Джеймс прекрасно разбирался в характере Джесси и потому лишь глубоко вздохнул, стиснул ее руку и снова вздохнул. Джесси лукаво усмехнулась.

– Нога скоро заживет, – сообщил он.

– Надеюсь.

– Вот и прекрасно.

Но Джеймс хотел закрепить все, чего успел достичь, если пройдет достаточно времени, возможно, он снова увидит это смущенное выражение у нее в глазах. Он не хотел, чтобы она уходила в себя, отдалялась от него.

Зигмунд и Харлоу помогли ему подняться наверх. Харлоу потребовал, чтобы ему позволили исполнять обязанности камердинера, и неплохо справился, раздев Джеймса и уложив в постель.

Джесси не выказала намерений помочь, и Джеймс не собирался ее просить. Он даже не знал, приходило ли подобное ей в голову. Одно дело – отдаваться ласкам мужа и совсем другое – раздевать мужчину, у которого щиколотка распухла до размеров дыни-дарлингтон.

Нога пульсировала, живот неприятно вздулся после неудачной попытки миссис Кэтсдор сотворить суп из зеленого горошка по рецепту Баджера, и беседа между ним и Джесси почему-то не клеилась – от постоянных расспросов жены о здоровье Джеймс отделывался междометиями. Конечно, Джесси старалась, как могла. Просто пациент из него никудышный.

Очутившись наконец в постели, укрытый одеялом до подбородка, Джеймс дождался ухода Харлоу и окликнул:

– Входи, Джесси. Я укутан одеялами и простынями, и все, возмущающее взор, прикрыто, включая и мою отвратительную ногу.

Джесси вошла через смежную дверь, и Джеймс понял – она только и дожидалась его зова. На ней сегодня был очень простой халат, по-видимому, принадлежавший прежней Джесси. Боится, что он набросится на жену, если та наденет новый халат? Возможно.

Он снова оглядел Джесси, пытаясь обнаружить у нее в глазах искорки заинтересованности.

– Собираешься спать здесь, со мной?

– Боюсь повернуться во сне и придавить твою ногу.

– Глупости. Хочу, чтобы ты легла рядом.

Джесси качнула головой, и Джеймс поспешно заметил:

– Ты можешь понадобиться мне ночью.

Жена медленно кивнула, Джеймс закрыл глаза, пока она подкладывала ему под ногу еще одну подушку. Легонько коснувшись его большого пальца, она спросила:

– Так лучше?

– Лучше, чем что?

– Джордж предупредил, что ты будешь невыносим, – вздохнула Джесси. – Когда папу несколько лет назад лягнула лошадь, только я из всех домашних могла его терпеть. Мать сказала, что ей все равно, пусть хоть захлебнется собственной желчью.

– Но я не собираюсь этого делать. Почему ты напялила этот уродливый халат?

– Не хотела понапрасну искушать тебя, Джеймс. Если я наряжусь в один из подарков Мэгги... боюсь, ты сломаешь ногу, пытаясь сорвать его с меня.

Джеймс судорожно сглотнул.

– Рассказать тебе сказку?

– Не нужно. Я очень устала. И хочу спать. О, чуть не забыла. Доктор Рейвн велел дать тебе еще стакан лимонада с опием.

Джеймс обрадовался. Он не хотел лежать без сна, томясь от боли, и слушать ровное дыхание спящей рядом с ним Джесси. Нет, лучше впасть в забытье.

Джеймс крепко проспал ночь. Джесси часто просыпалась, прислушиваясь к нему. Он не издал ни единого стона.


На следующий день опухоль почти спала.

– Кажется, – сообщил Джеймс за завтраком, с аппетитом заедая яичницу тостами, – я смогу скакать завтра на Бертраме.

– И не мечтай. Я этого не позволю, Джеймс.

– Но мне даже не придется уезжать раньше сегодняшнего вечера. Несколько лет назад Френсис, графиня Ротермир, работала с архитектором в Йорке и изобрела повозку. Благодаря этому скаковые лошади не утомляются во время долгого пути на ипподром.

– Гениально! – охнула Джесси, роняя вилку и выпрямляясь. – И на что она похожа?

– Небольшой фургон, который тянет по очереди пара лошадей. Главное, хорошенько привязать поводья коня к перекладине, чтобы он стоял смирно, и можно ехать. Верхняя часть фургона откинута, так что воздуха хватает.

– Господи, как мне хочется увидеть такой фургон! И все это идея женщины, Френсис Хоксбери?

– Да. И вопреки всеобщему убеждению ее муж вовсе не рассердился на то, что не ему пришла в голову эта мысль. Он с гордостью рассказывает об этом окружающим.

– Жаль, что я не настолько умна, чтобы придумать нечто подобное.

– Ты достаточно умна и без этого. Я подумываю заказать парочку таких фургонов, чтобы отвозить скаковых лошадей на ипподромы, скажем, Северной Каролины или Вашингтона.

– О Джеймс, это было бы чудесно! Я вспоминаю скачки на местных пони на Аутер-Бэнкс, недалеко от Окракока. Странно, но мы не наведывались туда с самого моего детства. Папа, должно быть, устал слушать жалобы матери на комаров, которые ей житья не давали. Они и Гленду кусали, а нас с Нелдой – нет. Правда, интересно?

– Комары любят сочную плоть.

– Наверное, Дачесс за такие слова швырнула бы в Маркуса тарелкой с зеленым горошком.

Джеймсу ужасно понравились кокетливые «ручейки», спускавшиеся почти до воротничка светло-желтого платья. Сегодня утром Джесси расцвела, как весенняя роза.

