Кажется, всё, на самом деле, начинается.


Оказавшись перед дверью квартиры Жданова, Катя осторожно, боясь, что Андрей услышит, глубоко вдохнула. Сердце стучало неровно, постоянно замирало, но Катя ему не верила. Сама над собой смеялась, и над своими опасениями.

Свадебный банкет закончился, обошлось без недоразумений и трагедий, и родственники расстались если не довольными друг другом, то успокоенными. Присмотрелись, познакомились ближе, понаблюдали за молодыми, которые весь вечер друг от друга не отходили и постоянно прислушивались к тому, что другой говорил, и, видимо, всех увиденное порадовало. Потому что Катины родители на прощание расцеловали не только её, но и Андрея, а Ждановы-старшие, более сдержанные по натуре, выглядели благодушными. Нет, Катя не мечтала о том, что они смирились со столь поспешным и нелепым браком сына, но не выражали открыто свои мысли, не спорили и не возмущались, за что Катя готова была сказать им спасибо. Единственный человек, который портил для неё этот день — так это Малиновский. Непонятно почему, но она с него глаз не спускала, словно ждала, что он, по привычке, сделает какую-нибудь гадость. Была уверена, что он подготовился, инструкцию написал, и не упустит возможности продемонстрировать Кате своё пренебрежение. Но всё прошло, на удивление, гладко. Да, Андрей по большей части молчал, только на губах лёгкая улыбка, будто прилипла. Выслушивал поздравления и пожелания, кивал и на Катю посматривал. Она от его взглядов нервничала, но показывать это было нельзя, тоже старалась не отставать и улыбаться. А думала о том, что, наверное, зря не сказала Жданову, что совершенно не мечтала о настоящем торжестве и могла бы обойтись… Но было уже поздно, всё решили за неё.

Устала. Кто бы знал, как она устала за этот день. В тяжёлом, неудобном платье, на высоких каблуках, с приклеенной улыбкой. К усталости примешалась печаль и капелька отчаяния, и стало тяжело думать и находить нужные слова Андрею в ответ. Правда, всю дорогу от ресторана они молчали, но не верилось, что оказавшись дома, он продолжит отмалчиваться. А Кате сейчас больше всего на свете хотелось принять душ, выпить чаю и лечь спать. Молча, ничего не выясняя, а уж тем более не воюя.

Андрей в квартиру вошёл первым, нёс несколько больших букетов, и из-за этого провозился с замком дольше, чем обычно. Вошёл, ни о чём не задумавшись, а вот Катя помедлила на пороге. Затем перешагнула его левой ногой. Сама не знала, зачем это делает, ведь прекрасно понимала, что надеяться не на что.

Суеверной вдруг стала.

Цветы Жданов на стол положил. Просто свалил кучей, и поспешил отряхнуть пиджак. На белоснежной рубашке появились жёлтые пятнышки от пыльцы, и Андрей недовольно поджал губы. Обернулся на Катю. На жену. Он никак не мог привыкнуть. К тому, что она его жена. А обручальное кольцо на пальце, казалось, кожу жгло.

Катя на него не смотрела. Села на диван и туфли скинула. Вздохнула с облегчением. Андрей видел, как опустились её плечи, а потом юбки свадебного платья приподнялись, когда Катя ноги вытянула. Так странно было видеть её здесь. А ещё более странно то, что она здесь останется. И какие-то права на это имеет. При мысли о правах, кольцо стало мешать, Андрей покрутил его.

— И что теперь?

Катя резко подняла голову, упругие локоны на её затылке подпрыгнули.

— Ты не устал?

Жданов весело хмыкнул.

— Спать ляжем?

— Не знаю, как ты, а я — да.

— Оригинально. — Он пиджак снял, повесил его на спинку стула. Сделал пару шагов к дивану и заметил, что Катя напряглась. Кажется, даже дышать перестала. Жданов собирался к ней подойти, что-нибудь ещё сказать, чтобы окончательно её смутить, понаблюдать за этим, удовольствие получить, но вдруг передумал. Прошёл к бару, достал два бокала, себе налил виски, а Кате белого вина. Она, правда, не оценила.

— Я чаю хотела, — сказала Пушкарёва, испортив момент. Хотя, ничего другого Андрей от неё и не ожидал.

— Не будет романтического вечера?

— Не будет. — Она с дивана поднялась, подхватила подол платья, чтобы не цеплялся ни за что.

Андрей безразлично пожал плечами, но за передвижениями жены наблюдал с большим интересом. Катя тем временем прошла в спальню, некоторое время шарила рукой по стене, пытаясь найти выключатель. Жданов, конечно, мог бы ей сказать, что он находится ниже, чем она ищет, но промолчал, лишь наблюдал. Ощущал странное возбуждение от происходящего. Было интересно, что Катя будет делать дальше. Чего она, вообще, ждёт от их, пусть и недолгой, семейной жизни, и первой брачной ночи в частности.

Свет Катя включила, прошла в спальню и решительно закрыла за собой дверь. Андрей громко хмыкнул, так, чтобы она наверняка услышала.

На кухне был накрыт стол. Андрей свет включил и в первый момент замер, глядя на всю эту красоту. Фарфор, серебро, хрусталь… Всё, как мама любит. В холодильнике шампанское и ужин из ресторана, только разогреть надо. Жданов постоял у открытого холодильника с минуту, потом взял с тарелки бутерброд с икрой и откусил. Обернулся, посмотрел на стол.

