— Ты готов услышать. Мальчуган?

— Наверное, нет. Но, я думаю, это не имеет значения, поэтому давай, начинай.

И пока Блэз слушал, выражение его лица несколько раз менялось. Рука, сжимавшая трубку, напряглась так, что суставы побелели. Он застыл, сидя в кресле, глядя в окно, но не видя ничего, кроме картины, нарисованной перед ним собственной бабкой.

Когда она закончила, Блэз выдержал такую долгую паузу, что она уже собралась окликнуть его, но тут он сказал:

— Я полагаю, все это доказуемо.

— Я проверила этого Лин Бо, с ним все в порядке.

Никаких судимостей, к тому же он действительно был в Гонконге во времена японской оккупации. С Ролло Беллами другое дело. До войны он жил в Шанхае, где выучился говорить на двух китайских наречиях — он тогда работал в большой английской торговой фирме, где его папочка (настоящий, поскольку у него был еще один — для видимости) владел большой долей финансов. Он уехал, чтобы участвовать в развлекательных поездках артистов в армию, на этом история заканчивается. Больше никому ничего не удалось добиться, что, на мой взгляд, означает ложный след. Во всяком случае, я думаю, что Бенни должен посетить Лин Бо и что вы оба должны посмотреть на подделку. Если эта история выйдет наружу, считай, «Деспардс» погиб. Это и беспокоит Кейт больше всего. По ее мнению, если Доминик возьмет на себя ответственность за всю эту историю, чтобы репутация фирмы не пострадала, то дело еще можно спасти. — Она помолчала. — Но я так не считаю.

— Я тоже, — произнес Блэз.

— Теперь послушай, Мальчуган. Я рассказала тебе все, что мне говорила Кейт, потому что она боялась причинить тебе боль, сказав правду. «Как сказать Блэзу такое про его собственную жену? Я не могу нанести ему такой удар», — вот что она мне сказала.

— Да, — безжизненным голосом откликнулся Блэз, — она не любит причинять боль.

Сейчас он был полностью сосредоточен на себе, причем видел себя как бы со стороны, страдающего, застывшего, закрытого для внешнего мира. Только не устраивай трагедий с разбитым сердцем! — сказал он себе. Ты всегда знал, что твоя жена и тебя продаст, если это окажется делом прибыльным. О какой великой любви идет речь?

Все, что связывает тебя с Доминик, — это чувственное удовольствие. На все остальное ты ухитрялся закрывать глаза, «умывал руки» — как Понтий Пилат! Теперь мучайся. Ты всегда знал, что когда-нибудь придется расплачиваться. Какую же цену придется ему заплатить? Похоже, это будет стоить потери достоинства… Хотя нет, это скорее удар, нанесенный гордости. Что ж, разве он единственный, кто страдает из-за последствий безумной страсти? Ты знал, какова Доминик, но тебе было удобно этого не замечать. Хватит ныть, при чем тут любовь? Это классический пример сладострастия. Если бы ты любил ее, ты бы принимал ее всю — со всеми ее пороками. Несовершенства возлюбленной — часть ее натуры. Помнишь, «и буду любить ее, всему вопреки»? Если бы ты любил жену, ты бы сейчас был готов помочь ей, несмотря на то, что она впуталась в мошенничество, задуманное с размахом, в попытку убийства, несмотря на то, что она неверна тебе… Мир — штука весьма несовершенная, что же удивляться человеческому несовершенству, если к тому же оно было очевидно с самого начала?

За тебя думал твой пенис, продолжал Блэз иронизировать над собой. Рядом с нею какие еще мысли могли прийти в голову? Но ведь именно ты лучше многих мог бы понять, что к чему. Разве пример твоей матери в самом раннем детстве не показал тебе, что такое ложь и предательство? Тебя устраивала Доминик, потому что она никогда не претендовала на твой внутренний, эмоциональный мир, вас связывали чисто физические отношения.

К тому же кое о чем ты вообще предпочитаешь не вспоминать? Разве ты не помнишь, что она ответила на твою просьбу выйти за тебя замуж?

Она спросила, хочешь ли ты взять ее такую, как есть, помнишь? А ты сказал, что какая бы она ни была — именно ее ты хочешь больше всего в жизни. Тогда она предупредила тебя, что, если она окажется не тем, чем ты думаешь, будет поздно сожалеть. На что ты ответил дословно:

«Никто в здравом рассудке никогда не будет ни о чем сожалеть, если ты рядом».

Вот мы и дошли до сути, спокойно заключил он.

Наконец-то ты выразился точно. Ты уж точно не был в здравом рассудке. Почти все эти три года ты не был в здравом рассудке. А этот крепкий удар помог тебе прийти в себя, вот и все…

…Бенни занимался приготовлениями к транспортировке Ролло из Гонконга в Лондон. Кейт не слышала и не видела Блэза. Он знает, что я наделала, думала она, и он В ярости. Ей очень хотелось спросить Бенни, где Блэз, но она не решилась.

Кейт забрала вещи из гостиницы, и Джон Фон привез ее в клинику, откуда специально оборудованная машина «скорой помощи» доставила Ролло, всю необходимую аппаратуру, его врача, медсестру и саму Кейт на аэродром Кай Так, где уже дожидался огромный «боинг». За «скорой помощью» следовала машина с четырьмя крепкими охранниками-китайцами, а за ней — полицейский автомобиль. Пока выгружали носилки с Ролло, Бенни показал Кейт салон самолета.

— Мы убрали несколько сидений, чтобы могла встать кровать на колесиках и чтобы ее можно было прикрепить к полу. Вы долетите до Лондона без дозаправки. Баки заполнены горючим под завязку.

— Спасибо, мистер Фон. Вы сделали больше чем достаточно.

— Все называют меня Бенни.

— Хорошо, Бенни. Я действительно очень благодарна вам.

— