Джеймс с удивлением заметил пробивающийся из-под двери свет. Неужели старая Бесс стряпает в такой час?

Он медленно нажал на ручку двери и прислушался.

– Надеюсь, все согласны, как следует действовать? Это, естественно, Спирс. К каким действиям он призывает?

– Старая шлюха набросится на Джесси, как только поймет, что ее дорогой Джеймс женился, – вставил Самсон. – В таком случае она хоть ненадолго оставит в покое бедняжку Дачесс.

– Скорее всего, – согласился Баджер. – Еще чаю, Мэгги?

– Спасибо, мистер Баджер. Вы положили туда какие-то травки?

– Вы угадали, Мэгги. От них сон лучше. Может, мы сумеем наконец отдохнуть. Господь милосердный знает, как мы в этом нуждаемся, если хотим справиться с множеством проблем, которые стоят перед нами.

Баджер деликатно зевнул, прикрыв рот рукой.

– Только представьте, – произнесла Мэгги, глотнув чая, – мы в колониях.

– Да, – подхватил Спирс, – и в три часа утра собрались на кухне, пытаясь сообразить, что делать дальше.

– И что же вы решили? – осведомился Джеймс, выступая на свет.

– Джеймс! – дружелюбно приветствовал его Спирс, поднимаясь со своего места во главе большого стола. – Вам следовало бы быть с Джесси.

– Я и был, но ей не очень хорошо, поэтому я пришел поискать, чем бы ей помочь.

– Я испек еще немного пресного хлеба, – сообщил Баджер и, отрезав несколько кусочков, завернул их в салфетку.

– К чему же вы все-таки пришли? – переспросил Джеймс, оглядывая собравшихся.

Спирс, как всегда элегантный, в халате из темно-синего бархата с парчовыми обшлагами, объявил:

– Садитесь, Джеймс. Мы выяснили, что никто из нас не может уснуть, кроме мистера Самсона, который, к своему счастью, способен спать стоя, как лошадь. Поэтому и собрались здесь попить чая и побеседовать. Обсудили всё и пришли к решению относительно вашей матери.

– Собираетесь удавить ее и сбросить труп в Патапко? А вы подумали о бедной рыбе?

– Неплохая идея, – обрадовалась Мэгги. – Рыбу, конечно, жаль.

Она выглядела поистине неотразимо в шелковом пеньюаре персикового цвета, который смотрелся бы куда естественнее на любовнице какого-нибудь богача. Волосы были распущены по плечам. Прелестное создание... вполне сознающее собственную прелесть.

– Как получилось, что вы такой милый человек, Джеймс, а она – настоящее Господнее наказание?

– Тайна, покрытая мраком, – улыбнулся Джеймс, садясь и принимая из рук Баджера чашку с чаем.

– Я буду говорить за себя и мистера Самсона, – произнесла Мэгги. – Ваша матушка, Джеймс, способна испортить Джесси жизнь. Мы собираемся защищать вашу жену. Всякий раз, когда сюда станет приезжать миссис Уиндем, мы поочередно будем охранять Джесси, чтобы старая потас... старая леди не смела ее терзать.

Джеймс оглядел слуг, которые вовсе не были слугами в истинном смысле этого слова и полюбили Джесси так же сильно, как Дачесс, Маркуса и самого Джеймса. Он был невероятно благодарен им за это и не знал, как высказать свои чувства.

– Конечно, этот дом не совсем то, к чему вы привыкли, – произнес он вслух. – Прошу прощения за убогую обстановку, но деньги кончились, когда я построил дома для слуг и переделал конюшни и загоны.

– А где жили слуги до того? – удивился Баджер.

– Все они негры и поэтому были рабами. Собственностью хозяина. Их всячески унижали, разлучали мужей с женами, продавали детей. Ненавижу рабство. Как только я купил имение, сразу всех освободил и начал платить жалованье. Они ютились в лачугах, которыми побрезговали бы даже свиньи. Пришлось построить им скромные, но чистые жилища. Иначе я не мог.

– И вы совершенно правы, – кивнул Спирс. – Вы не согласны, Мэгги?

– По-моему, Джеймс – человек совестливый. И как ни странно, он лишь наполовину англичанин!

– Да, – повторил Баджер.

– Судите сами, какая из моих половин – лучшая, – посоветовал Джеймс, рассмеялся и допил чай.

Поднявшись, он захватил хлеб и пожелал всем доброй ночи, но уже у самого порога обернулся и объяснил: – Дело не только в моей матери. Есть еще мать Джесси. Они никогда не выступают заодно, а нападают с разных сторон. Вы будете довольны, узнав, что моя мамаша немилосердно изводит мать Джесси. В детстве они были подругами.

Улыбнувшись озабоченным слугам, Джеймс отправился к жене. Джесси скорчилась на постели, стараясь дышать носом, но дурнота все накатывала, и она в отчаянии зажмурилась.

– Джесси говорила, – заметил Спирс после ухода Джеймса, – что отец обещал ей приданое. Этого будет достаточно, чтобы привести дом в порядок.

– Оказывается, нужно позаботиться сразу о двух матерях! – воскликнула Мэгги и, тяжело вздохнув, оперлась о кухонный стол.

– Ничего страшного, Мэгги, – успокоил ее Спирс, – мы все уладим.

– Как всегда, – кивнул Баджер. – Завтра поищу рецепт супа с моллюсками.

