От легкого стука в дверь она вздрогнула, будто ее застали за чем-то неприличным, и, торопливо спрятав папку с характеристиками в ящик стола, проговорила с волнительной хрипотцой в голосе:

– Да, войдите…

– Можно? – просунулась в дверь голова той самой Ксюши, ее утренней знакомой.

– Конечно, можно.

– Это вы у нас теперь новый психолог, да? – с любопытством взглянула на нее девчонка, садясь на краешек стула напротив стола.

– Да, я новый психолог. Меня зовут Екатерина Валентиновна. А тебя зовут Ксюша, правильно?

– Ага!

– А фамилия у тебя – Степанова?

– Ага! А что?

– Да нет, ничего…

– Ой, Екатерина Валентиновна, я чего к вам пришла-то… Посмотрите, какую мне мама кофточку подарила!

Ксюша пружинкой подскочила со стула, крутанулась, демонстрируя кофточку. Потом снова присела на стул, проговорила радостно:

– Правда же, прикольная кофточка?

Катя в замешательстве нервно сглотнула слюну – на самом деле ничего «прикольного» в Ксюшиной кофточке не было. Старая линялая трикотажная тряпка с россыпью дешевых стекляшек на груди. Но не резать же правду-матку в глаза девчонке – как-то язык не поворачивается. Впрочем, Ксюша и времени ей для ответа не предоставила, затараторила радостной скороговоркой:

– Мама меня вчера встретила на улице, так обрадовалась! Я тебе, говорит, кофточку сейчас подарю! Она мне мала стала, и я тебе ее отдам! Мама, она очень хорошая, только у нее пока возможности нет меня отсюда забрать. А так – она очень хорошая. Правда!

Девчонка преданно уставилась ей в глаза, требуя хоть какой-то реакции, но ничего, кроме улыбки да мелкого кивка, Кате выудить из себя не удалось. Слава богу, дверь с шумом отворилась, впуская в кабинет джинсовую воспитательницу Ларису с прической вихрастым ежиком.

– Ксюшка, а ну брысь отсюда! – ласково обратилась она к девчонке, слегка дернув ее за прядь волос. – Ишь ты, наш пострел везде поспел! Дай человеку хотя бы освоиться!

– Да я на минутку, Лариса Иванна! – резво подскочила со стула Ксюша. – Извините!

Закрыв за ней дверь, Лариса подлетела к окну, легла животом на подоконник, выглянула на улицу. Потом так же шустро уселась на стул напротив Кати, заговорила вполне дружески:

– Что, Ксюшка новой кофточкой хвасталась?

– Ага… Говорит, мама подарила. Что, правда?

– Да прям… Нет у нее никакой мамы. Вернее, может, и есть где-то… Они тут все про своих матерей небылицы рассказывают. Каждый день – разные. Врут как сивые мерины. Ты привыкай. Ничего, нормально. Главное – правильный тон взять. Не отвергать, но и не одобрять.

– Да? А я ей поверила…

– Так она именно за этим к тебе и заявилась, чтоб ты поверила. Ты же здесь пока человек новый. Понимаешь, ей очень хочется, чтобы хоть кто-то, хоть на одну минуту, но не сомневался, что у нее любящая мама есть. Так что все нормально, Кать.

– Ой… – вдруг горестно поникла на стуле Катя, чувствуя, как наплывают на глаза непрошеные слезы. – Чего-то не знаю я, Ларис… В себе сомневаюсь. Боюсь, не получится из меня ничего. Понимаешь, я совершенно случайно сюда попала, и вовсе я никакой не детский психолог, у меня специализация другая…

– Да ладно, не дрейфь! И слезы убери. Придешь домой да поплачешь на воле. А здесь – не надо. Ничего, привыкнешь! Не боги горшки обжигают. Главное, чтоб человек хороший был. А то у нас знаешь как бывает? Занесет кого-нибудь совсем уж несусветного, потом стреляемся. А что делать? В детдом-то кто работать идет? В основном те, кто в школах не пригодились. То есть педагоги хреновы.

– А вот бывший психолог Петрова А.Н., она…

– Анна Николаевна? Она, слава богу, на пенсию ушла. Вернее, Алена ее «ушла». Не знаю, как ей это удалось, но «ушла»-таки. С почетом. А почему ты спросила?

– Да так, ничего…

– Ну вот и хорошо, что «ничего». Пойдем чай пить. Мы все в это время собираемся на утренний чай, что-то вроде летучки. Пойдем?

– Я не хочу. Спасибо.

– Да ладно, пойдем! Надо же тебе со всеми познакомиться! Вообще, у нас коллектив ничего себе, терпимый. Не бойся, не укусят.

– Ну хорошо…

Знакомство с коллективом прошло сносно, если не считать того, что ни одного имени она толком не запомнила. Все, с кем ее знакомила Лариса, если следовать жанру прочитанных ею характеристик, были не злы, не раздражительны, не упрямы, не ворчливы, не гневливы. Наоборот, милы, улыбчивы и благожелательны. И чайный стол был хорошо накрыт – с вареньем, с пирогами, со всякими печенюшками домашнего изготовления. Почти семейная обстановка в общем.

Придя после чайной церемонии к себе в кабинет, она уже обстоятельно пошуровала в шкафу с документами. И нашла то, что искала – кучу тоненьких методичек. Обрадовалась, начала листать торопливо одну за другой. Чем больше листала, тем большая приходила уверенность – разберется. Лариса права, не боги горшки обжигают. Не так уж и страшны все эти «адаптационные потенциалы» и «психоэмоциональные статусы». Всего лишь показатели интеграционных характеристик. Очень даже интересно, между прочим…

Увлекшись, она и сама не заметила, как истек положенным временем первый рабочий день. Да она и не заметила бы, если б Милка ей на мобильный не позвонила и не поинтересовалась – жива ли она вообще и когда домой собирается. Глянув на часы, Катя ахнула – десять минут седьмого…

Выбрав несколько методичек, она торопливо сунула их в сумку с благим намерением полистать еще и дома, дошла до двери, открыла ее и нос к носу столкнулась с худеньким, коротко стриженным подростком. И отступила на шаг, глядя на него в ожидании.

