Жанна тряхнула головой и фыркнула:

– Можешь прекратить насмехаться надо мной, Филипп. Ты вчера и так хорошо посмеялся. Лично я предпочитаю ехать вот туда.

– Как угодно.

Мэри заставила себя заговорить:

– Филипп, можно мне с вами?

Он удивленно поднял брови:

– Это ведь несколько миль.

– Очень хорошо. Я люблю долгие прогулки, – солгала Мэри. Сама мысль о том, чтобы сопровождать Жанну в поисках Вальмона Сен-Бревэна, была для нее непереносима. Допустим, он окажется на валу. Тогда ей придется лицезреть их вместе, а это было свыше ее сил.

– Тогда поехали, – сказал Филипп. – Жанна, особенно не гони. – Он махнул рукой груму, который всегда сопровождал девушек, держась несколько позади. – Мальчик, держись поближе к мадемуазель.

Он пришпорил лошадь и понесся галопом.

Мэри стукнула свою лошадь пятками, молясь удержаться в седле. Лошадь помчалась вдогонку за Филиппом, словно на скачках.

Глава 12

– Боже мой, барышня, вы же могли разбиться насмерть! Представляете, что бы тогда со мной сделал Grandpère?

Мэри удавалось не отставать от Филиппа на протяжении более десяти совершенно кошмарных минут. Потом она потеряла поводья. И равновесие. Вывалившись из седла на обочину дороги, она кубарем покатилась вниз по крутому, поросшему травой склону, пока ее не остановил олеандровый куст с ядовито-розовыми цветами.

Она едва успела одернуть порванную юбку, как Филипп уже оказался рядом. Он был сердит, но его гнев лишь подстегнул ее собственный.

– Могли бы сначала спросить, не ушиблась ли я, а потом уже кричать на меня! – заорала Мэри.

Он немедленно принялся извиняться:

– Виноват, простите меня, пожалуйста. Я вел себя как изверг. Как вы? Ничего не повредили?

Мэри почувствовала себя виноватой, отчего еще больше разозлилась:

– Конечно, повредила! Попробовали бы сами свалиться с этого холма, а я бы посмотрела, как бы вы себя чувствовали.

Филипп принялся снимать сюртук.

– Давайте подложим его вам под голову. Я съезжу за повозкой и отвезу вас домой. Врач тут неподалеку.

Пришел черед извиняться Мэри.

– Простите меня, Филипп. Кажется, я не так сильно расшиблась. Просто испугалась. И еще мне стыдно.

Она вытянула одну ногу, затем другую, повращала ступнями, посгибала ноги в коленях, проверяя, не сломала ли, не растянула ли чего-нибудь. Сосредоточив все внимание на ногах, она не заметила нахмуренного, подозрительного взгляда Филиппа.

Постепенно, пока он наблюдал, как деловито она проверяет возможные травмы, его лицо смягчилось. Он решил, что она его не разыгрывает.

Вчера за ужином Филипп нашел Мэри достаточно симпатичной. Она ему даже понравилась. В отличие от большинства молодых женщин она не заигрывала с ним, не смеялась чрезмерно его шуткам и вообще не старалась каким-либо образом привлечь его внимание. Он привык к таким штучкам и был осмотрителен, как и подобает холостяку, если всем известно, что со временем ему достанется богатое наследство.

Но когда она напросилась с ним в поездку вниз по реке, его симпатии поубавилось. «Она ничем не отличается от любой другой девушки, ищущей мужа, разве что большим нахальством», – решил он.

Благовоспитанная незамужняя женщина никогда никуда не ездит наедине с мужчиной.

Когда Мэри упала, он не сомневался, что она старается заманить его в ловушку, ожидая проявления сочувствия и галантности. Следующим шагом, вероятно, предполагалось бессильное падение ему в объятия, возможно даже обморок.

Но он никак не ожидал, что она станет кричать на него, тем более совершит такой рискованный полет с лошади, при котором вполне можно было сломать шею. Филипп посмотрел на перепачканное и исцарапанное лицо Мэри, на ее совершенно растрепанные волосы. Ни одна женщина, которая ставит целью завлечь кавалера, не позволила бы себе выглядеть столь непривлекательно.

Он протянул ей руки.

– Я помогу вам встать, – сказал он. Мэри подала ему руку.

– Спасибо. Наверное, я буду охать и стонать, так вы не обращайте внимания… О-о-ох! – Поднявшись на ноги, она резко выдернула руку из его рук и принялась счищать грязь с одежды.

– Вы не пострадали?

– Нет. Вся в синяках, наверное, и страшна, как пугало. Но цела и невредима.

– Это хорошо. Я схожу за лошадьми.

Мэри простонала:

– Нам обязательно ехать верхом? Я бы лучше пешком прошлась.

– Если вас сбросила лошадь, главное – тут же снова оказаться в седле. Я тотчас вернусь. – Филипп начал подниматься по холму.

Мэри смотрела ему вслед с мрачной покорностью судьбе. Она не могла даже вернуться в прежнее гневное состояние. «Я сама виновата, – призналась она себе. – Сама напросилась. Теперь нужно терпеть до конца».


Галопом больше не скакали. Ехали шагом, бок о бок. Ехали и разговаривали. Каждый был удивлен, до чего легко им друг с другом. Перебранка оказалась чем-то вроде срывания масок – до странности интимное общение без какого бы то ни было сексуального подтекста.

