– Хм… А вы таки всерьез думаете, что я на каждую свадьбу отдельный сценарий пишу? Мне что, таки больше делать нечего? – окинула она ее недовольным взглядом, пустив в маленькую прихожую.

– Да нет, я ничего такого не думаю, что вы… Просто меня мама попросила сценарий почитать…

– Ах, так это ваша мама попросила? Ну, так бы сразу и сказали… Тогда конечно… Да вы проходите в комнату, деточка, проходите…

Неожиданно легко развернувшись тяжелым туловищем, тамада по имени Тамара взмахнула ладошкой, приглашая Катю за собой, озорно улыбнулась и даже потрясла ядовитыми кудельками, демонстрируя таким образом уважение к Катиной маме.

Усадив ее на диван в небольшой гостиной, присела в кресло напротив, принялась оглядывать так, будто примерялась, с какого боку облизать незваную гостью.

– Какая симпатичная дочечка у Анастасии Васильевны выросла, надо же! А вы – которая младшенькая, да?

– Да. Я младшая, – невольно поежилась под ее сладко-приторным взглядом Катя. – Вы извините, у меня времени очень мало… Можно я сценарий посмотрю?

– Да какой же такой сценарий, деточка? Нету у меня никакого сценария, и отродясь не бывало. Это вы, молодые, сейчас на бумажках все пишете, а мы чего, мы – по старинке… Да и чего там писать, скажи на милость? Я двадцать свадеб да столько же юбилеев провела и нигде ничего не писала. Не знаю, не знаю… Вроде все довольны были… А чего ваша мамочка вдруг так обеспокоилась?

– Да ничем она не обеспокоилась, что вы. Просто просила посмотреть сценарий, и все.

– Ну, не знаю… На те деньги, что я с вашей мамой договорилась, еще и сценарий на блюдечке подать надо? Я ж копейки с нее возьму, чисто символические! Мой родственник собирается продуктовую лавку открыть, ему там какой-то санитарный сертификат позарез нужен. Ну, вот я и… Только это строго между на ми, деточка! Поняли? А сценария у меня никакого нет…

– Ну, хорошо, пусть будет так, – попыталась скрыть за вежливой улыбкой свое смятение Катя. – Тогда я пойду, извините… – начала подниматься она с дивана.

– Э, нет, погодите! – выставила пухлую ладошку перед ее лицом предприимчивая тетенька-тамада. – Нет, это что же получается?

Вы так и уйдете, мамочкину просьбу не выполнив?

– Но… Как же я ее выполню, по-вашему?

– Да очень даже просто. Мамочка спросит, а вы скажете – хороший, мол, у Тамары сценарий. Просто замечательно-исключительный. Просто лучше уж и некуда. И мамочка будет довольна, и вам хорошо, и мне тоже.

– Ага, всех обманем, значит?

– И-и-и, деточка… Не надо таких громких слов, не стоит овчинка выделки. Есть сценарий, нет сценария – все одно свадьба как надо пройдет. А люди кругом, деточка, только на обманах и выживают. Всем чего-то друг от друга надо – кому свадьбу, кому сертификат… Мамочка ваша, например, уже много лет на своем месте сидит, взяток не берет, заслуженным уважением пользуется, а мимо обмана все равно не проскакивает. Всем как-то жить нужно, деточка. Ну что, схитрим немного, чтобы маму не огорчать?

– Скажите… А у вас дети есть? – вдруг ни с того ни сего спросила Катя, подняв на собеседницу грустные глаза.

– Да есть, есть, конечно, куда ж от них денешься… – вяло и не менее грустно махнула ладошкой пожилая женщина. – И дети есть, и внуки есть… Потому и приходится на свадьбах да на юбилеях козой прыгать, чтобы копейку заработать да их поддержать как-то. Времена нынче трудные, а внуков учить надо, потом к месту пристраивать. Моим детям самим и не справиться. Знаете, как сейчас говорят? Что ж это, мол, за родители, которые собственных детей до пенсии не доведут? Смешно, правда? Вроде того – вывел ребенка на пенсию, и помирать можно…

– Значит, вы их любите, своих детей?

– А то! Вишь, как из штанов выпрыгиваю. Раз помогаю, то и люблю, значит.

– А они вас?

– Да кто его знает, деточка? Любят, наверное. Не знаю. Родители – это ж вроде как отработанный материал. Жизнь вперед идет, им своих детей любить надо. На всех любви не напасешься. Да мне шибко и не надо, лишь бы у них все хорошо было. Ну что, выручишь меня с этим, со сценарием-то, будь он неладен?

– Да уж, действительно – будь он неладен…

– Ага! А насчет свадьбы – уж не сомневайся. Уж расстараюсь, как могу. Все довольны останутся.

– Да я и не сомневаюсь, что вы…

– Ну, и спасибо на добром слове, деточка.

– Это вам спасибо.

– А мне-то за что?

– Да так… Просто спасибо, и все. До свидания. Пойду я.

– Ну, с Богом… Завтра увидимся, значит.

– Да. Завтра увидимся…

Выйдя на улицу, она медленно побрела в сторону дома, будто боясь расплескать странное ощущение, поселившееся внутри после услышанных нечаянных откровений. Как эта тетка себя лихо пригвоздила – отработанный материал, главное… А самое интересное – вполне осознанно пригвоздила. То есть что это получается? Выходит, родители вовсе и не претендуют на любовь своих детей? Так, что ли? Может, и мама не претендует? И вполне закономерно осознает, что они с Милкой ее не любят, но вслух об этом не говорит? Пойти, что ли, с Милкой обсудить это неожиданное открытие? Хотя лучше не стоит. Лучше ее сейчас вообще не трогать. И без того слишком нервная.