– Надеюсь, под этим платьем у тебя есть хотя бы сорочка, поскольку нынче я ни на что не способен?

Вилка Джесси лязгнула о тарелку. Упорно глядя на яичницу, она призналась:

– Нет. Я об этом не подумала.

У Джеймса перехватило дыхание. Боль в щиколотке не шла ни в какое сравнение с сотрясавшим тело вожделением.

– Ты терзаешь бедного, несчастного инвалида.

Джесси склонила голову набок и улыбнулась мужу кокетливой, дразнящей улыбкой, которую не задумываясь переняла бы Гленда, доведись ей стать свидетельницей столь ошеломляющего зрелища.

– Я думала, чем бы тебя развлечь. И решила взять тебя на прогулку в ландо. Мы пообедаем с Маркусом и Дачесс. Что ты на это скажешь?

Джеймс представил, какую тряску предстоит вынести его больной ноге за четыре часа путешествия в Чейз-парк и обратно, и кивнул.

– Замечательно, – объявила Джесси, отложила салфетку и поднялась.

Час спустя Джеймс прекрасно устроился в ландо. Нога, покоившаяся на подушках, была тщательно привязана к боковой стенке экипажа. Никакой тряски.

– Я вспомнила повозку Френсис. Джеймс лишь покачал головой, а Джесси, подобрав поводья Фантома, великолепного серого бербера, послала его вперед легким галопом.

Но они так и не добрались до Чейз-парка, поскольку, не проехав и двадцати минут, встретили двух всадников. Как оказалось, Маркусу и Дачесс пришла в голову та же счастливая мысль.

Среди смеха, приветственных возгласов, расспросов о здоровье Джеймса и замечаний насчет остроумного изобретения Джесси, сумевшей найти способ доставить мужа в Чейз-парк, Фантом неожиданно встал на дыбы, затряс огромной головой и попытался вырвать поводья из рук Джесси.

Джеймс перехватил поводья, умудрился встать и, проделав несколько крайне странных манипуляций, направил Фантома влево и тут же резко повернул вправо. Он повторил этот трюк трижды, прежде чем Фантом, оглушительно вздохнув, не встал с покорным видом посреди дороги.

– В чем дело?! Как ты посмел, Джеймс, вырвать у меня поводья? Почему? Что случилось?

Маркус протянул руку и погладил Фантома по холке.

– Хороший парень, – пробормотал он и обратился к Джесси: – Джеймс – настоящий грабитель. Фантом обошелся ему дешевле, чем Дачесс пара перчаток.

– Да, – подхватила Дачесс. – Почти украл из-под носа у сквайра, собиравшегося застрелить его за то, что бедняга едва не растоптал его племянника, отвратительного мальчишку, которому урок, возможно, пошел на пользу.

Джеймс рассмеялся:

– У старины Фантома вечно в глазах двоится. Увидев Маркуса и Дачесс, он посчитал, что перед ним четыре всадника, и решил, что он тут лишний. Я поворачивал его в разные стороны, чтобы он не видел лошадей.

– Это сработало, – одобрительно заметил Маркус. – Ну а теперь, поскольку мы с Дачесс уже проделали этот неблизкий путь, поедем в Кендлторп и развлечемся.

– Как вы узнали про ушиб Джеймса? – спросила Джесси, внимательно наблюдая за мужем, поворачивавшим Фантома.

Маркус и Дачесс предпочли ехать по обеим сторонам ландо.

– Вчера в Чейз-парк приезжал Джордж Рейвн. Энтони решил, что Эсме может стать превосходным компаньоном Чарльзу, и подложил ее в кроватку брату, пока тот спал. Эсме, съевшая целую форель, прижалась к малышу и тоже заснула. Чарльз проснулся и завопил от страха, да так громко, что его няня Молли вскочила, ринулась к нему, споткнулась и упала, ударившись головой и потеряв сознание. Она уже пришла в себя и вполне здорова, если не считать ужасной головной боли. Маркусу пришлось наказать Энтони.

– Каким же образом, Маркус? – осведомился Джеймс.

Граф, покосившись на жену, признался:

– Отшлепал его и заставил извиниться перед Молли, а затем отослал в спальню и сказал Спирсу, что не позволяю ему есть или играть последующие четырнадцать часов, никак не меньше.

– А потом мы уехали, чтобы Спирс спокойно смог изменить наказание по своему усмотрению, – сообщила Дачесс. – Ты это очень остроумно придумал, дорогой. Подозреваю, даже на Спирса произвела впечатление твоя стойкость.

– Хорошо, что меня нет дома: по крайней мере не знаю, как там Энтони, – вздохнул граф. – Кстати, Джеймс, что с тобой произошло?

– Джеймс давал Клотильде слабительное, и это ей не понравилось.

– И никому не понравится, – подтвердил Маркус. – Ни человеку, ни животному. Поделом тебе, Джеймс.

Дачесс осторожно сняла кокетливый черный цилиндр с ярко-красной лентой и довольно сильно ударила им мужа по руке.

– Думаешь, женщина исключение?

– Я говорил о человечестве вообще.

– Ха!

После того как оживленная перепалка наконец стихла, Джеймс почувствовал, что нога совершенно не болит.

Дачесс и Маркус не вернулись вечером домой. После ужина миссис Кэтсдор едва не лишилась дара речи от восторгов гостей по поводу вареной телячьей ножки и волованов со сливами. Остаток вечера гости и хозяева распевали куплеты Дачесс и играли в вист.