— Неправильный ответ. Да развяжите его, - раздражение прорывается в голосе и я ловлю на себе вопросительный взгляд Плахи. Отмахиваюсь. А фотографу тем временем сняли повязку. Он подслеповато щурится, пока его отвязывают от стула. — Итак. Теперь ты видишь и знаешь, кто я. Повторяю вопрос. Кто нанял тебя следить за моей женщиной?

— Я не знаю, — отвечает фотограф. Я морщусь, как от зубной боли. Нет, это никуда не годится. Что же они все как один всегда повторяют одно и то же. В чем смысл? Все равно скажут правду. К чему тянуть время? Мне оно дорого.

— Значит так, – поднимаюсь со стула. — Или ты отвечаешь на мои вопросы или твоя невеста получит тебя по частям. А ты…пожалуй, я дам тебе шанс выбрать, как именно ты умрешь.

— Я правда не знаю! – занервничал фотограф. — Он дал мне вашу визитку. И сказал, что вы подозреваете жену в измене. И всего-то нужно, сделать пару снимков. Я и сделал. И все! Все! Честное слово!

И рванулся ко мне, но Игорек перехватывает его, усаживает обратно. А мне надо подумать. Выхожу на улицу, вдыхая промозглый осенний воздух. Нужно подумать. Вот только собрать мысли в кучу никак не удается. Не надо было вчера пить, ох не надо. Разминаю шею. И возвращаюсь мыслями к Кате. Похоже, в моем похмельном мозгу не осталось ничего другого. Невольно смотрю на часы и понимаю, что Катя наверняка еще в моей квартире. Сейчас она докурит в моей спальне, затушит сигарету о зажигалку, которую она отобрала у меня год назад, чтобы я не курил. А потом уйдет. Оставит ключи и уйдет. Была бы посуда на кухне – перемыла бы. Ненавидит, когда грязь и вещи на местах. А мне нравилось ее сердить, разбрасывая вещи и превращая квартиру в место хаоса. Нравилось наблюдать, как она дуется, но приводит все в порядок и знает, где лежит каждая моя вещь. Кажется, будто она все обо мне знает. А я о ней – ничерта.

— Дай сигарету, – говорю вышедшему следом Плахе.

— Ты не куришь.

— Угу, и здоровеньким помру, – злюсь. А курить хочется до ломоты в затылке. Но Плаха прав – я бросил, и начинать заново не стоит, наверное.

— После вчерашнего – вряд ли, – усмехается друг и предлагает: — Излагай.

Если бы я знал, что излагать.

— Визитка – фуфло. У каждого второго, кто бывал в клубе, может быть моя визитка. И определить, кто заказчик – нереально.

— Визитка клуба возможно, – Плаха все-таки протягивает мне пачку. Я выуживаю одну сигарету, кручу в пальцах. — Но лично твоя? Ты раздаешь визитки всем подряд?

Не раздаю.

— И Катя, – продолжает Плаха. — Как много людей знает о ваших отношениях? Вы выходите в свет? Появляетесь перед прессой?

Нет, нет и нет. Кто знает о Кате? Прикрываю глаза, ерошу волосы. Не так. Кто знает, насколько она мне дорога? И кому я так сильно мешаю жить? Марк? Братец мой хоть и скотина, но ему сейчас явно не до такого. Ему своих проблем хватает с лихвой. И если верить его женушке, то виновник всех проблем – адвокат Андрей. Ну исключая меня самого, конечно. Я-то к проблемам Марка не имею никакого отношения. За себя я еще в состоянии отвечать. Значит, Андрей. Человек, однажды спасший мне жизнь.

Набираю номер. В трубке хриплый и запыхавшийся голос.

— Василий, – говорю ласково, растягивая буквы. Друг напрягается моментально.

— Кто? — осторожный вопрос почти шепотом, как эхо из прошлого, когда мы подыхали каждый вечер.

— Василий, не нервничай, – меняю тон на рабочий, привычный другу. — Лучше отлепляйся от своей нимфы и найди мне Андрея.

— Самурай, ты…

— Я. Но сперва пришли мне его фотку. И в темпе, Василий, в темпе.

— Я понял, – отчеканивает друг.

— И, Василий, завязывал бы ты со шлюхами, не ровен час подцепишь чего-нибудь, лечи тебя потом, – улыбаюсь, предчувствуя реакцию друга.

— Самурай.

— Да?

— Иди в жопу.

Смеюсь, но через минуту получаю портрет адвоката. Возвращаюсь в конюшню под пристальным взглядом Плахи. Показываю физиономию Андрея фотографу.

— Он?

— Нет, – и для убедительности качает головой.

— Уверен?

Лихорадочный кивок. Задумываюсь. Странно. Но Андрей вполне мог прислать кого-то, как, например, к Алисе. То, что игру с Марком затеял Андрей – без сомнения. А со мной? Неопределенность бесит. И злость накатывает новой волной. И курить хочется все сильнее. Ладно, попробуем зайти с другой стороны.

— Заказчик с тобой расплатился?

— Только аванс. Аванс был, да. Щедрый такой. Обещал столько же после того, как все будет сделано.

Отлично.

— Тогда звони. Поглядим, кто придет на встречу.

Но никто так и не пришел.


