Какая жалость, что их разделяет десять футов, что она сидит на другом конце стола! Каролайн больше всего в эту минуту хотелось сидеть у него на коленях, ощущать, как ладонь Норта скользит по ноге, все выше, выше, до края чулка, по бедру.., она в этот момент легко прикусывает мочку его уха, обводит языком подбородок, целует в губы.., желая.., желая…

— Нет, Норт, — сказала она вслух. — все дело в том, что ты просто не знаешь своих друзей. Они вернутся после Рождества и не тронутся с места, пока все не откроется. А это означает, что мы должны узнать, кто натянул проволоку, иначе они останутся с нами навсегда, и в этом случае жизнь наша превратится в настоящий кошмар.

Норт, пробормотав проклятие, велел Триджиглу:

— Я бы не прочь выпить портвейна. Принеси бутылку. И хотел к тому же, чтобы леди удалились, а я и граф, наконец-то оставшись одни, могли допиться до такого состояния, что мирно проведем ночь на вот этом обюссоновском ковре. Кэролайн рассмеялась, и на мгновение лучик радости согрел ее сердце, но непрошеные воспоминания тут же нахлынули волной, и смех замер на губах.

— Я понимаю, — шепнул Норт и заговорил о чем-то с графом.

Кэролайн, поднявшись, предложила:

— Дачесс, может, нам стоит отправиться в гостиную и тоже провести время за бутылкой портвейна? Там тоже достаточно большой ковер.

— Не смей, Дачесс! — завопил граф, вскакивая из-за стола. — Я запрещаю! Мне некогда развлекать тебя, а без этого ты в жизни не опьянеешь!

— Говорила же, он настоящий душка, — заметила Дачесс подруге и, обернувшись к разъяренному мужу, промурлыкала:

— Попытайся не слишком утомить Норта своей болтовней, милый, иначе он просто вышвырнет нас из Маунт Хок, и немедленно.

* * *

Все до единого обитатели Маунт Хок, включая старого Па-Ду, потерявшего зубы и почти глухого, спорили, вопили, обменивались тычками, оскорбляли друг друга и прекрасно проводили время, прежде чем наконец выбрали большое полено, которое обычно сжигали в святки, и на двух серых лошадях торжественно повезли в замок, где ему предстояло тлеть в огромном камине до второго дня Рождества. Полгрейн приготовил восхитительно вкусный глинтвейн, все желали Норту счастливого Рождества, и прошло немало времени, прежде чем он наконец зажег полено.

Веселье, однако, таило в себе немало горечи, а женщины прослезились, когда Крошка Оуэн помахал крохотными кулачками мисс Мэри Патрисии, чья очередь была его кормить, и требовательно завопил.

Если Кэролайн и удивлялась тому, что куда бы она ни пошла, даже когда собиралась полюбоваться мхом, растущим в трещинах скал, рядом неизменно оказывалось не меньше трех человек, вслух она ничего не говорила. Все заботились о ней, и это было чудесно. Кэролайн быстро уставала, но по крайней мере тошнота прошла. Позже, ночью, когда она сидела у Норта на коленях перед камином, он заметил:

— Твои груди увеличились. Болят?

— Нет, — заверила она, целуя Норта.

— Не лги, Кэролайн. Доктор Трит сказал, что… — Кэролайн отпрянула, смущенная до такой степени, что начала заикаться:

— Ты говорил с доктором Тритом о моих..?

— Да, и не будь глупенькой. Он просто предупредил, чтобы я был осторожнее, когда прикасаюсь к тебе. Совсем, как Рафаэл и Виктория Карстейрс.

Кэролайн, закрыв глаза, припала к плечу мужа:

— Просто не могу поверить! Это ужасно! О Господи!

— Я также спросил у него, когда твой живот начнет округляться, — рассмеялся Норт. — Он сказал, что у каждой женщины это бывает по-разному и что я смогу любить тебя до четырнадцатого апреля. Что ты об этом думаешь?

Кэролайн впилась зубами в его подбородок и ласково зализала место укуса.

— Думаю, что лучше нам не терять времени. Я хочу, чтобы к тому времени, когда тебе придется держать себе в руках.., у тебя остались великолепные воспоминания.

И Норт от всей души согласился с этим.

* * *

Кэролайн направилась в спальню, чтобы привести в порядок волосы. Она и Дачесс только что вернулись с прогулки. Правда, щеки Кэролайн разрумянились от холодного ветра, и чувствовала она себя превосходно. Что-то напевая, она взяла щетку, и в этот момент взгляд ее упал на сложенную записку, подсунутую под шкатулку с драгоценностями. Кэролайн нахмурилась и взяла в руки листок. Похолодев от ужаса, она снова и снова перечитывала эти несколько строчек:

"Ты считаешь, что находишься в безопасности и под защитой? Не обольщайся, ведь моя записка здесь, не так ли? Ты такая же шлюха, что и остальные, и умрешь, как они, как умерла твоя тетка”.

Кэролайн снова сложила записку, сунула в карман и медленно спустилась вниз. Норт в библиотеке, вместе с мистером Броганом в последний раз просматривал документы, касающиеся наследства Кэролайн. Случайно подняв голову, он увидел стоящую на пороге жену: неподвижную, смертельно бледную. Норт извинился перед поверенным, быстро встал и, взяв Кэролайн за руку, увел из библиотеки.

— Что случилось, Кэролайн? Ты заболела? Что происходит?

Она молча отдала ему записку.

