Она стояла у окна, вглядываясь в грозовые тучи, гонимые яростным ветром с Ла-Манша. Начал накрапывать дождь — пока еще только накрапывать, — но Дукесса хорошо знала, что последует дальше. Скоро разразится гроза, и шквал воды ударит в стекла.

Что ж, даже если он и бросил ее на произвол судьбы, не стоит обвинять его в жестокости. Он поддерживал их с матерью в течение восемнадцати лет, и два года — маму до ее рождения… Разумеется, Бесс хотелось стать его женой, но она оставалась содержанкой, лишенной законных прав, уповающей лишь на милость своего покровителя.

Лучше бы погибнуть вместе с мамой, чем теперь переживать такое отношение отца. Наверное, он решил, что в восемнадцать лет человек вполне может заботиться о себе сам. Но неужели ему было не стыдно лгать? Зачем он предложил ей готовиться к переезду в Чейз? Для чего ему понадобилась эта ложь? Она не могла понять, чувствуя себя бесконечно одинокой.

Ее мама никогда не получала ни писем, ни подарков от каких-нибудь родственников даже к Рождеству. Никаких братьев, сестер или тетушек. Они всегда были вдвоем, если не считать визитов графа.

Потоки воды обрушились на окна. Дукесса мучительно искала выход из создавшегося положения. Адвокат матери уже подсказал одну мерзкую идею. Что ж, у него были на это основания. Он, как никто другой, был осведомлен о делах матери и отлично знал, что никакая она не вдова, а лишь содержанка. Стоит ли церемониться с ее дочерью…

В реальный мир ее вернул пронизывающий холод. Сумерки сгущались. Она подбросила несколько поленьев в камин и заходила по комнате, размышляя. Дукесса понимала, что надо найти себе какое-нибудь занятие. Но какое? Она не может быть даже гувернанткой, для этого нужны рекомендации. По той же причине невозможно устроиться компаньонкой к какой-нибудь знатной леди. К тому же не в ее правилах льстить и угождать. Она почти ничего не умеет, потому что получила благородное воспитание. Единственный ее талант.., да, пожалуй, так.., она нравится мужчинам. Нужно постараться найти мужа, который закроет глаза на ее происхождение.

Дукесса все ходила и ходила по комнате. Боль и обида постепенно заполняли все ее существо. Ей уже хотелось кричать. Бедная ее мама! Она любила своего покровителя больше, чем дочь… Она любила его больше, чем ненавидела то зависимое положение, в которое он ее поставил!

Мистер Жоли напрасно считает, что знаком с нравами общества лучше ее. Дукесса упрямо сузила глаза, вспомнив, как впитывала светскую хронику из “Лондон тайме” и правительственной газеты еще в возрасте десяти лет. Уже тогда ее стали раздирать противоречия. С одной стороны, она страстно хотела блистать в светском обществе, с другой — испытывала по отношению к его предрассудкам и нелепым условностям глубокое презрение. Да, она знала нравы света, как и то, что обладает красотой и редким умением нравиться. Но ей никогда не приходило в голову использовать этот талант с тем, чтобы пробиться в жизни.

Дукесса остановилась, уставившись в окна, затянутые мутной пеленой дождя. Да, без сомнения, она обладает редкостной красотой. Но как использовать этот божий дар? Она не желает быть зависимой. Что, если посоветоваться с Баджи? Наверняка он сможет подсказать многое.

Поднимаясь в спальню, она вдруг улыбнулась — впервые со дня смерти матери.

Глава 2

Йоркшир

Чейз-парк, окрестности Дарлингтона

Март 1813 года

Мистеру Криттакеру предстояло выполнить пренеприятную обязанность. Выбора не было; страшно волнуясь, он пытался собраться с мыслями — необходимо было представить дело так, чтобы избежать неприятных последствий. Наконец решившись, он постучал в дверь библиотеки. Было уже за полночь. Мистер Криттакер предполагал реакцию графа на столь поздний визит. Эти ночные часы принадлежали только ему. Не последовало никакого ответа. Мистер Криттакер постучал снова, чуть более настойчиво.

Наконец послышался раздраженный голос:

— Да входите же, вы ведь все равно не перестанете царапать дверь.

Владелец Чейза стоял перед камином из белого с розовыми прожилками каррарского мрамора, который, вне сомнения, был украшением этой комнаты, три другие стены которой были заняты полками с книгами, поднимавшимися на высоту двадцати двух футов и содержащими более десяти тысяч томов. Комната была очень уютной, что давало возможность сосредоточиться и углубиться в занятия. Одинокий подсвечник стоял на столе, но слабое освещение лишь подчеркивало уют библиотеки, а горящий камин из теплого розового мрамора приятно оживлял ее. В облике графа не замечалось особого напряжения, связанного с работой. Он лишь повиновался своему капризу, наслаждаясь одиночеством и тишиной.

— В чем дело, Криттакер? Ты мало дергал меня весь день? Я устал подписывать бесконечные бумаги. Мне еще даже не удалось смыть до конца чернила, которые въелись в пальцы… Ладно, так уж и быть, говори. Что там еще у тебя?

— Простите, милорд, — начал Криттакер, не зная точно, как лучше изложить речь кающегося грешника. Он готов был вытерпеть любое словесное наказание, но реакция графа могла быть более резкой. Мало приятного быть выброшенным в снежную бурю холодной мартовской ночью. Он слегка прокашлялся:

— Милорд, ради всего святого, простите меня, но я забыл о мисс Кокрейн!

