Остаток вечера эта мысль не покидала меня, я вертела ее в голове и так и эдак, пытаясь рассмотреть под разными углами, и по мере того как это занятие продолжалось, мне постепенно открылась истина. Вот такая: если кто-то из нас и был стулом на этом свидании, так это я. Теперь, когда я больше не думаю об этом, мне приходит в голову, что, наверное, так ведут себя мужчины определенного типа, когда встречаются с женщинами, не обладающими внешностью Кристи Тарлингтон[14]. Не имею понятия, что бывает, если один из двух человек во время первого свидания выглядит так ошеломляюще, как Кристи Тарлингтон — там, без сомнения, действуют другие правила — но если что-нибудь и интересует меня меньше, чем проблемы невероятно красивых женщин, то это проблемы мужчин, которые назначают свидание таким женщинам. Как бы то ни было, остаток вечера с Бобом я провела, буквально наслаждаясь своим ощущением стула. Это время от времени опасно приближалось к грани нормальной самооценки. Но теперь мне понятно, что дело было вовсе не так. Теперь я понимаю, что мне удалось перевернуть все с ног на голову. И это означало только одно: я действительно перевернула все. Тем вечером я чувствовала себя хорошо и солгала бы, сказав, что это не так.


Вообще-то я была так занята своими мыслями, что только ближе к концу десерта до меня дошло: во время этого странного свидания я была совершенно и необычно даже для себя тиха и неразговорчива. Я была настолько сдержанна, что просто не узнавала себя. У меня даже не было того чувства, которое я всегда испытываю на таких вот «свиданиях вслепую» — у меня было всего два подобных свидания в жизни, но я достаточно отчетливо помню то особенное чувство, которое возникало у меня на них обоих, — когда вы пытаетесь понравиться своему партнеру просто ради того, чтобы он остался в твердом убеждении, что вы для него желанны. Черт бы тебя побрал, думала я, глядя через столик на Боба, который разглагольствовал о том, как хорошо он провел время на Мауи, и кончик его носа опускался всякий раз, когда он произносил «б», «м» или «п». Я желанна. Это я — стул!


Боб со своей стороны тоже не замечал моей немногословности. Он заплатил по счету, и мы зашагали вверх по Уолнат-стрит к моей квартире. Когда мы дошли до площади Риттенхаус-сквер, то перешли к фонтану в центре, который был подсвечен огнями и работал. Зрелище было очень красивым.

— Вы верите в любовь? — спросил у меня Боб, когда мы подошли к фонтану.

— Простите?

— Вы верите в любовь? — повторил Боб.

— Конечно, верю.

— Не спешите. Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать.

— Все верят в любовь, — настаивала я.

— Все думают, что они верят в любовь, — возразил Боб. — Но если бы все верили в нее на самом деле, все было бы совсем по-другому.


Я начала беспокоиться о том, к чему приведет весь этот разговор. Однажды у меня случилось жутко неудачное первое свидание с типом, который, когда я сказала ему, что готова отправиться домой, перегнулся через стол, взял меня за руку и сказал: «Если у нас будут проблемы, мы справимся с ними». Может статься, мое, пусть и заниженное, очарование производило все-таки более убойное действие, чем я ожидала.

— По-моему, мне следует сказать вам, что я, скорее всего, больше не позвоню вам, — заявил Боб, когда мы подошли к парадной двери моего дома.

Н-да, где же ты, мое очарование?

— Я достиг такого этапа в своей жизни, когда мне хотелось бы быть честным с теми женщинами, с которыми я встречаюсь. Это для меня важно.

— Это очень тактично с вашей стороны, — сказала я.

— Спасибо, — отозвался Боб. — Вот почему я и делаю это.

Я открыла парадную дверь и вошла. Потом повернулась и взглянула на него.

— Наверное, я должна сказать вам, что, если бы вы мне позвонили, я выждала бы пару недель, прежде чем перезвонить, причем выбрала бы такое время, когда была бы уверена, что вы на работе. При этом, возможно, я бы сказала что-нибудь уклончивое и неубедительное для вашего автоответчика насчет того, что я жутко занята, что-нибудь о том, что позвоню вам снова, когда у меня появится свободное время. И никогда бы не перезвонила, — сказала я. — Даже если бы у меня было свободное время.

Я мило улыбнулась и захлопнула дверь у него перед носом.

Через десять минут зазвонил мой телефон.

— Как прошло ваше свидание?

Это был Генри.

— Словами не описать, — ответила я.

— Расскажите мне о самом хорошем и самом плохом, что было сегодня вечером.

— Ну, — сказала я, — мне пришлось швырнуть ему в голову булочку, чтобы он заткнулся.

Он засмеялся.

— А как насчет самого хорошего?

— Хорошего не было, — ответила я.

— Да ладно вам. Так не бывает.

Вот это и есть самый хороший момент.

— Семга оказалась неплохой, — сказала я.

— По крайней мере, вам досталась хорошая рыба, — заявил он. — Можно мне заглянуть?

