— Доброе утро, Марджед, — тихо поздоровался он. Итак, он решил все-таки заметить ее на этот раз? Хорошо бы не обратить на него внимания, но ей помешало сознание, что она в церкви. Хотя, конечно, это не должно было иметь решающего значения. Ответить ему только по этой причине, значило проявить лицемерие. Марджед повернула голову и встретилась со спокойным взглядом голубых глаз. Казалось, этот взгляд проник ей прямо в душу.

— Доброе утро, милорд, — так же тихо произнесла она. Вот и все, что они сказали друг другу на этот раз, а после службы он не попытался проводить ее домой, как случилось в позапрошлое воскресенье. Впрочем, сделать это было бы довольно трудно. После окончания службы она вывела из толпы миссис Вильямс и упиравшуюся Сирис, явно оторвав их от беседы гораздо раньше, чем следовало, взяла обеих под руки и решительно зашагала по дороге домой, громко восхищаясь весенними цветами, распустившимися по берегам реки.

Но ему все-таки удалось испортить ей утро. Она не сумела — уже во второй раз — сосредоточиться на службе, хотя, судя по дружным ответам прихожан во время проповеди, ее отец был как никогда в ударе.

И что еще хуже, он испортил ей ночь. Она попыталась не думать о нем, а вспоминать только Ребекку, их поездку верхом и поцелуй, но не помогло. Во всяком случае, не так поспешно, как в прошлую ночь.

Ничего нет дурного в том, что незнакомец проявил галантность. А в конце немного воспользовался ситуацией и украл у нее поцелуй. Хотя, конечно, никакой кражи тут не было. Он, должно быть, почувствовал, что она тоже горит желанием. Для него это был просто поцелуй, не больше. Возможно, у него даже есть жена дома, где бы ни находился этот дом.

Только для нее этот поцелуй был как чудо.

И будь проклят Герейнт Пендерин, что он заставил ее это понять слишком рано, не дав помечтать вволю. Да, она еще раз сознательно произнесет мысленно эти слова.

Будь он проклят!

Сирис шла рядом с Марджед, но в разговоре не участвовала. Она знала взгляды подруги и всегда сочувствовала им, хотя никогда не разделяла их. Марджед ведь пережила жестокую трагедию — потерю мужа. Вполне достаточно, чтобы озлобить любую женщину. Если бы это был Алед…

Но Марджед пошла дальше разговоров. Прошлой ночью она присоединилась к Ребекке, как и Алед, и они отправились крушить заставу. Пост для сбора пошлин, который возвели по закону. Сирис знала, что они были там. Ее отец тоже пошел бы, если бы не такое большое расстояние. Алед отсоветовал ему идти, как объяснил отец ей и матери накануне вечером. Но он пойдет в другой раз, когда застава будет поближе к дому.

Сирис удивлялась, какой у Марджед отдохнувший вид. Никому бы и в голову не пришло, что она не спала почти всю ночь, проделала по холмам длинный путь и крушила заставу.

Лично ей так и не удалось заснуть. Всю ночь она провела в страхе и беспокойстве. Что, если они ранят кого-нибудь? Или убьют? Что, если их поймают? Что, если кого-нибудь из них ранят или убьют? Или швырнут в тюрьму до суда, как поступили с Юрвином? Она волновалась за всех них, особенно за тех, кого знала. Представляла каждого из тех, кто ушел за Ребеккой. Представляла Марджед.

Она не думала об Аледе. И в то же время она не думала ни о ком другом. Отец рассказал им, что Алед взял на себя роль Шарлотты, любимой дочери Ребекки. Той самой, что ближе всех к Ребекке. Той самой, что больше всех рискует.

Страх не оставил Сирис и утром. Неужели они действительно это сделали? Все ли вернулись домой? А потом в часовне она увидела, что никто не пропустил службу, если не считать престарелого отца мисс Дженкинс, который иногда залеживался воскресным утром в постели, хотя они жили совсем рядом с часовней.

Марджед сидела на своем месте.

И Алед тоже. Сирис еле добралась до своей скамьи, вышагивая за матерью на ватных ногах. Слава Богу, Алед пришел. С ним все в порядке.

И тут, когда чувство облегчения должно было помочь ей сосредоточиться на молитве, она с болью осознала свою вину. Всю ночь и все утро она терзалась из-за Аледа и даже не вспомнила о Мэтью. Накануне вечером она отвергла его приглашение пойти с ним на прогулку. Боялась, он догадается по ее виду о чем-нибудь.

Сирис казалось, что она постепенно привыкает к нему. Так оно и было. Ей нравилось его общество. Он рассказывал ей о своем детстве в Англии, о жизни там. Он открыл ее воображению другой мир. Она старалась привыкнуть к его поцелуям. И привыкла. Она старалась не уклоняться от его ласки. Алед ведь не только целовал ее, а позволял себе больше. Когда молодой человек ухаживает за девушкой, то не ограничивается одними поцелуями. Она ведь согласилась, чтобы Мэтью за ней ухаживал.

Он проявлял к ней внимание, заставляя думать, что она интересует его как человек. Он интересовался ее жизнью, ее семьей. Даже расспрашивал об Аледе и почему они расстались.

— Что ж, — сказал он, не настаивая, когда она ответила довольно уклончиво, — я могу сказать только одно, Сирис, я рад, что ты так поступила. Я всегда считал, что он не достоин тебя.

