отрывать себе головы мартом, а она — его дикой кошечкой. Если бы воздух имел цвет, он бы раскалился сейчас докрасна.

— Сними ее уже, — попросила Ирина, ненавидя этот кусок хлопка на себе. — Хочу чувствовать тебя.

Футболка была стянута через голову, и восхитительная фигура девушки ударила своим пронзительным, ослепляющим светом в глаза Волкову. Он удерживал вес на кулаках, вены вздувались на руках и шее, так он хотел ее. А сейчас, когда она лежала перед ним открытая и обнаженная, как чистый лист… Черт возьми, бери и ставь на ее теле жаркие поцелуи! Клейми своими губами!

Но ему не хватало терпения на прелюдии — черта, свойственная мужчинам, испытывающим неподдельную страсть к женщине. Он не осыпает ее потрясающее тело, словно выточенное искусным скульптором, поцелуями не потому, что не хочет, а потому, что вены скоро прорвут кожу напрочь, забрызгивая также и ее кипящей магмой; он не в состоянии дарить ее молочной коже ласку, ведь внутри уже все близится к планетарной катастрофе: суда тонут, самолеты с ревом несутся вниз, прямо на скалы, поезда срываются в обрывы. И всему этому безумию, лихорадке, болезни имя — женщина.

— Вань, я сейчас умру, — прохныкала она, теряя остатки былого смирения, разрывая покорность в клочья. Без всякого стеснения Ирина стянула с него боксеры, и женская рука сомкнулась на его давно ждущем этого твердом достоинстве. — Я слишком нескромная, да?

— Ты просто распутница, — рассмеялся Волков и оставил на ее шее засос, сильнее прикусывая кожу, когда ее хватка усиливалась. — Но и я не старомодный граф, чтущий какие-то устаревшие традиции.

— Тогда чего ты ждешь?

Он видел, как раскрываются ее сдобные, точно вкуснейшие булочки, губы. Видел, как она облизнула языком верхнюю, как сверкнули ее белоснежные зубы. Девушка немного приподнялась, и яркие точки-горошинки ее сосков разорвали его уравновешенность, посылая к черту любые правила и устои.

Господи, он не помнил еще такого ни разу в своей жизни. Не помнил, чтобы простой секс так волновал его душу, превращал в хищника, вышедшего на охоту и не желавшего пощады своей жертве. Ирина застонала, принимая всю его ярость и неистовость в себя, отвечая на его остервенелые призывы быть одержимой. Эта бешеная одержимость сейчас вспарывала ее кожу рваными, хаотичными надрезами, высвобождая мегатонны энергии.

— Мне никогда не было так хорошо, — призналась девушка, отчаянно цепляясь за его шею, скользя ладонями по потной, напряженной спине.

— Аналогично, — все, на что хватило Ивана.

Ее лоно сжималось вокруг него, пульсировало, точно черная дыра вытягивало все силы и жизненные соки. И ему нравилось быть высушенным, опустошенным этой коварной Дюймовочкой, таившей в себе целую Вселенную загадок.

— Господи! — закричала она, когда он вошел в нее слишком глубоко, слишком свирепо, фанатично, словно пытаясь преодолеть горизонт событий в черной дыре и зайти за черту. — Вань, — всхлипнула Ирина, впиваясь в его спину своими красивыми ноготочками, — уже почти…

Оргазм не был для нее новинкой, просто логичное завершение секса, которое неоспоримо должно быть, если партнер не профан в этом деле. Но сейчас… Это были те самые звезды, которые он для нее зажигал, и она до них дотянулась. Никогда еще наслаждение не неслось по артериям цунами, сбивая все преграды на своем пути, не взрывалось смерчами и торнадо, заставляя волоски на затылке стоять колом. Никогда еще ее тело не сковывала такая приятная судорога, не били конвульсии, точно разряды тока. Никогда еще она не находилась в экзальтации.

Придя немного в себя, когда перед глазами перестали плясать цветные пятна, Ирина поцеловала его в щеку, ощущая капельки пота под губами, слыша его сбивчивое дыхание. Стоны и рычание ее Волчары она запомнит навсегда, на всю жизнь. Его крепкие захваты, атлетические руки, властные объятия. Впервые она чувствовала себя именно женщиной, которую любят, которой не дают права говорить, пока мужчина не вознесет ее на пик удовольствия.

— Я бы сейчас не отказался от сигаретки, хотя никогда не курил, — тихо произнес он, откатываясь на свободную часть постели. Он не сможет посмотреть ей в глаза, увидеть ее раскрасневшиеся щеки, зная, что между ними было. — Ты толкаешь меня завязать дружбу с никотином, потому что иначе не пережить этот секс.