– Ну что, все мамины поручения выполнила, послушная наша? – выглянуло из кухни сморщенное в язвительной усмешке Милкино лицо, когда она вошла в прихожую. – Красивую куколку купила, да? А про ленточки с бантиками не забыла, нет?

– Нет, не забыла! – скидывая туфли с ног, сердито взглянула на нее Катя, моментально забыв о своих благих намерениях. – И хватит уже капризничать, ей-богу! Достала уже своими капризами! Могла бы и поучаствовать в этой суете! Между прочим, это ты замуж выходишь, а не я!

– А тебе завидно, да?

– Нет, мне не завидно. Просто у тебя сейчас отпуск и времени завались, а я, между прочим, с работы из-за этой ерунды отпросилась! Из-за куколок, ленточек и бантиков, как ты говоришь!

– А я тут при чем? Я тебя что, просила? Вот лично я просила? Ты что, сама не знаешь, как мне все эти ленточки-бантики по фигу? Господи, кто бы знал, как меня это насилие уже достало! До самых печенок осточертело! И не ори на меня, пожалуйста! Хоть ты не ори!

– Да я не ору, Милк…

– Нет, орешь!

– Нет. Не ору. Ты извини меня, пожалуйста. Я прекрасно тебя понимаю, ты же знаешь. И про пошлую куколку все понимаю, и про ленточки… Я ж тоже терплю это насилие, и ничего. Наверное, так надо.

– Кому надо? Маме?

– Не заводись, Милк! Не надо. Наверное, не все в нашей с тобой ситуации так ужасно, как нам кажется. Бывает и хуже. Так бывает хуже, что и верится с трудом. Помнишь, я тебе про мальчика из детдома рассказывала, про Алешу Вяткина?

– Да отстань ты от меня, идиотка блаженная! Что ты ко мне со своим мальчиком все время лезешь? Ты сдвинулась на нем, что ли? Не хочу я знать ни про какого мальчика! И вообще, не подходи ко мне больше сегодня! Никого ни видеть, ни слышать не хочу!

Промчавшись фурией по коридору, она так яростно хлопнула дверью в их комнату, что Катя вздрогнула и прижалась спиной к стене. Потом, будто с усилием от нее отлепившись, устало прошлепала на кухню, заглянула в холодильник. Обеда нет, это понятно. Невеста нервничает, не до того ей. Придется еще и суп варить, и котлеты жарить. Мама ж наверняка сейчас голодная придет. И тоже – нервная. И отец… Нет, скорей бы эта свадьба уже закончилась, честное слово!


Следующее утро тоже началось с переполоха – долго искали коробку с Милкиными туфлями. Нашли почему-то на антресолях. Как и зачем она туда попала, никто вопросом не задавался. Не до того было. Может, сама Милка, будучи в сердцах, ее туда и закинула, потому как терпеть не могла «мадамской» обуви на каблуках. И никогда ее не носила. Оно и понятно – будь ее воля, в кроссовках бы замуж пошла. Только не было у нее воли. Злости и раздражения – сколько угодно, а воли – не было. Вот если б наоборот…

Дом постепенно наполнялся приличествующим событию шумом и гамом. Милкины подружки развели суету в подъезде, готовясь к процедуре выкупа невесты, приехавшие из деревни родственники сиротливо слонялись из комнаты в комнату. К десяти часам пришла девушка-стилист из модного в городе салона, и Милка покорно уселась на стул, страдальчески вытянув длинную худую шею. И глаза закрыла. То есть гордо отрешилась от всего презренно происходящего. Оценив ее состояние, Катя усмехнулась раздраженно – нравится ей этот балаган, что ли? Зачем, спрашивается, день собственной свадьбы превращать в казнь графини Бестужевой? И не графиня ты вовсе, а всего лишь Милочка Русанова, дочка всеми уважаемой Анастасии Васильевны Русановой. А то, право слово, смешно. Похоже на фигу в кармане. Нет у тебя своей воли, так хоть злостью не распаляйся. И вообще – что во всем этом плохого-то? Все как надо, все по обычаю.

– Катюш, поди-ка сюда… – заглянула в гостиную мама, и Катя нехотя оторвала взгляд от ловких рук парикмахерши, летающих над Милкиными вольными вихрами. Кстати, вихры оказались гораздо покладистее своей хозяйки, с удовольствием вились, тянулись и начесывались, преобразуясь в красивую прическу.

– Что, мам? – забежала она на кухню, с удивлением уставившись на мать, застывшую в странной задумчивости у окна. Странной, потому что в это сумасшедшее утро не было ни у кого времени ни застывать, ни задумываться.

– Кать, ты бы за отцом сходила…

– Куда? В гараж, что ли?

– Нет. Не в гараж. Я думаю, он около роддома торчит. Совсем голову потерял, идиот старый… Скоро в ЗАГС ехать, а он…

Плечи ее дернулись, как в судороге, голова чуть запрокинулась назад, но первый же вырвавшийся наружу слезный всхлип оказался и последним, потому как придушен был сильным коротким вздохом.

– Ладно, чего это я… Не время сейчас слезы лить! – обернулась к ней от окна мама. – Беги, Катюш, приведи его.

– А ты уверена, что он там? Ну, то есть… Около роддома торчит? Он же вечером рано домой пришел…

– Ну да, рано. И спать лег тоже рано. А под утро ему на мобильный позвонили, и он вроде как с ним на кухню пошел, чтобы меня разговором не будить. А я потом уснула так крепко! Просыпаюсь, а его нет… Ой, Катя, чует мое сердце неладное! Если не придет, что будем людям объяснять? Куда отец невесты делся? Беги давай, Кать, приведи его…