ГЛАВА 2

ДВУМЯ НЕДЕЛЯМИ РАНЕЕ


Уходить тяжело. Катя долго не решается выйти за дверь. Снова и снова возвращается в спальню, где до сих пор пахнет Корфом. Смятые простыни, сброшенное одеяло, разбросанная по полу одежда. Только его. Свою она затолкала в чемодан. Потом, наверное, придется выбросить. Потом. Все потом. Уже через неделю она будет далеко. Снова сбежит. Начнет новую жизнь, пока прошлое вновь не оставит в покое. Если оставит. Нашло же спустя столько лет. Катя встряхивает головой, отгоняя тягостные мысли. Потом. Сейчас ей хочется курить. Возвращается в коридор, в куртке находит примятую пачку, зажигалку и обратно в спальню. Садится на разобранную постель, прикуривает сигарету. Сизый дымок вьется тонкой струйкой, по щеке ползет слеза, а перед глазами — урывки прошлой ночи.

Благотворительный вечер. Приятная музыка. Ловкие руки, ведущие в танце. Не такие сильные, как у Корфа. Не такие обжигающие, как его бешеный взгляд, не отпускающий весь вечер. И хотелось спрятаться, сбежать, но нельзя — ее выступление важно. Она поднялась на сцену, говорила что-то. Потом много пила, и в голове шумело от шампанского и коктейлей. Улыбалась, старательно избегая хищного прищура серых глаз. Любовно смотрела на сокурсника Мишу, не отказавшего ей в маленькой услуге. Он прекрасно подыгрывал. Но ему не противостоять Корфу. Поэтому ему удалось выкрасть ее: перекинул через плечо и увез в ночь. И двое его «бульдогов» остались на приеме караулить ее «жениха», чтобы она вела себя правильно. Она вела. И терпела тихое помешательство Корфа на грани безумия. Покорно принимала его крик, разорванную одежду, обвинения. И не обращала внимания, как хитрой крысой прокрадывалось в сознание прошлое. И как ее начинало потряхивать от давно забытых воспоминаний. А она лишь улыбалась полубезумно, по-прежнему молча и покорно принимая его уже далеко не тихое бешенство. И уже не видела, что остановило Корфа. Не чувствовала, как он прижал ее к себе, прошептал что-то. А потом ушел, оставив ее одну. Она не помнила, как провалилась в болезненный сон. Проснулась затемно, долго слонялась по квартире, не находя себе места. Позвонила Мише. Тот долго не брал трубку и она начала нервничать, что Корф убил его или покалечил. И когда она почти довела себя до безумия, Миша сонно ответил. И Катя едва не разревелась от облегчения. Оделась, хотела уйти, но ее тоже караулили. До утра.

А теперь она сидит и не может уйти, вспоминая все в мельчайших подробностях. Докуривает сигарету, сминает окурок о зажигалку. Подхватывает чемодан и, оставив ключи на кровати, уходит, захлопнув за собой дверь.

Сразу на работу. Связывается с нотариусом, готовит документы на продажу салона. И начинает поиски покупателя. К обеду, измотанная переговорами и отказами, выходит подышать свежим осенним воздухом.

Машину она замечает сразу.

Старый «Фольксваген» грязного цвета стоит у моста. Утром Катя курила на крыльце, наблюдая, как по мосту бегут люди, и никакой машины она не видела. А теперь та стоит. К тому же, очень удобно. С его точки открывается отличный вид на ее салон — водитель мог видеть оба выхода: парадный и служебный. Слежка? Вполне вероятно. Катя спускается по полукруглым ступеням парадного крыльца и направляется в сторону моста. Это наблюдение не сулит беды, потому что она знает хозяина старенького «гольфа». И знает, кто сидит за рулем, слушая джаз. Подходит к машине и стучит в водительское окно. Но не ждет, пока оно откроется. Присаживается на капот, закуривая. Хлопает дверца. Рядом приседает мужчина. От него пахнет лесом и лошадьми.

— Гонца прислал с прощальным подарком? Или с уговорами вернуться? — выдыхает вместе с облачком дыма. Перед ее глазами появляется широкая загорелая ладонь с пухлым конвертом. — Фантазия иссякла? Я разочарована, — с трудом подавляет подкатившие слезы. Нет уж, плакать она не станет. Сама все затеяла, знала, что будет хреново. Теперь будет терпеть. Медленно поворачивает голову в сторону мужчины. Рыжие волосы зачесаны назад, легкая небритость и тоска в слегка прищуренных голубых глазах.

— Почему ты, Егор?

— Взгляни, — предлагает он, кивая на конверт. — И расскажи, с тобой ничего не происходило в последние несколько дней?

— Твой друг решил, что я его собственность. Унизил меня, — «а я отплатила ему его же монетой», добавляет Катя мысленно. — Этого достаточно?

— Катя, ты умная и красивая женщина. Но сейчас в тебе говорят эмоции…

— В психологи заделался? Тебе это не идет, Плахотский, — она качает головой и все-таки берет конверт. Толстоват для денежной благодарности. Или Корф так дорого ее оценил? Заглядывает внутрь. Фотографии? Катя озадаченно смотрит на Егора. Тот молчит, предлагая самой найти ответы. Фотографий много. И на всех она. Кафе, театр, клуб. Разные люди, разные мужчины и она везде. Боль скользит по венам горьким ядом, выбивает дыхание. Фотографии выскальзывают из пальцев, рассыпаются по влажной брусчатке, подхватываются ветром. Катя безучастно смотрит на яркие картинки, запечатлевшие отрезки ее жизни. Жизни без Корфа. Он где-то за кадром. Там, где нет места искренним чувствам. Там, где осталась свистящая ветром скорость и ярость в стальном взгляде. Там, где ей казалось, что она снова научилась любить.