* * *

Настал день Рождества. Трое малышей возились на большом одеяле, разостланном перед камином в гостиной. Буфет ломился под тяжестью огромной пуншевой чаши с глинтвейном, необъятного серебряного подноса с пирожными, конфетами и бисквитами. Кэролайн и Норт раздавали подарки обитателям Маунт Хок. Вероятно, в эту минуту, Дачесс и Маркус делали то же самое в Чейз Парк. Они уехали четыре дня назад, и Кэролайн постоянно ловила себя на том, что обращается к Дачессс, но тут же понимала, что ее здесь нет. Кэролайн очень недоставало друзей, но в то же время она обнаружила, как рада тому, что может гораздо больше времени проводить с мужем.

Широко улыбнувшись, она вручила Полгрейну часы, изготовленные в Бельгии, с его инициалами, выгравированными золотом на крышке. Прекрасная вещь, и она не была уверена, что повар заслужил такой подарок. Немного раньше был устроен грандиозный праздник: мистер Питри привез всех слуг Скриледжи Холл и шахтеров в Маунт Хок. Полгрейн был в своей стихни. Он нанял шесть помощников и безжалостно терроризировал их, сильно напоминая своими манерами и язвительностью мистера Ффолкса, но зато результат был поистине восхитительным: даже миссис Трибо выразила вслух свое одобрение и всего один раз выругала за обжорство Дамплинг, судомойку из Скриледжи Холл. Кэролайн подала Эвелин и мисс Мэри Патрисии прямоугольные сверточки:

— Счастливого Рождества, — шепнула она, расцеловав обеих.

Все с любопытством уставились на девушек. Мисс Мэри Патрисия осторожно развернула бумагу, скатала ленту и открыла маленькую деревянную шкатулку. Внутри оказался ключ. Гувернантка непонимающе посмотрела на Кэролайн. Эвелин подняла в воздух такой же ключ на черной бархотке.

— Это ваши ключи к входным дверям Скриледжи Холл, — пояснил Норт. — Кэролайн и я просили бы вас, мисс Мэри Патрисия, стать директрисой убежища для беременных молодых женщин, оказавшихся в безвыходном положении. А вас, Эвелин, мы просили бы приглядеть за детьми и во всем помогать мисс Мэри Патрисии, а также подыскать работу для женщин после того, как они родят.

— Там столько дел, — добавила Кэролайн. — Но, думаю, мы втроем справимся. Что скажете, мисс Мэри Патрисия?

Та молча уставилась сначала на ключ, затем на Норта и Кэролайн.

— Думаю, Элинор Пенроуз очень гордилась бы вами, мисс Кэролайн.

— О черт, — выпалила Эвелин и оглушительно рассмеялась, и закружилась по комнате, разбудив Крошку Оуэна, который тут же решил, что пора обедать, и громко завопил.

— Чудесно! Просто чудесно! О мисс Кэролайн, и вы, милорд, поверьте, мы сделаем Скриледжи Холл лучшим местом на земле! Мисс Мэри Патрисия позаботится, чтобы они правильно говорили по-английски, а я присмотрю за тем, чтобы у всех была еда и хорошая одежда и все были здоровы и счастливы.

И тут Эвелин внезапно остановилась, взглянула на покрасневшего от негодования Крошку Оуэна и залилась слезами:

— Царица небесная, как бы я хотела, чтобы Элис была здесь! Она присмотрела бы за малышами. Элис так любила Норта-младшего и малышку Элинор! Подумать только, она никогда не увидит, как растет ее сын! Ужасная, ужасная несправедливость!

— Но Крошка Оуэн узнает, какой прекрасной женщиной была его мать! — воскликнул Норт.

— Да, ее английский с каждым днем становился все лучше, — вздохнула мисс Мэри Патрисия. — Она так гордилась, когда могла сказать целое предложение без единой ошибки!

Эвелин, не стесняясь людей, вытерла ладонью глаза:

— Нет, сегодня счастливый день. Элис хотела, чтобы мы радовались, а вместо этого все плачут и грустят.

Наклонившись, она подхватила Крошку Оуэна.

— Пойду-ка я покормлю маленького господина, прежде чем от его криков из стен дома начнут вылетать кирпичи!

Оуэн, взглянув на Эвелин, гладившую малыша по спинке, объявил:

— Сегодня Рождество, а в такой день полагается смеяться и есть с утра до вечера. Но должен сказать, что я хочу усыновить Оуэна. Он станет моим сыном. Пусть живет в Скриледжи Холл, но станет носить мою фамилию.

— Ах, Оуэн, — сказала Кэролайн, — как была бы счастлива Элис! Мне кажется, ты стал настоящим мужчиной, взрослым и сильным.

Лишь поздним вечером Норт и Кэролайн наконец остались одни, уставшие, объевшиеся коронным блюдом Полгрейна: говяжьей грудинкой с пастернаком и устрицами, которую тот готовил, громко распевая старую песню, где утверждалось, что чем больше бить жену, бифштекс и перину, тем они становятся мягче. Кэролайн стояла перед камином, а Норт, подойдя сзади, обнял жену. Она чуть откинулась назад и положила голову ему на плечо.

— По-моему, я выпила слишком много этого изумительного сладкого вина.

— Это означает, что теперь я могу привязать тебя галстуками к спинке кровати и сделать все, что пожелаю?

— Звучит заманчиво. Не мог бы ты объяснить подробнее, Норт?

Он поцеловал жену в шею, у самого затылка, распустил ее волосы, легонько сжал груди и, лаская соски большими пальцами, прошептал: