Символически разрезав торт, новоиспеченные мистер и миссис Лоусоны подняли бокалы друг за друга. Гостям предлагалось либо шампанское из серебряных фонтанчиков, либо более крепкие напитки из баров, тут и там расставленных на лужайке.

Молодожены без устали позировали для официальных фотографий бракосочетания, беседовали с гостями, ни на секунду не разлучаясь друг с другом. Бэбс с гордостью держала под руку Дина, наслаждаясь своим новым статусом – принцесса подле своего принца. Каждый вопрос относительно их планов на будущее она переадресовывала мужу, и Дин буквально на глазах становился выше ростом. «Как скажет Дин», «пусть Дин сам решает», «об этом вам следует спросить Дина»… Эти слова звучали для него райской музыкой.

Над Ривер-Бендом уже сгущались сумерки, когда, переодевшись в розовое дорожное платье, под дождем рисовых зерен, Бэбс под руку с мужем направлялась к машине – той самой машине, которая так и не завелась, что немало повеселило гостей. В адрес Дина сыпался град полезных советов, которые он решительно игнорировал, подняв капот и с умным видом разглядывая провода. Затем он попытался заставить Бэбс помочь ему завести машину, и между ними незамедлительно вспыхнула типичная семейная перепалка, что еще больше развеселило гостей.

– Дин, ты же знаешь, что я не умею водить машину, – сопротивлялась Бэбс.

– Я и не прошу, чтобы ты ее водила. От тебя требуется только завести двигатель. Когда я скомандую, поверни ключ зажигания и нажми на педаль газа.

– А какая из них – педаль газа?

– Та, которая справа.

– Вот эта?

– Да, дорогая, но не надо давить на нее прямо сейчас. Я скажу тебе, когда. – После нескольких неудачных попыток Дин велел жене: – Теперь попробуй с подсосом.

– А это еще что такое?

Дин доходчиво объяснил жене, где находится подсос, и Бэбс понятливо включила радио. В конце концов Лейну стало их жалко и он вручил Дину ключи от своей машины, чтобы молодожены все же смогли уехать в хьюстонский отель на свою первую брачную ночь. На следующий день им предстояло погрузиться в поезд и отправиться в Нью-Йорк.

4

Когда впереди показалась белая ограда Ривер-Бенда, Лейн ощутил странное чувство. Ему показалось, что он на самом деле перенесся в прошлое. Как будто те же самые лошади, что и много лет назад, мирно паслись под раскидистыми ветвями дубов и орехов, и лучи солнца отражались от их атласных шкур бронзовыми, медными, серебряными и золотистыми бликами.

После того, как молодожены все-таки уехали, вспомнилось Лейну, он обернулся и увидел как всегда основательного и сосредоточенного Р.-Д. Лоусона, молча стоявшего рядом с ним. Его взгляд, устремленный вдаль, был отстраненным и задумчивым. Затем Р.-Д. поднял глаза и, казалось, впервые заметил его. Лейн помнил, как отец друга проговорил:

– Ну что ж, вот они и уехали. По-моему, они счастливы друг с другом, тебе не кажется? Симпатичная девочка, – сказал он, снова посмотрев вслед уехавшей машине, а затем резко и с нажимом добавил: – Однако если она и дальше будет играть в бессловесное и беспомощное существо, то не пройдет и нескольких лет, как сама в это уверует. Какая жалость, что ей не довелось познакомиться с моей матерью. Вот это была женщина! – воскликнул он и, сердечно хлопнув Лейна по спине, положил руку ему на плечо. – Ладно, пошли. Гулянка все еще в полном разгаре.

В тот момент Лейн подумал, что у Р.-Д. сложилось совершенно неправильное представление о Бэбс, но теперь, по прошествии более тридцати лет, Бэбс все еще были присущи эти милые детские свойства характера. Она по-прежнему напоминала Лейну маленькую девочку, непременно нуждавшуюся в чьем-либо покровительстве, так же, как и раньше, любила вечеринки и красивые наряды. Видимо, Р.-Д. все же был прав. Возможно, она и впрямь играла какую-то роль, ставшую впоследствии частью ее самой?

Лейн незаметно посмотрел на сидевшую напротив него Бэбс. На ее лице под вуалью до сих пор почти отсутствовали морщины, волосы были уложены в женственную прическу из мягких кудряшек и по-прежнему сохраняли свой светло-пепельный цвет – неизвестно, натуральный или искусственный. Однако потерянное выражение ее грустных газельих глаз было неподдельным.

– Дину никогда не надоедали их дурачества, – заметила Бэбс, когда с полдюжины годовалых жеребят в испуге сорвались с места при приближении лимузина.

Высоко задрав хвосты, они рванулись через пастбище, а затем развернулись и веером встали в тени дубов, наблюдая, как машина въезжает на подъездную дорожку.

– Как они красивы в движении! Дин всегда называл их «живым искусством».

– Действительно, – откликнулся Лейн. Он не мог отделаться от мысли, что даже после смерти мужа Бэбс упрямо продолжает за него цепляться.

Лимузин остановился перед крыльцом. Лейн подождал, пока шофер поможет Бэбс выбраться из машины, затем вышел сам. С участка, отведенного под конюшни, вырвалось пронзительное ржание жеребца и разорвало жаркую послеполуденную тишину. Обернувшись на этот громкий звук, Лейн не мог не заметить усовершенствования, осуществленные Дином за девятнадцать лет, минувшие после смерти его отца. Старый амбар сломали, чтобы расчистить место для нового комплекса конюшен c комнатами для конюхов и другими вспомогательными помещениями. Это сооружение занимало в два раза большую площадь по сравнению с прежним. Все новые постройки по своему стилю повторяли остроконечную крышу и купол самого особняка. В отдалении вдоль высокой изгороди, гордо выгнув шею, скакал гнедой жеребец. Его угольно-черный хвост развевался подобно флагу, а точеная голова была задрана к небу, навстречу летнему ветру. Лейн подумал, что, наверное, именно этому прекрасному животному принадлежало пронзительное ржание, которое они услышали минуту назад.

– Нахр-эль-Кедар, – пояснила Эбби Лоусон. Это были ее первые слова с тех пор, как они выехали с кладбища. – Ты сам помог папе вывезти его из Египта.

– А я уж про это и забыл. Давно было дело. – Примерно двадцать лет назад, если Лейну не изменяет память. Его участие в том предприятии было минимальным. Он всего лишь помог Дину вступить в контакт кое с кем из своих знакомых на Ближнем Востоке и уладить формальности, связанные с вывозом животного.

– Хочешь взглянуть на него поближе? – Во взгляде, которым наградила его Эбби, читался некий вызов. Он напомнил Лейну повелительную манеру, которая была присуща бабушке Дина. В ее устах такой вопрос прозвучал бы безоговорочным приказом.

– Эбби… – в замешательстве начала Бэбс.

– Не волнуйся, мама, я не задержу его надолго. – И, не дожидаясь разрешения, Эбби уверенной походкой направилась к загону, в котором резвился жеребец. Лейн невольно двинулся вслед за ней.

Глядя на нее сзади, он подумал, что на самом деле Эбби не так высока, как ему казалось. Подобная иллюзия создавалась благодаря высоким каблукам и ее уверенной манере поведения, однако в действительности молодая женщина была на несколько дюймов ниже его. Это показалось ему странным. Он же помнил… И тут Лейн осознал свою ошибку. На самом деле одного с ним роста была не Эбби, а Рейчел.

– Я видела, как ты разговаривал с ней на кладбище.

На долю секунды Лейн был ошеломлен этой неожиданной фразой Эбби, тем более что в этот момент сам думал о том же.

– Ты видела, как я разговаривал… с кем? – ответил он вопросом, сознавая, что вступает на зыбкую почву.

– По-моему, ее зовут Рейчел Фэрр. – Эбби повернулась и измерила его взглядом своих бездонных синих глаз. – Она утверждает, что папа был ее отцом. Это правда?

Лейна вовсе не прельщала перспектива стать тем, кто окончательно сорвет покровы старинной семейной тайны. Однако изворачиваться тоже не было смысла.

– Да, – спокойно ответил он.

Эбби отвернулась и ускорила шаг, сосредоточенно направляясь к какой-то только ей видимой точке. Напряженность, появившаяся в походке женщины, выдавала обуревавшие ее эмоции, которые она отчаянно пыталась не выпустить наружу.

– Но почему он… – Не договорив фразу до конца, Эбби поняла, насколько наивен вопрос, который она собиралась задать, и умолкла. Ведь ей самой уже пришлось испытать на себе неверность мужа – беспричинную, не имевшую под собой никаких оснований и неподдающуюся никаким оправданиям. Ее невозможно было объяснить даже какими-либо соображениями сексуального плана. И все же мысль о том, что отец изменял матери, потрясла Эбби. – Мне всегда казалось, что родители счастливы друг с другом.

Только сейчас, когда она попыталась вспомнить, как они вели себя, находясь вместе, Эбби поняла, насколько мало общего существовало между ними. Если отец был с головой поглощен лошадьми, то мать они мало интересовали, если, конечно, речь не шла о соревнованиях, шоу или каких-нибудь других значительных событиях. А вспомнить их разговоры друг с другом? Мать никогда не говорила ни о чем другом, кроме вечеринок, нарядов, новой отделки комнат, сплетен и, разумеется, погоды. Эбби с раздражением вспомнила, как часто ее мать с гордостью заявляла: «Я никогда не говорю о политике, бизнесе и экономике. Таким образом мне удается скрыть свое невежество». Так оно и было. Если разговор принимал более или менее серьезное направление, мать либо спешила сменить тему, либо просто уходила. В этом была вся Бэбс. Она была мила, забавна и беззаботна, за что ее и любили.

Господи, сколько раз Эбби хотелось схватить мать за шиворот и как следует встряхнуть! Даже девчонкой она никогда не могла прибежать к ней со своими детскими бедами, какими бы банальными они ни были. Ей было нужно нечто большее, нежели беспечное утешение, которое она то и дело слышала от матери: «На твоем месте я не стала бы придавать этому значения. Что ни делается, все к лучшему». А поскольку отец слишком часто был недосягаем для дочери, Эбби приходилось изливать все свои горести Бену.

Может, именно это искал отец в любовнице – того, что не могла ему дать жена? Может, ему был нужен кто-то, с кем можно было бы поговорить? Кто-нибудь, кто являлся бы чем-то большим, нежели просто красивым украшением на пальце? Кто-нибудь, вдохновлявший его – не только сексуально, но и интеллектуально?