Кэтрин Коултер - Наследство Валентины

– Подожду, пока ты обучишь меня всему, что может быть между мужем и женой, а потом тоже смогу над тобой всячески издеваться.

– Тебе еще многому, предстоит учиться, Джесси. Ты даже представить себе не можешь, сколько времени уйдет на то, чтобы ты усвоила каждый нюанс, каждое легчайшее движение, приносящее новый оттенок наслаждения.

Глаза Джесси едва на выскочили из орбит.

– О...– только и сумела протянуть она..

– Я тебя обманул. Полдня еще не прошло. Просто я хотел позавтракать с тобой, и обсудить, что мы сегодня будем делать. Сейчас только семь, но я уже умылся, и оделся. Харлоу принесет горячей, воды, для ванны. Хочешь, миссис Кэтсдор тебе поможет.

Но Джесси не желала, чтобы кто-то, кроме Джеймса, помогал ей, однако, не могла заставить себя попросить его потереть ей спину. Джеймс направился к двери, но у самого порога обернулся.

– Кстати, Джесси, кто такой; мистер Том?

Джесси уставилась на него и повторила так тихо, что он едва расслышал:

– Мистер Том?

– Да, кто это?

Джеймсу неожиданно показалось, что жена унеслась мыслями куда-то далеко. Лицо приняло отсутствующее выражение, взгляд стал рассеянным. По всему видно, она думает о чем-то своем, и не слишком приятном.

– Не знаю, – медленно выговорила, она, наконец. – Помню, что несколько лет назад часто видела его во сне, но последнее время такого не было. Это очень странно, Джеймс. Я совсем забыла про мистера Тома. Почему он приснился мне именно вчера?

Джеймс не нашелся с ответом. Он знал Джесси шесть лет и никогда не слышал ни от нее, ни от родных упоминания о мистере Томе.

День тянулся бесконечно, минуты никак не хотели складываться в часы. Джеймс считал каждое мгновение, не в силах дождаться полудня, когда можно будет снова закрыться с женой в спальне.

Солнце пекло невыносимо. Джесси вытерла пот со лба. Она беспрестанно поглядывала на мужа, нисколько не сомневаясь в его истинных намерениях. Но только ей было известно, что под платьем она совершенно голая.

Джесси принялась чистить лошадь скребницей с таким усердием, что та невольно сделала несколько шагов в сторону, словно стремясь отойти подальше.

Услышав смех Джеймса, Джесси погрозила ему кулаком. Они обихаживали лошадей все утро, дружно, не ссорясь, честно деля обязанности. Здесь они были в своей стихии и прекрасно знали, как себя вести и что делать. И друг с другом им легко. В конце концов они были единомышленниками задолго до того, как стали любовниками.

Джесси начала что-то напевать. Ей и в голову не приходило считать, что Джеймс любит ее лишь потому, что в постели им хорошо. Самое главное, что они друзья. И отныне на этом нужно строить их отношения. Джеймс говорил, что собирается выставить Бертрама на скачки и сам участвовать в двух заездах.

Перед обедом Джесси отправилась прокатиться на Селине и была поражена невероятно выносливостью и резвостью лошади. Вероятно, в Селине есть примесь и другой крови, кроме арабской. Ни у одного араба нет такого запаса жизненных сил.

Вернувшись на конюшню, Джесси обнаружила, что Джеймс в субботу не сможет поехать в Йорк. Он сидел на земле, сыпал ругательствами, держась за щиколотку, и потрясал кулаком перед носом Клотильды, гнедой кобылы.

Пришлось послать Харлоу за Джорджем Рейвном, и тот прибыл в Кендлторп два часа спустя.

– Сильный ушиб. Вряд ли это перелом, но я не хотела рисковать. В конце концов вы здесь лучший врач.

Джордж одарил ее поистине ангельской улыбкой. Ибо, будучи ниже ростом и очень худым, он оставался самым красивым мужчиной, какого Джесси когда-либо видела в жизни. Неудивительно, что Маркус вечно к нему ревнует!

– Лошадь его лягнула?

– Да, Клотильда. По-моему, она смеялась над Джеймсом, когда тот сидел на земле и проклинал ее. У нее в глазах было этакое нечестиво-коварное выражение.

– Сейчас скажу, что с ним.

Джеймс отказался идти в спальню. Он полулежал в гостиной, на чудесном диванчике с синей парчовой обивкой. Джесси подложила под больную ногу несколько подушек. Он был разъярен, зол, несчастен и в ужасном настроении. Полдень наступил и прошел, а нога болела невыносимо. Джесси была полностью одета, и никаких надежд затащить ее в постель. Черт!

– Мне следовало бы знать, что Джесси потеряет от страха голову и пошлет за вами. Почему ты не сказала мне, что повела себя как дурочка, Джесси? Молчишь? Знала, что я надеру тебе уши, негодяйка!

– Судя по его воплям, он почти здоров. Ну же, Джеймс, хватит, оставьте в покое бедняжку Джесси. Вы женаты всего три дня, и она правильно поступила. Посмотрим, сильно ли Клотильда вас лягнула.

– Чертова тварь! Мне нужно было дать ей слабительное. Зигмунд ее держал, я делал свое черное дело, и тут она вырвалась и бросилась на меня.

– Клотильда здорово разозлилась?

– Еще бы! Молниеносно выбросила копыто вперед и угодила прямо мне в ногу. Зигмунд только сейчас велел мне передать, что с ней все в порядке. Похоже, освободившись от избытка желчи, она избавилась и от другой проблемы. Проклятая кобыла! Ой! Поосторожнее, вы, палач несчастный!