Понятия не имеет, что дальше делать.

Катя на кухне появилась всё ещё в свадебном платье. Только от высокой причёски ничего не осталось, волосы распущены по плечам и немного взъерошены. Тоже посмотрела на стол, потом на жующего Жданова, прошла мимо него, включила чайник. Так и осталась стоять к Андрею спиной, кожей чувствовала его изучающий взгляд, и продолжала молчать. Чувствовала себя, как в невесомости: каждое движение может привести к неожиданному результату.

— Это будут потрясающие три месяца, — сказал Жданов после пары минут молчания. Достал из холодильника тарелку с бутербродами и сел за стол. — Судя по сегодняшнему вечеру, мы узнаем друг о друге много нового. Станем настоящими друзьями. — Улыбнулся. — И не только. Да, Катюш?

Чайник возбуждённо захрюкал, щёлкнул, выключаясь, а Катя уже повернулась к столу, неожиданно с двумя чашками, одну из которых поставила перед Андреем. Тот даже отодвинулся немного, мгновенно насторожившись. Но Катя поставила на стол сахарницу, положила чайные ложки и разлила по чашкам кипяток. И после этого уже села за стол, игнорируя праздничную сервировку.

— Я не знаю, как и что будет. — Она положила в чашку две ложки сахара, помешала, и сделала первый маленький глоток. Андрей видел, как она на мгновение блаженно прикрыла глаза. Именно в этот момент он понял, что она на самом деле сильно устала и сил на военные действия, если они и планировались, у неё сегодня нет. — Посмотрим.

— Она посмотрит, — всё-таки передразнил он её, правда, это было больше похоже на ворчание. — Я женат на сумасшедшей. Думаешь, что-то за три месяца изменится?

Катя не ответила, подула на чай, и украдкой глянула на Жданова. Тот как раз подвинул к себе чашку, сахар положил и быстро размешал. Потянулся за ещё одним бутербродом.

— Зорькин твой, юркий как уж, — продолжал он, с ленцой, — весь вечер от меня бегал. Ты велела?

— Просто он не горит желанием с тобой встречаться.

— Ещё бы, — хмыкнул Андрей. — Как хорошо чувствовать себя миллионером.

Катя слабо улыбнулась.

— Правда, хорошо?

— А ты не знаешь, да?

— Не знаю. Я об этом не задумывалась как-то. Наверное, некогда было.

— И опять я виноват, — подвёл Андрей итог.

Катя пожала плечами. Рот ладонью прикрыла и зевнула. Андрей откровенно разглядывал её, прихлёбывая чай, и Катя, в конце концов, смутилась.

— Что?

— Да нет, ничего. Пытаюсь… — Посомневался, стоит ли говорить. — Пытаюсь на твоём месте Киру представить. Что бы она сейчас делала.

Катя глаза опустила, но всё же поинтересовалась:

— И что бы она делала?

— Не пила бы чай, это точно. Скорее уж рассказывала мне, как мы с ней будем счастливы следующие лет пятьдесят.

— Ещё не всё потеряно.

— Какая ты добрая, — не удержался он от язвительности.

— Ты, правда, хочешь прожить с ней следующие пятьдесят лет?

— А почему нет? Мы с ней подходим друг другу.

— Но когда-нибудь ей надоест…

— Что надоест?

Катя помолчала, потом продолжила:

— Прощать тебя.

— Ты все три месяца будешь меня перевоспитывать? Это и есть цель?

Катя покачала головой, затем решительно поднялась.

— Я просто спросила.

— А я с некоторых пор не верю в то, что ты хоть что-то делаешь просто так.

Катя снова ушла в спальню, Андрей слышал, как дверь хлопнула, а он ещё минут пятнадцать сидел за столом, смотрел в окно и крутил кольцо на пальце. Никак не мог привыкнуть к его наличию. Чай совсем остыл, Андрей сделал глоток, но поморщился, и отодвинул от себя чашку. Посмотрел в сторону комнат. Пытался морально подготовиться к тому, что увидит, когда в спальню войдёт. Пытался предположить, а в итоге на воспоминания сбился. Были когда-то в его жизни две ночи (да даже не ночи, а так, несколько часов) с Катей Пушкарёвой. Но сейчас казалось, что это была совсем другая девушка — трогательная и наивная, которую хотелось оберегать и лелеять, как цветок; не диковинный, а тот, который цветет очень редко. Раз в сто лет. Если такие бывают, конечно. Поэтому он и побаивался её, чувствовал, что всё не так просто. Ему ведь никто никогда не объяснял, с какой стороны к такому цветочку подходить стоит. И правильно делали, надо сказать! Как время показало, эти диковинные создания очень опасны. Цветут-то, может и раз в столетие, но что там, в итоге, распустится, никто не знает. Вылезет из колючек аленький цветочек, ты руку доверчиво протянешь и останешься… без всего.

О встречах с Пушкарёвой в памяти остались не очень чёткие, но сильно смущающие воспоминания: какие-то безумные признания, обещания, поцелуи… лихорадочные. Сейчас, спустя месяцы, мог бы с лёгкостью от всего этого отмахнуться, сделать вид, что не было ничего. Что Андрей и проделывал весьма успешно. Он не думал о Кате Пушкарёвой, искренне считая, что это благо для них обоих. Они из разных миров, и ничего друг другу дать не могут. Как-то даже сказал ей, что принес бы ей одни несчастья. И улыбнулся, как своему родному человечку. А этот родной человечек вот так его подставил.