На следующее утро плачевное состояние дома из красного кирпича в георгианском стиле стало еще заметнее, особенно когда все собрались в столовой за старым столом, вокруг которого стояли двенадцать стульев с вытертой, когда-то ярко-голубой обивкой. Стены нуждались в покраске и новых обоях, а ковер на полу был чистым, но настолько ветхим, что буквально расползался.

Джеймс, окончательно смутившись, пробормотал:

– Я купил имение у Бумера Бэнкса. Он много лет довел и совсем запустил дом. Мне очень жаль, Джесси. Простите, Дачесс.

– Думаю, мы сможем что-то сделать, – пообещала Дачесс, усаживая Чарльза в углу, на разостланном одеяле, малыш усердно сосал леденец, подарок старой Бесс. Кухарка с первого взгляда влюбилась в Чарльза, ворковала над ним, повторяя, что еще никогда не видела такого милого создания и что его мама – самая хорошенькая куколка на свете, если не считать новой госпожи.

– Преданность, – заметила Дачесс мужу, – прекрасное качество.

– Комната довольно просторная, – вставила Джесси, – и окна большие. Вид очень живописный.

– Дом снова полон, – заметил с порога Томас. – Мы так рады, что вы стали здесь хозяйкой, миссис Джесси.

– Спасибо, Томас. О Баджер, нельзя ли еще кусочек этого хлеба?

– Конечно, Джесси. Мистер Текери, вы не передадите хлеб миссис Джеймс?

После завтрака Джеймс повел Маркуса смотреть конюшни. К счастью, Энтони, в котором энергии было куда больше, чем во всех остальных, вместе взятых, решил присоединиться к ним. Все утро он твердил, что хочет поскорее отправиться на поиски сокровищ Черной Боровы. Дачесс спокойно заметила ему:

– Вот и прекрасно, Энтони. Постарайся вместе с отцом найти нам корабль.

– Еще один, мама?

– Конечно. Мы не можем путешествовать по суше. Придется снова проделать немалый путь морем.

Энтони промолчал. Все горели желанием поскорее начать поиски, хотя и понимали необходимость короткого отдыха. Сокровище ждет их, и они свято в это верили.

Джесси, почувствовав себя немного лучше, вместе с Дачесс пошла в гостиную.

– Ну а вы, Джесси, наверное, хотите навестить родителей и сестер.

«Не особенно», – подумала Джесси и невольно съежилась, представив упорный взгляд Гленды, устремленный на брюки Джеймса. Правда, теперь, когда он женат, она, возможно, не отважится на такое.

– Я соскучилась по отцу.

– Томас предложил отнести записку вашим родителям и сказать, что вы с Джеймсом приедете к обеду. Надеюсь, вы вынесете поездку?

– Наверное. Дурнота накатывает приступами. Сейчас я чувствую себя великолепно, но кто знает, что случится через пять минут? Не исключено, что меня снова начнет выворачивать наизнанку, и тогда пропал чудесный клубничный джем старой Бесси и хлеб мистера Баджера.

Дачесс пристально оглядела ее:

– Вы сильно похудели – платье просто висит на вас. Джесси, вы должны выглядеть настоящей хозяйкой Марафона, независимой замужней дамой. Не позволяйте, чтобы они думали о вас всего лишь как о дочери, которую можно изводить и тиранить. Давайте поговорим с Мэгги. Уверена, нам удастся нарядить вас как следует.

– К несчастью, это не имеет значения, – призналась Джесси, разглядывая свои туфли. – Моя мать и мать Джеймса выросли вместе.

– О Господи!

– По крайней мере моя мать будет вежлива с вами, Дачесс.

Было уже два часа дня, когда Джеймс и Джесси уселись в старый экипаж и отправились на ферму Уорфилдов. Деревья все еще зеленели летней листвой, на лугах распускались цветы. Воздух был теплым, напоенным запахами сухой земли и трав.

– Хорошо вернуться домой, – заметил Джеймс, погоняя Беллини.

– Джеймс, Гленда опять будет бессовестно глазеть на твои чресла?

Джеймс, испуганно вздрогнув, дернул за поводья и рассмеялся, когда лошадь фыркнула.

– Думаю, нет, но там, где дело касается Гленды, ничего нельзя сказать наверняка. Так или иначе, не стоит обращать на нее внимание. Ты сумеешь, родная?

Родная. Как восхитительно слышать это от Джеймса Уиндема! Неужели он обращается так к Джесси Уорфилд, девушке, которую шесть лет считал невыносимо надоедливой соплячкой? Может, и по сию пору считает.

– Ты собираешься по-прежнему ездить к Конни Максуэлл?

Он даже не оглянулся на нее, устремив взгляд куда-то вдаль.

– Конечно, обязательно повидаю ее и расскажу, что женился.

– Вот как.

– И что это означает? Считаешь, мы по-прежнему можем быть любовниками? Да скажи же что-нибудь. Черт побери, Джесси, мы муж и жена. Я, да будет тебе известно, верю в брачные обеты. И не предам тебя. И ты не предашь меня, потому что я этого не позволю!

– Ладно, – пролепетала она, чувствуя, как слезы жгут глаза. Джесси не понимала себя: ни с того ни с сего хочется смеяться и тут же плакать от непонятной обиды. Это ужасно раздражало. Мэгги гладила Джесси по руке и объясняла, что это малыш заставляет ее вести себя таким непредсказуемым образом. Но у Мэгги нет детей. Откуда она знает?

– Вот и хорошо. Наконец-то приехали. Ты готова к встрече?

Джесси вздернула подбородок. Джеймс легонько ущипнул ее за щеку и улыбнулся: