Послышался легчайший шепот, в котором угадывалось лишь слово “люблю”. А потом ничего. Голова Элис слегка откинулась. Глаза закрылись.

— Все кончено, — вздохнул доктор Трит, осторожно отстраняя Кэролайн и Оуэна.

— Нет! — Оуэн рванулся к постели и окаменел, глядя на Элис. — Нет, — повторил он, — нет, она такая милая и невинная… Боже, это несправедливо.., несправедливо.

— Оуэн, поцелуй ее на прощание. Отпусти ее душу, — всхлипнула Кэролайн.

Но, пытаясь утешить Оуэна, сама она ощущала, как внутри с пугающей быстротой разливается ледяной холод, словно превращающий ее в ледяную статую.., потом перед глазами все завертелось, окружающий мир исчез, и она погрузилась в благословенный мрак, погрузилась с радостью, желая, чтобы он поскорее поглотил невыносимую боль и скрыл прекрасное юное лицо Элис, такое умиротворенное в смерти, такое красивое, такое неподвижно-безжизненное.

Кэролайн никогда не носила траура и не намеревалась делать это сейчас.

— Элис еще и пятнадцати не исполнилось. Не собираюсь в память о ней надевать черное платье. Я буду в белом, потому что белый цвет так же чист и невинен, как сама Элис.

И миссис Мейхью молча кивнула. Все женщины Маунт Хок тоже были в белом. Викарий, мистер Пламберри, прибывший вместе с женой без приглашения, оглядел собравшихся и объявил:

— Так не полагается. Хотя Элис была недостойной грешницей, однако мы обязаны носить черное, чтобы показать, как чтим мы и любим Господа нашего, и пусть даже покойница вела распутную жизнь, наше благоговение перед Богом превыше уважения к усопшим.

Кэролайн, не в состоянии найти подходящие слова, пристально уставилась на викария.

— Наверное, эти… — он небрежно взглянул на мисс Мэри Патрисию и Эвелин, — подбили вас на такое. Ни капли благочестия в грязных шлюхах, никакого понятия о том, что праведно, а что нет. Они одурачили вас, миледи, заставили забыть…

Кулак Кэролайн с силой врезался в челюсть викария. Тот мешком свалился на пол. Миссис Пламберри взвыла, рухнула на колени и завизжала:

— Как вы посмели? Подумать только, мой муж, настоящий святой, унизился до того, что приехал сюда, в этот вертеп, и все ради этой маленькой потаскухи…

Кэролайн дрожала, но не от холода, а от ярости.

— Триджигл, Полгрейн, — задыхаясь, велела она, — проводите чету Пламберри из Маунт Хок, и поскорее.

— Попробуйте только притронуться ко мне! — продолжала вопить жена викария. — Жалкие… — Она визжала так громко, что теперь почти ничего нельзя было понять.

— Норт, спасибо за то, что отнес мистера Пламберри на диван, но не будешь ли так добр швырнуть его на пол? — попросила Кэролайн.

Норт немедленно исполнил просьбу жены, свалив викария, как груду мусора, у ног миссис Пламберри. Та, подскочив к окну, высунулась на улицу с диким криком:

— Все вы заплатите за это! Мерзкие грешники! Взгляните только, стоят тут и пальцем не шевельнут, чтобы защитить моего дорогого мужа! Распутные твари, разоделись в белое, словно язычники! Гореть вам за это в аду на веки вечные!

Епископ Хортон из Труро, к счастью, прибывший вскоре, после отъезда Пламберри, прочитал над могилой Элис слова, написанные Кэролайн и Оуэном. Его низкий, мягкий голос разносился над кладбищем, и даже самый младший из детей мистера Думбартона, казалось, понимал все.

— Элис пришлось бы по душе такое, — прошептал Оуэн. — Сам епископ Труро приехал ради нее. Я всегда мечтал иметь голос, как у него.

Утро выдалось облачное, ветреное, воздух был сырым и холодным. “Самый подходящий день для скорби”, — думала Кэролайн, стоя рядом с Нортом. Костяшки пальцев ныли, и от этого на душе становилось легче!

У могилы собралось почти пятьдесят человек. Элис бы понравилось и это. Она, вероятно, побагровела бы от смущения и, забыв все, чему выучилась на уроках мисс Мэри Патрисии, выпалила бы:

— Ох, мисс Кэролайн, да взгляните вы только на этих щеголей! Разодеты как! Вот здорово, мисс Кэролайн, правда?

Кэролайн не чувствовала катившихся по лицу слез и поняла, что плачет, лишь ощутив на губах их вкус и поняв, что Норт осторожно вытирает ей щеки.

Глава 35

Только дня через три Кэролайн наконец заметила, что за ней ведется слежка. Она поехала в Гунбелл к портнихе за маленькими одеяльцами и пеленками для малышей и, выйдя на улицу, случайно заметила соглядатая.

Кэролайн быстро скользнула в проулок между домами и стала ждать. И действительно, не прошло и двух минут, как она увидела чью-то длинную тень. Кэролайн с оглушительно бьющимся сердцем выхватила из кармана пистолет и взвела курок, не испытывая при этом ни малейшего страха. Дьявол бы побрал негодяя!

Тимми, горничная, едва не свалился от страха, когда миледи схватила его за руку, повернула лицом к себе и, сунув под нос пистолет, заорала:

— Что ты здесь делаешь?! И почему?.. — Но тут же осеклась, глядя на перепуганного мальчишку, замершего с неприлично открытым ртом. — Тимми, почему ты повсюду за мной ходишь?

— Э-э-э…миледи, да у меня все кишки от страха свело! Пожалуйста, уберите вашу хлопушку!

— Что? О, прости, что испугала тебя.

— Да, и притом набросились с моей же собственной хлопушкой.., то есть она была моей, пока вы не отобрали.

Кэролайн сунула пистолет обратно в карман коричневого плаща из толстой шерсти.

— Отвечай же, почему ты за мной следишь? О небо, я даже не представляла… Ты моя тень, моя защита. Это его милость тебя приставил ко мне, верно?

— Да, и теперь, думаю, не стоит прятаться после того, как вы меня сцапали честно и справедливо.

— Прекрасно. Ты что-нибудь знаешь о том, кто пытался убить меня? Помнишь, когда мы вернулись к ограде, проволока исчезла. Ты слышал вообще что-то о проволоке, Тимми, хоть что-нибудь?

— Ни словечка, мэм, прошу прощения, и именно это, если так выразиться, сводит милорда с ума. Если, как он думает, именно старик Кум прикончил всех этих леди, тогда кто же пытается отправить вас на тот свет?

— Твой выбор слов оставляет желать лучшего, Тимми, — вздохнула она.

— Знаете, ваша милость, Флеш Сэвори и кэп Карстейрс тоже не могут взять в толк, кто делает все эти ужасные вещи.

А его милость граф Чейз! Вот уж у кого голова варит, но и он ничего не понимает!

Кэролайн снова вздохнула:

— Знаю, и даже Дачесс недоумевает, а это о многом говорит. Ну а теперь, раз уж ты здесь, поможешь нести свертки.

Тимми с ужасом взглянул на хозяйку.

— Все кончено, Тимми, ты проиграл, я поймала тебя с поличным, ты сам это говорил.

— Нет, мам, я сказал “честно и справедливо”.

— Пойдем, Тимми.

Этим вечером к ужину собрались только четверо — Найтингейлы и Уиндемы. Мисс Мэри Патрисия, Эвелин и Оуэн возились с детьми наверху. Крошка Оуэн ел за троих, и, если верить горничным, Триджигл даже заметил со вздохом, что легкие у маленького чертенка просто превосходные. Кэролайн рассказала о горничной Тимми, и Норт, улыбнувшись, покачал головой и выругался:

— Гром и молния! Жаль, что ты заметила его, Кэролайн!

Он маленький, но чертовски проворный. Слишком уж у тебя острое зрение!

— Конечно, мне нравится идея иметь двенадцатилетнего телохранителя, но, возможно, ему лучше просто повсюду сопровождать меня?

— Нет, — возразила Дачесс, — дело не в этом. Вы можете подвергнуть Томми опасности только тем, что окажетесь с ним рядом. Пусть лучше он будет повсюду незамеченным следовать за вами, и если кто-то снова попытается причинить вам зло, мальчик сможет вовремя оказаться на месте.

Кэролайн вздохнула так же глубоко, как Триджигл, разбуженный посреди ночи воплями Крошки Оуэна, требовавшего молока. Эвелин и мисс Мэри Патрисия по очереди кормили его, и обе считали, что малыш — настоящий обжора. Правда, при этом они осыпали поцелуями круглую белокурую головенку.

"Благодарение Богу, — думала Кэролайн, — твой сын, Элис, вырастет большим и сильным, и если это будет зависеть от меня, его никто и никогда не обидит”.

Она тряхнула головой, чтобы подавить непрошеные слезы, всегда наполнявшие глаза при мысли о несчастной девочке и ее малыше.

— Кстати, — заметил Норт, — сегодня приезжал доктор Трит и попросил оставить его наедине с Кэролайн, а меня и Бесс выпроводил в коридор. Надеюсь, дорогая, он сказал, что твои скитания по окрестностям в таком состоянии крайне вредны?

Кэролайн пыталась улыбнуться, хотя это оказалось ужасно трудно.

— Да, он велел мне больше отдыхать, но, милый, столько всего нужно сделать! Я написала письмо в Лондон тому человеку, о котором говорил Маркус. Надеюсь, он сможет приехать и отреставрировать женские портреты. Мне так хотелось бы этого!

— По крайней мере на рамах не осталось ни пятнышка, — вставил граф. — Дачесс рассказала, как вы отмыли их до блеска.

— Да, и мне очень хотелось бы, чтобы реставратор приехал сразу после Рождества.

— Осталось две недели, — задумчиво произнесла Дачесс, кладя вилку на тарелку с запеченными грушами. — Маркус и я решили пока остаться в Маунт Хок, а за четыре дня до Рождества вернемся в Йоркшир, чтобы провести праздники с семьей. А в начале января снова приедем сюда и останемся, пока тайна не будет раскрыта.

— О нет, Дачесс! — покачал головой Норт. — В тот день вы тоже могли упасть с лошади. Я этого не допущу. Маркус, увези ее в Лондон или в Чейз Парк и держи там, пока все не кончится. Не хочу, чтобы вы появились здесь после Рождества. Кроме того, — добавил он, видя решительно выдвинутый подбородок графа, — может пройти много месяцев, прежде чем все станет ясно. И хотя, поверьте, я был рад повидаться с вами, должен сказать, что немного устал от вашего общества, и даже короткой передышки на Рождество вряд ли будет достаточно. Это правда, я не лгу. Верно, Кэролайн?

— Конечно, — поспешно заверила она. — Вы наскучили мне до смерти, я едва не засыпаю в вашей компании и хотела бы оказаться в сотне миль от вас.

— Не стоит заходить так далеко, — упрекнул Норт жену. — И, кроме того, ты просто издеваешься надо мной!