Сирис обрадовалась, что он тут же ее поцеловал. Она все равно бы не нашлась, что сказать в ответ.

Она очень старалась полюбить его. Даже думала, что уже близка к этому. И все же прошлой ночью и все это утро думала только об Аледе.

Возвращаясь домой после службы, Сирис не участвовала в разговоре, который вели ее мать и Марджед, а в отчаянии задавала себе вопрос, сумеет ли она когда-нибудь перестать любить Аледа. Наверное, можно перестать любить человека, если его поступки тебе не нравятся. И полюбить другого, если он тебе по душе. Но любовь не поддается правилам.

Иногда она жалела — хоть и отрицала это на дне рождения миссис Хауэлл, — что они с Аледом не поженились раньше, до того, как все это началось. Иногда жалела, что во время их прогулок по холмам, когда объятия становились все горячее, кто-то из них обязательно останавливался первым, пока дело не зашло слишком далеко. Иногда она жалела, что так и не познала Аледа, в первоначальном, в библейском смысле этого слова, хотя бы один только раз. И что не держит теперь на руках малыша от него.

И пусть ее простит Господь за такие греховные мысли.

Возможно, если бы она вышла за Мэтью и познала с ним то, чего так и не познала с Аледом, возможно, если бы у нее был его ребенок, возможно, тогда… Неужели тогда появилась бы любовь? Она не могла ответить на этот вопрос… пока.

— Сирис, — наконец обратилась к ней Марджед, заставив подругу отвлечься от раздумий, — ты гуляешь с мистером Харли? Я узнала об этом недавно — кажется, все об этом уже знают, — но в последнее время нас с тобой не назовешь близкими подругами.

Марджед смущенно улыбнулась, а Сирис заметила, что ее мать пошла дальше по тропе к дому, оставив их вдвоем.

— Разумно ли это? — спросила Марджед.

— Разумно? — тут же насторожилась Сирис.

— Ну, он все-таки управляющий Тегфана, — сказала Марджед. — Хотя, наверное, его нельзя винить за то, что он там сделал. Он просто выполнял свою работу. Мы все знаем, кто отдавал распоряжения. — Голос ее посуровел.

— Он ухаживает за мной, — сказала Сирис. — И он… он мне нравится, Марджед.

— Но он же управляющий графа Уиверна, — не отступала от своего Марджед, — он предан ему. Ты ведь понимаешь, что сейчас здесь происходит, Сирис. Что, если ты проговоришься ему о чем-нибудь, чего не следует упоминать?

Сирис нечасто выходила из себя, но сейчас ее глаза гневно сверкнули.

— Ты думаешь, я на такое способна? — спросила она. — Ты думаешь, Марджед, я могу так низко пасть только потому, что не согласна с твоими поступками?

— Нет! — Марджед перепугалась. — Я имела в виду случайно, Сирис. Не нарочно. Я… прости меня. Я не хотела…

Гнев Сирис погас так же быстро, как и вспыхнул. Она сделала шаг вперед и порывисто обняла подругу. Почему-то у обеих брызнули слезы из глаз.

— Он хороший человек, Марджед, — проговорила Сирис. — Возможно, я выйду за него замуж, если он предложит. Мне двадцать пять лет, и я очень одинока. Но я ни за что не предам свой народ, даже если не могу поддержать его. Я никогда бы не сказала то, что могло бы повредить тебе, или папе, или…

— Или Аледу, — добавила Марджед. — О, Сирис. Сирис быстро заморгала, чтобы осушить слезы.

— Что произошло вчера ночью? — с несчастным видом спросила она. — Кто-нибудь пострадал? Заставу разрушили? Кого-нибудь узнали?

— Заставу разрушили, — ответила Марджед. — У нас прекрасный Ребекка, Сирис, у него дар повелевать, и он мудро его использует. Он позволил смотрителям спокойно покинуть домик и даже дал им время собрать вещи. Алед во всем его поддерживал. Он держался… очень храбро. А ведь риск был большой.

Сирис побледнела.

— Алед ничего для меня не значит, — тихо сказала она. — За мной ухаживает Мэтью Харли. Но, Марджед, я ничего никому не скажу. Ты не должна бояться предательства с моей стороны.

— А я и не боюсь, — голосом, полным раскаяния, произнесла она. — Снова друзья, Сирис? Мне тебя не хватало.

Сирис кивнула:

— Мне тоже.

Днем в Тегфан приехал сэр Гектор со своей женой. Герейнт, который в это время писал письма в библиотеке, приказал провести их в гостиную и вышел к ним через несколько минут.

— Вы, наверное, уже знаете, что произошло? — едва поздоровавшись, заговорил сэр Гектор.

Герейнт отметил, что вид у родственника грозный.

— А разве что-то произошло? — вежливо осведомился он.

— Это позор, — заявила леди Стелла с дивана.

— Вчера ночью возле Пенфро снесли заставу, — объявил сэр Гектор, который так и не присел, а вышагивал по гостиной. — Домик тоже уничтожили и все, что было в нем. Смотрителю и его жене повезло, им удалось бежать. Их только побили и напугали.

— Вот как? — удивился Герейнт и, взяв стул, уселся напротив. — И много людей там собралось? Надеюсь, они арестованы. Следовало бы устроить над ними показательный суд, чтобы впредь неповадно было.