— Мы окружим заставу, — сказал он. — Но нас никто не должен ни видеть, ни слышать. Вы будете ждать, дети мои, подальше от чужих глаз и в полной тишине, пока ваша мать будет говорить. Вы не покажетесь из укрытия и не станете подвергать себя опасности до тех пор, пока я не подам сигнал. Понятно?

— Да, мать, — сказал Шарлотта, а мужчины вокруг одобрительно загудели.

— Тогда ступайте, — заявил Ребекка. — Мои «дочери» отведут вас. Я подожду десять минут.

Он медленно опустил руки и наблюдал, как его дети уходят в темноту, подчиняясь железной дисциплине. Ребекка не раз обсуждал подобную ситуацию с «дочерьми» и все спланировал. Теперь настала пора проверить, сработает ли его план.

Шарлотта была одной из «дочерей», которая осталась рядом с Ребеккой. Тут же стояли мужчины… и одна женщина… из Глиндери. Марджед не ушла со всеми. Наверное, оставаться здесь было опасно, но Герейнт почувствовал необходимость видеть ее. Он задумался, глядя на Марджед, но сразу понял, что бесполезно приказывать ей уйти со всеми.

Она посмотрела на него, и впервые их взгляды встретились. Он увидел, как в темноте блеснули ее зубы.

Черт бы побрал эту женщину — ей нравилось все это.

Она знала, что ей нужно бояться. Возможно, она действительно немножко трусила. В группе, собравшейся вокруг Ребекки и Аледа, единственных всадников, чувствовалось почти осязаемое напряжение. Несколько сотен остальных мужчин растворились в темноте, образовав широкий молчаливый круг, сковавший кольцом ворота и домик, в котором спрятались двое мужчин с оружием.

Впервые возникла реальная опасность. Некоторых поймают, некоторых убьют. И все же, вместо того чтобы отступить, они вознамерились идти на штурм.

Но она не боялась. Почти не боялась. Ребекка восседал на коне такой спокойный и уверенный. И она верила ему. Возможно, глупо так слепо верить человеку с самой первой секунды знакомства, когда еще не было и намека на личные чувства. Но она действительно верила ему. И вместо отупляющего страха испытывала сейчас подъем в предчувствии приключения.

Она впервые встретилась с ним взглядом и поняла, несмотря на маску, что он раздумывает, как поступить с ней — посоветовать или приказать ей отправиться домой, прочь от опасности. Но она также поняла, что он не скажет ни слова. Он теперь знает, что она откажется уйти, а необходимость безоговорочного подчинения всех до единого участника похода поставит его в неловкое положение. И поэтому он промолчит. Они виделись всего-то два раза, но очень хорошо понимали друг друга. Она улыбнулась ему.

Он заметил ее, он думал о ее безопасности, и он уважал ее право решать самой, как поступать. Большего ей и не нужно. Он дал ясно понять, что не хочет продолжать с ней отношения. Но он также проявил о ней заботу. И еще раз подтвердил, что она не безразлична ему, этим единственным, задумчивым взглядом.

Нет, она почти не боялась. Только слышала биение собственного сердца, пока молчаливо ждала с остальными. Даже Ребекка и Алед не проронили ни слова. Десять минут тянулись дольше часа.

Наконец Ребекка поднял руку.

— Мы двинемся вперед, — сказал он. — Но вы остановитесь, когда я скажу, дети мои. Нужно, чтобы с дороги видели только меня.

Он хотел выйти один. А там залегли констебли с оружием. И возможно, в засаде были еще люди. Откуда известно, что их там нет? Но если бы дело обстояло так, тогда их враги давно бы заметили их и подняли тревогу. Марджед надеялась, что он будет держаться подальше от дома и пуля его не достанет. Ее сердце стучало так сильно, что грудь даже сковала боль.

Они молча прошли немного вперед, пока не достигли подъема, который, как знала Марджед, выведет их на дорогу. Ребекка жестом остановил их. А затем медленно поехал один и замер на вершине холма.

В эту секунду облака разошлись и выглянула луна.

— Эй, там! — крикнул Ребекка, удерживая коня.

Он рассчитал, что пуля, выпущенная из дома, до него не долетит. Интересно, подумал он, слышат ли люди в доме, какая установилась гнетущая тишина. После второго призыва из дома не спеша появился сторож и боязливо посмотрел по сторонам. А потом он поднял голову и, увидев Ребекку на холме, снова отступил к двери.

— Оставайся на месте! — приказал ему Ребекка. — И позови остальных.

— Я здесь один, — ответил сторож тоненьким испуганным голоском. — Семьи нет. И с тобой, Ребекка, я не ссорился.

— Зови их, — сказал Ребекка. — И пусть ружья не забудут. Вы окружены тремя сотнями людей. Безопаснее сдаться.

В других местах толпа всегда была вооружена. Констебли решат, что у этих бунтарей тоже есть оружие. Можно было ожидать, что блеф удался.

— Никого больше нет, — ответил сторож, бросив нервный взгляд через плечо.

— У них есть время, пока я считаю до десяти, а потом я велю своим детям действовать, — сказал Ребекка. — Один.

Сторож оглядел дорогу и трусливо окинул взглядом холмы. — Два.

— С тобой никого нет, — прокричал сторож. — И со мной тоже.