– Ой, а я к вам… – нерешительно произнес парень, топчась на пороге. – А вы что, уже уходите, да?

– Вообще-то да… У меня рабочий день закончился… – виновато улыбнулась она ему, но, тут же спохватившись, быстро поправилась: – Но если у тебя что-то срочное…

– Да нет… В принципе, можно и завтра… Я просто спросить хотел. Вернее, попросить…

– Давай, заходи, – решительно направилась она обратно к столу. – Садись, излагай свою просьбу. Тебя как зовут?

– Ваня Потапенко. А вы – Екатерина Валентиновна, наш новый психолог, да?

– Да. Все правильно.

– Екатерина Валентиновна, вы это… Вы не думайте, я взрослый нормальный пацан, я в полном адеквате и давно уже сам за себя отвечаю! Вы это… Вы помогите мне, пожалуйста! – садясь на стул и сильно ссутулившись, проговорил мальчишка со странным отчаянием в голосе и так жалобно дернул кадыком на худенькой цыплячьей шейке, что ей тут же захотелось протянуть руку и погладить его по коротко стриженной голове.

– Погоди, Ваня, не волнуйся так. Что у тебя случилось?

– Да у меня-то как раз ничего не случилось! У меня все нормально! Зачем меня сюда привезли? Кому какое дело, что я один жил? Ну, бросила меня мать, уехала, ну и… с ней! – проговорил он на одном хриплом дыхании, даже не заметив, как вылетело и затрепыхалось в приличном пространстве кабинета короткое матерное, совсем неприличное словцо. – Мне уже скоро пятнадцать будет, я реальный пацан, а меня сюда зачем-то запихнули! В детдом! В гробу я видал ваш детдом!

– Вань… Но ты же несовершеннолетний еще, сам понимаешь. Я охотно верю, что ты взрослый и реальный, но… По-другому, наверное, никак нельзя.

– Да отчего нельзя-то? Жил себе и жил дома, и ничего!

– А… Мама давно уехала? Ну, то есть… Ты долго один жил?

– Да полгода где-то. Ничего, не помер.

– А на что ты жил?

– Да так… Иногда соседи подкармливали, потом – я бутылки собирал… У нас напротив дома парк, там бутылок с утра – завались!

– А в школу ты ходил?

– Ну, так… Не каждый день, конечно… Ой, да при чем тут школа вообще? Я ж не про школу… Вы это… Вы лучше на меня характеристику хорошую напишите.

– Какую… хорошую?

– Ну, что я один могу жить! Что я самостоятельный! Что я все сам умею. И приготовить, и постирать, и полы помыть. Вы так напишите, чтобы они меня отсюда обратно домой отправили. И не приставали больше!

– Боюсь, не поможет тебе характеристика, Вань… А чем тебе здесь плохо? Нет, это замечательно, конечно, что ты такой самостоятельный, но знаешь, здесь все эти навыки тоже могут пригодиться.

– Ой, да как вы все не поймете-то… Не могу, не могу я здесь! – нервно постучал он тыльной стороной ладоней об стол. – И жить не могу, и жрачку эту вашу есть не могу!

– Почему? По-моему, нормально здесь кормят… Я сегодня обедала, мне понравилось…

– Да не привык я так! Суп, котлеты… Сидишь, как дурак, за столом, в пустоту зыришь… Чего я, шибко культурный, что ли?

– А как ты привык? Что ты дома ел?

– А я, знаете, макароны люблю, длинные такие. Наварю их полную кастрюлю, выложу на тарелку, потом туда полбанки майонеза ЕЖК жахну – и к телику, футбол зырить. Налопаюсь – красота!

– Не поняла… Какого майонеза… жахнешь?

– Да ЕЖК! Егорьевский жировой комбинат то есть.

– А другой майонез что, хуже?

– Не, не хуже – дороже. А ЕЖК – он дешевый и вкусный.

– И что, ты этим только и питался?

– Так вкусно же! А самое главное – никто над головой не трындит, чего мне надо, чего не надо. А здесь я сижу за столом, ем эту вашу еду и думаю – как макаронов с майонезом ЕЖК хочу… И чтоб у телика…

– Хм… Ну хочешь, я завтра попрошу на кухне…

– Да не надо! Я ж говорю – вообще не хочу тут жить! Я домой хочу! Дайте характеристику, а? Иначе сбегу…

– Ладно, Вань… Давай этот разговор до завтра отложим. Хорошо? Посидим с тобой завтра, поговорим, подумаем, как нам быть. Идет?

– Ладно. Завтра так завтра. Договорились.

Поднявшись со стула, он понуро добрел до двери, оглянулся, хотел еще сказать что-то, да передумал, лишь вяло махнул рукой. Катя с трудом сглотнула слюну – горло перехватило жалостной безнадегой. И мысль в голове ворохнулась шальная, нехорошая, совсем не педагогическая: будь ее воля, ей-богу, отпустила бы этого парня домой. Наверное, ему и впрямь неволя с ее вкусными и полезными обедами не впрок. Пусть макароны с майонезом ЕЖК, но на свободе. Наверное, у него натура такая – обостренно свободолюбивая. А они здесь начнут ее общей гребенкой причесывать, поломают, замониторят к чертовой матери. Кто его знает, как лучше…