– Прошу прощения. Джесси права. Щиколотка не сломана, слава Богу, но следующие два дня вам придется провести в полном безделье, Джеймс. Старайтесь не наступать на ногу. Сидите или лежите, так чтобы нога была приподнята. Джесси, вот мазь. Растирайте ушибленное место. Боль и опухоль она не снимет, но Джеймс почувствует себя немного лучше.

– Я участвую в субботних скачках.

– Только не в ближайших. И не смейте ныть и жаловаться. Смиритесь со своей участью. Джесси, вы будете Держать его прикованным к креслу?

– Обязательно, хотя боюсь, от его проклятий крыша обрушится нам на головы.

Джордж Рейвн поднял светлые брови. Однажды, в приступе нестерпимой боли, Маркус наградил его крайне грубым прозвищем, и Дачесс, услышав новое слово, помчалась на кухню справиться о его значении. Что тут началось!

– Жаль, что вы не видели выражение лица Баджера, – улыбаясь, делилась она с доктором. – Я думала, он швырнет в меня кастрюлей с черепаховым супом!

– Вы не стесняетесь в выражениях перед молодой женой?! – охнул Рейвн.

– Слышали бы вы, что она молола, и всего в четырнадцать лет! – фыркнул Джеймс.

– Он прав, – кивнула Джесси. – Как-то раз я долго слушала Джеймса, восхищаясь его словесными упражнениями, и выучила каждое грязное ругательство, брошенное каждым балтиморским конюхом. Правда, и мой отец может похвалиться обширными знаниями в этой области.

– А как насчет твоей матушки?

– Не ехидничай, Джеймс, тебе и без того плохо. А, миссис Кэтсдор, вы как нельзя вовремя.

Джордж налил три капли настойки опия в стакан с лимонадом и вручил Джеймсу.

– Выпейте и успокойтесь. Заснуть вы не заснете, но боль немного пройдет.

Джеймс выпил содержимое, вытер рот рукой и объявил:

– Я жду. Ничего не проходит.

Джесси решила не обращать внимания на мужа.

– Моя мать, – сообщила она доктору, – научила меня многому другому.

– Хорошо бы узнать чему.

Доктор перевел взгляд с мужа на жену. Препираются, как дети малые. Конечно, Джеймс нездоров, но уместнее всего было ожидать, что Джесси станет ломать руки, причитать над мужем и, как все влюбленные, суетиться и осыпать его ласками. Эти же двое вели себя как старые знакомые, и притом не слишком влюбленные друг в друга. Интересно, в чем тут дело? Ни граф, ни Дачесс словом не обмолвились об этой парочке ни самому доктору, ни его жене Ровене.

Джордж, улыбаясь, выпрямился. Будь он на месте Джеймса, Ровена сделала бы все, чтобы его утешить.

– Убирайтесь, Джордж.

– Прекрасно, Джеймс. Джесси, постарайтесь, чтобы он поменьше двигался. Если нужно, привяжите его к постели... конечно, в прямом смысле слова. Никаких вальсов. И верховой езды. Увидимся в субботу: Не на ипподроме, а здесь.

– Приезжайте к обед, доктор Рейвн. Возможно, Ровена тоже захочет навестить нас?

Несколько минут спустя Джесси вернулась в гостиную, Джеймс оглядел ее с головы до ног и нахмурился:

– Джесси, я раз и навсегда запрещаю тебе одеваться в мужскую одежду и скакать в субботу на Бертраме!

Джесси виновато ухмыльнулась, словно воришка, залезший в карман Святого Петра.

– А я уверена, что сумела бы выиграть для нас несколько гиней, Джеймс. Кендлторп в прекрасном состоянии, но нам нужны деньги для Марафона. Он внутри выглядит хуже старого амбара. Сколько я могла бы выиграть в Йорке?

– Не слишком много, так что забудь об этом.

– Возможно, как раз столько, чтоб купить новые обои для гостиной.

– Джесси...

– Ты так романтично выглядишь, Джеймс, – совсем как медленно чахнущий поэт... скажем, Шелли, хотя он, кажется, темноволос, не так ли... Эта нога на подушках, локон, упавший на лоб, трагический взгляд.

– Обещай мне. Не хочу, чтобы Зигмунд бился в истерике лишь потому, что ты и твои бриджи исчезли вместе с Бертрамом.

– Клянусь, что возьму с собой Зигмунда. Без него я не смогу узнать дорогу.

– Хочешь, чтобы я велел тебя связать? Клянусь, Джесси, я так и сделаю, если ты немедленно не дашь мне священную клятву. Говори, Джесси! Повторяй за мной: клянусь, что не сбегу в Йорк в субботу.

Джесси одарила его бесстыдной улыбкой, беззастенчивой улыбкой старой Джесси. Он хотел войти в нее так сильно, что тупо ноющая щиколотка была ничем по сравнению с невыносимой болью в чреслах. До сих пор Джеймсу и в голову не приходило, что под новыми одеждами может скрываться прежняя Джесси.

Джесси знала, что, несмотря на больную ногу, Джеймс хочет ее, и сам сказал об этом перед обедом, коварно улыбаясь. Существовал единственный способ заняться с ним любовью, не потревожив ушибленную щиколотку, способ, настолько скандальный, что она краснела при одной мысли об этом.

Взглянув на Джеймса, она решила, что у него не хватит мужества попросить ее о таком. Жаль, конечно, но самое главное, чтобы муж скорее поправился.