— Три.

Они вышли при счете шесть — два констебля, у каждого в руке ружье.

— Выходите на середину дороги и оставьте там ружья, — велел Ребекка, — а затем ступайте обратно с поднятыми руками. Один из вас пусть вернется в дом и вынесет остальные ружья. — Он говорил наугад.

— Нет никаких других ружей, — зло отозвался один из констеблей и оглядел молчаливые холмы. — Ты блефуешь, кто бы ты ни был.

— Семь.

На дороге лежало четыре ружья, и трое мужчин стояли с поднятыми руками, когда Ребекка произнес: «Девять».

— Дети мои, — продолжал Ребекка громким голосом, чтобы его было слышно за холмами, — я вижу перед собой ворота, которые мешают свободному проезду вашей матери, вашим братьям и сестрам. А еще я вижу трех человек, которые думали защищать эти ворота. Они выполняли свою работу. Наказывать за это их не следует. Сейчас они уйдут отсюда, а вы спуститесь ко мне, дети мои, и, когда я опущу руки, разрушите ворота и дом.

Трое человек на дороге неуверенно озирались, а затем опустили руки и бросились к холмам по другую сторону дороги.

— Пусть они спокойно пройдут сквозь ваши ряды, — призвал Ребекка и спустя несколько минут, позволив беглецам скрыться, он опустил руки.

После этого все шло гладко. Двое человек, которых специально отрядили, собрали ружья и сложили их на обочине, чтобы потом унести. Ворота и дом были разрушены, как обычно, быстро и слаженно.

Герейнт спокойно наблюдал за происходящим. Когда с делом было почти покончено, его внимание привлек какой-то звук, не похожий на обычный гул голосов, и он резко повернул голову. Это был высокий, пронзительный голос ребенка. Он звал Ребекку. А затем уже ребенок был рядом с ним и, вцепившись ему в сапог, взволнованно вглядывался ему в лицо.

Идрис Парри.

Герейнт свесился с седла.

— В чем дело, мальчик? Как ты здесь оказался? — Он почувствовал, как в нем закипает гнев.

— Вам нужно скрыться, — выкрикнул Идрис. Он задыхался, глаза смотрели дико от страха и волнения. — Они знают, где вы, и идут сюда. Хотят расставить вам ловушку.

Герейнт ни на секунду не усомнился в словах мальчика. Он знал по опыту, что такие дети, как Идрис Парри, видят и слышат гораздо больше, чем можно было бы предположить.

— Они идут, — кричал мальчик, указывая в сторону Тегфана. — Я бежал, чтобы успеть раньше их.

Герейнт не стал тратить время на расспросы. Он так и не понял, кто эти «они» или сколько их, но наверняка у них есть оружие. Его люди подвергнутся опасности. Он взглянул на Аледа.

— Приведи отца ребенка, — сказал он. — Быстро.

Но Уолдо Парри, должно быть, оказался где-то поблизости, услышав голос сына. Не успел Герейнт договорить, как он уже схватил мальчишку, и лицо его исказилось от ярости.

— Он пришел, чтобы спасти всех нас, — решительно заявил Ребекка. — Обращайся с ним ласково. Но уведи его отсюда. Быстро.

Он поднял разведенные в стороны руки, призывая к вниманию. Казалось, это безнадежная задача, ведь люди едва закончили крушить строения, но такова была сила его авторитета, что тишина наступила как по волшебству, почти мгновенно.

— Сюда идут вооруженные люди, дети мои, — громко и отчетливо произнес Ребекка. — Быстро расходитесь и будьте осторожны.

Люди разбежались в разные стороны. Ребекка остался на месте.

— Пошел! — скомандовал он Аледу, видя, что тот колеблется.

Но еще один человек не побежал с остальными.

— Быстро уезжай! — закричала она. — Они охотятся за тобой, а не за кем-то другим.

Он хотел подождать, пока последний из его людей не скроется из виду, но нужно было увезти ее в безопасное место. Он пришпорил коня, на ходу подхватил Марджед и, посадив ее перед собой, умчался на холмы. Алед не отступал от него ни на шаг. Если повезет, никто из убегавших не наткнется на противника, который шел сюда, чтобы захватить людей с поличным, пока они разрушают заставу. Но даже если кого-нибудь и поймают, будет нелегко доказать, что этот человек причастен к разрушению.

Опасность еще не миновала, но Герейнт все равно с облегчением вздохнул и бросил взгляд на Марджед, которая цеплялась за него обеими руками, но внезапная мысль заставила его с силой натянуть поводья и, повернувшись в седле, посмотреть на дорогу, вновь освещенную лунным светом. Проклятие, он забыл о ружьях. Впрочем, наверное, это даже к лучшему. Он не хотел иметь никаких дел с оружием.

Алед остановился рядом с ним.

И в эту секунду, прежде чем они успели повернуться и продолжить свой путь, на дорогу метнулась одинокая фигурка, выскочившая неподалеку от того места, где еще недавно стояли ворота и домик. Женская фигурка. Женщина стояла и недоуменно озиралась, явно не зная, куда идти и что делать.

— Господи, — прошептал Алед, — о Господи, ведь это Сирис.

Герейнт еще не осознал его слов, как Алед уже мчался во весь опор вниз по склону.