– Почему же вы захотели совершить долгую прогулку? – спросил Филипп. – Ведь вы не очень-то любите лошадей, это заметно.

– Не очень – это еще мягко сказано. Я ненавижу верховую езду. У меня это плохо выходит, а я ненавижу делать то, что у меня не получается. Я просто выбрала наименьшее из двух зол. Я не хотела быть с Жанной, когда она встретится со своим героем.

Собственная искренность поразила Мэри, но потом вызвала в ней теплое и приятное чувство. Как все-таки замечательно иметь возможность сказать правду!

– Это еще кто? – осведомился Филипп. – Жанна не сказала мне, что у нее есть кавалер.

– Ваш друг Вальмон Сен-Бревэн. – Мэри произнесла это имя легко, но сердце ее перевернулось от боли – и от сладости ощущения этого имени на губах.

Смех Филиппа ее озадачил.

– Вэл? – сказал он. – Вэлу некогда заниматься такими девчонками, как Жанна.

Мэри ощутила головокружительный восторг. Но она все еще боялась поверить услышанному.

– Жанна уже не ребенок, Филипп, – сказала она. – И она нисколько не сомневается, что месье Сен-Бревэн… проявляет к ней интерес.

– Она себе льстит. Ну да неважно. Все равно завтра она о нем уже забудет.

Но Мэри не могла допустить, чтобы разговор на этом кончился. Слова Филиппа бальзамом пролились на ее истерзанную ревностью душу.

– Филипп, она говорит, что влюблена в него. И к ее словам стоит отнестись серьезно.

– Это смешно. У отца будущее Жанны уже распланировано, и в нем нет места любви к Вэлу или к кому-то еще. Она выйдет замуж за богатого американца. Именно поэтому она обязательно должна выучить их язык.

Мэри была ошеломлена. Филипп определенно ошибался. Grandpère был воинствующим антиамериканцем. А Жанна только и думала о любви. Она уже готова была сказать Филиппу, что он не прав, но в этот момент он протянул руки и взял у нее поводья.

– Здесь мы спешимся, – сказал он, – и дальше пойдем пешком.

– Куда мы идем?

– Посмотреть на вал и на заплатку. Я хочу рассмотреть их поближе. Меня здесь не было прошлым маем, когда появилась трещина. Grandpère специально послал за мной, чтобы я проверил, не намечается ли еще одна… Вы понимаете, о чем я говорю, Мэри? Посмотрите на реку. Она в полмили шириной, течение скоростью восемь миль в час постоянно давит на красивые травянистые берега. При весенних разливах вода всего на несколько дюймов не достигает вершины вала. Миссисипи – живое существо, а не просто живописный элемент пейзажа или дорога для пароходов. Она сильная и своенравная. Взгляните на землю вон там. Раньше там был розовый сад, и кусты были выше вас ростом. Теперь все исчезло. Затоплено и унесено рекой. Лошади и мулы, коровы и куры. Просто чудо, что никто из людей не пострадал. Видите ли, река прорвалась сквозь слабое место в дамбе.

Это и есть трещина, или промой. Вероятно, она началась с маленькой струйки, которой никто и не заметил; потом превратилась в бурный поток. Он тек, пока люди наконец не заделали промоину. К тому времени вода протекла внутрь вала и достигла самого Нового Орлеана, а это более семи миль. – Круглое лицо Филиппа приобрело печальное выражение, когда он рассказывал об этом бедствии. Теперь хмурые складки разгладились. Филипп усмехнулся. – Grandpère сказал бы вам, что это божий знак, – сказал он. – Во французском квартале грязи было не более обычного, тогда как та часть города, где американцы ведут свой бизнес, оказалась под девятью футами воды. – Он слез с лошади и помог сойти Мэри. – Не хотите ли присесть здесь, пока я схожу посмотрю? Вы, должно быть, чувствуете себя несколько разбитой. Мэри покачала головой:

– Я, пожалуй, поковыляю с вами, если не возражаете. Все это так интересно.

Она не кривила душой. Ей и вправду было интересно, она очень хотела больше узнать о реке и об этой земле. Каждая ее косточка и мускул болели, но настроение было на удивление хорошим. Теперь, освободившись от тяжелого бремени ревности и зависти, она могла свободно наслаждаться приятным общением с Филиппом и больше узнать о странном, прекрасном мире Луизианы – королевстве, принадлежащем ей по праву рождения.


– Я с трудом смогла отличить отремонтированную часть, – призналась Мэри Филиппу, когда они верхом возвращались в Монфлери.

– Я тоже. Вэл сказал, что заплату прикрыла трава, но я должен был все увидеть сам.

У Мэри дрогнуло сердце. Она не ожидала вновь услышать это имя. Филипп продолжал говорить, не сознавая, как действуют его слова на Мэри:

– Вэл полагает, что единственный способ предотвратить промоины – углубить ров и нарастить вал по всей длине, начиная с его плантации, вдоль Монфлери и поместья Пьера Сотэ, где и случилась промоина, и далее до участка Сонья. Мы здесь все вытянуты в одну линию, потом река делает крутой поворот в глубь материка, и поэтому мы особенно подвержены наводнениям. Вэл уже переговорил со всеми плантаторами. Если его поддержит Grandpère, то и остальным придется согласиться. – Филипп усмехнулся. – Grandpère иногда бывает довольно скаредным старичком. Подозреваю, он надеется, что я стану возражать. Предвижу неплохое состязание, кто кого перекричит, когда я скажу ему, что думаю.