По тону, выражению лица графа было очевидно, что тот не понимает, о ком идет речь; наконец, выходя из прострации, он проговорил, очень медленно:

— Мисс Кокрейн?

— Да, милорд, именно так, мисс Кокрейн.

— Кто такая мисс Кокрейн?

— Дукесса, милорд. Я совсем забыл о ней. Сначала умерла ее мама, потом — ваш дядя. Среди всех приготовлений к вашему приезду она совершенно выпала из моей памяти. Я был обязан напомнить вам о ней.

Восьмой граф Чейз продолжал безмолвно смотреть на своего секретаря, служившего совсем недавно его дяде, ныне покойному. Наконец он пришел в себя.

— Ты забыл о Дукессе? Ее мама умерла? Потом — мой дядя. Мой Бог, как давно все это было! — Он сделал ему знак садиться. — Рассказывайте все, не упуская ни малейшей детали.

Мистер Криттакер, уже считавший себя выгнанным из дома, слегка приободрился, удивленный той легкостью, с которой граф принял известие. Он продолжил, с трудом подбирая слова:

— Ваш дядя.., э-э.., его.., э…

— Женщина, которую он содержал, — пришел вдруг ему на помощь граф, — в течение двадцати лет. Так что с ней?

— Да, миссис Кокрейн. Она умерла. Несчастный случай. Разбилась в экипаже. Ваш дядя приказал мне немедленно написать мисс Кокрейн, чтобы она упаковывала свои вещи. Он обещал прислать за ней карету через две недели.

— Все понятно, — откликнулся граф. — И сколько недель уже прошло, Криттакер?

— Восемь, милорд.

Граф уставился на него в изумлении:

— Ты хочешь сказать, что восемнадцатилетняя девушка осталась совершенно одна на два месяца?

Мистер Криттакер готов был провалиться сквозь землю.

— С ней оставался надежный слуга…

Граф никак не отреагировал на это замечание.

— Но почему она не написала моему дяде? Почему не напомнила, чтобы он прислал за ней карету?

Чувствуя еще большую неловкость, Криттакер пробормотал:

— Она могла подумать, что ваш дядя больше не нуждается в ней после смерти ее матери. Он никогда не был с ней особенно ласков, по крайней мере здесь, в Чейзе. Она же гордячка, милорд. Вы сами знаете это. Она — Дукесса.

— Одно из двух. Или письма от нее не было, или оно просто затерялось среди кучи разных бумаг, Криттакер.

Мистеру Криттакеру послышались завывания холодного ветра, он снова представил себя, одного среди ночи, на снегу.

— Нет-нет, я совершенно уверен, письма от нее не было. Граф пробурчал какое-то длинное ругательство. У мистера Криттакера хватило сил притвориться глухим. Его сиятельство успел заслужить чин майора в армии, которую оставил лишь шесть недель назад, чтобы вступить в права наследства.

— Как же вам удалось теперь вдруг вспомнить о ней? — желчно осведомился граф.

Мистер Криттакер нервно одернул свой галстук-бабочку — Мне напомнил о ней мистер Спирс.

— Спирс, — повторил граф, улыбаясь. — Камердинер дяди напомнил тебе о Дукессе?

— Да, он всегда любил ее, — ответил Криттакер. — Ему казалось, что она теперь живет в доме вашего дяди в Лондоне.

— Понятно, — сказал граф и погрузился в раздумье. Мистер Криттакер не шевелился, хотя ему мучительно хотелось подергать себя за ухо — привычка, оставшаяся с детства; пришлось сконцентрировать всю свою волю, чтобы удержать руки.

Наконец граф принял решение:

— Что ж, придется мне завтра проехаться в Сассекс. Я отправлюсь с утра, а назад вернусь с мисс Кокрейн.

— Очень хорошо, милорд.

— Но, Криттакер, почему твоя бабочка не на месте? — Голос графа вдруг дрогнул. — Мне не очень приятно говорить об этом, но если с мисс Кокрейн за это время что-нибудь случилось, тебе придется оставить службу в нашем доме.

Граф сосредоточил свое внимание на углях, тлеющих в камине.

Забыл! Мой Бог, как мог Криттакер забыть о ней! У него кровь стыла в жилах при мысли, что чувствует сейчас Дукесса, одинокая, всеми покинутая, оставшаяся без всякой защиты на целых два месяца. С другой стороны, разве он сам вспомнил о ней? Из всех домашних это сделал один лишь Спирс. Марк не видел ее целых пять лет, с того самого проклятого лета, когда утонули его кузены. Стала ли она такой красавицей, как он ожидал?

Впрочем, что особенного в том, что о ней забыли? Она всего лишь какая-то побочная кузина. Но ради памяти дяди он обязан позаботиться о ней. Хотя.., как он может устроить ее жизнь? Это был вопрос вопросов.

* * *

На следующий день Дукесса была главной темой разговора. Все обитатели дома собрались в старинной Зеленой гостиной, декор и предметы обстановки которой относились ко времени Генриха VIII.

— Дукесса, — говорила тетушка Гвейт, со значением поглядывая в сторону Близнецов, — самая тихая и прекрасная девочка, какую я когда-либо видела.