— Сейчас? — Я посмотрела на часы в кухне. Был уже двенадцатый час ночи.

— Я недалеко, — сказал Генри. — Звоню вам из автомата. Сейчас я стою рядом с гигантским контейнером для мусора с амбарным замком на крышке. Так что мусор никуда не убежит.

— Даже не знаю, — промямлила я.

— Давайте попробуем так. Я сделаю вид, что нас разъединили, а потом появлюсь у вас на пороге, и тогда вы можете поступить со мной так, как вам заблагорассудится.

В трубке раздались короткие гудки, а я заплясала от радости.

Я ощутила такую близость с Генри после того, как мы занимались сексом в этот вечер, что в конце концов мы разговорились. Это был один из тех разговоров, когда появляется чувство: больше нет нужды что-то скрывать. Можно расслабиться — вы только что полностью вверили себя другому человеку, вам хочется кружиться по квартире, открывать шкафы, выдвигать ящики, доставать оттуда всякие дурацкие и даже постыдные вещи, раскладывать их на постели и кричать при этом: «Посмотри сюда! И сюда! Но люби меня!»

— Пообещай, что не будешь смеяться, — сказала я.

— Обещаю, — ответил Генри.

— Трое.

Он начал смеяться.

— Прости меня, это всего лишь трое, — сказал Генри. Он склонил голову к плечу и принялся рассматривать меня с каким-то почти научным интересом. — Сколько тебе лет?

— Тридцать два, — ответила я.

— По одному на десять лет, — сказал Генри.

— Я не занималась сексом, когда мне было десять лет.

— Я прекрасно это понимаю.

— А что, для тебя это имеет какое-то значение? — поинтересовалась я.

— Не думаю. Это так мило, — откликнулся он. — У меня вдруг возникло странное желание поцеловать тебя в лобик.

Он наклонился и поцеловал меня в лоб.

— Расскажи мне о них, — попросил он.

— О ком?

— О Большой Тройке.


Я просто смотрела на него.

— Подожди, — сказал Генри. — Это я — номер три?

— Разве я тебе этого не сказала только что?

— Я подумал, что мне достался четвертый номер, — сказал Генри. — Что ты имела в виду троих, не считая меня.

— Ты — номер три.

— О Господи, это, это… трагедия. Самая настоящая. В твоем лице я вижу самый настоящий гуманитарный кризис.

— Мне не стоило рассказывать тебе этого.

— Нет. Ты правильно сделала, что рассказала. У меня просто такое чувство, что мне следовало постараться получше. Дать тебе первоклассное представление.

— Так это было твое не самое первоклассное представление?

— Я не знаю, что это было, — сказал Генри. — Это было чуточку пьяное, прямо-от-телефона-автомата представление. Ты заслуживаешь лучшего.

— В следующий раз, — сказала я.

Генри перекатился на бок и сел.

— Совершенно очевидно, что ты можешь больше никогда не спать со мной. Подобная избирательность заведет тебя в тупик. Тебе следует сесть на телефон в ту минуту, как за мной закроется дверь. Ты можешь в кратчайшие сроки довести их число до приличного уровня.

— А сколько это будет — приличный уровень? — поинтересовалась я. — В наше время, я имею в виду. Для женщины моего возраста.

— Девять, — ответил Генри.

— Девять?

— Такое впечатление, что у каждой женщины, с которой я спал, я всегда оказывался девятым, — сказал Генри.

— Правда?

— Если подумать, я всегда был девятым номером, — сказал он. — Эти шлюхи лгали мне.

Генри встал с постели и направился в ванную.

— Не спрашивай, со сколькими женщинами я переспал, потому что мне придется лгать тебе, — крикнул он из ванной. — Здесь мы беспрецедентно честны друг с другом, и мне хотелось бы сохранить такое отношение как можно дольше.

— Отлично, — сказала я.


— Трое, — я слышала, как Генри разговаривает сам с собой. — Господи Иисусе.

Глава десятая

На следующий день, рано утром, у меня зазвонил телефон.

Это была Бонни.

— Ты наверняка в хорошем настроении, — сказала Бонни.

— Да, — согласилась я.

— Так что все прошло хорошо?

— Это было просто невероятно.

— Милый, — Бонни обратилась к Ларри, — Алисон понравился Боб.

— Нет. На самом деле он полное дерьмо.

— Что?

— Мне не понравился Боб. Или я ему не понравилась, — сказала я. — Все прошло вовсе не хорошо.

— Тогда о чем ты говоришь?

То, что я спала с Генри, не относилось к разряду тех тайн, которые я бы согласилась открыть Бонни. По крайней мере, не сейчас. На то были причины, которые станут совершенно ясны из предстоящего мне разговора. Но я чувствовала себя загнанной в угол. Поэтому рассказала ей все.

— Он просто позвонил тебе в дверь и ты стала заниматься с ним сексом? — спросила Бонни, и на последних трех словах голос ее поднялся на добрую октаву.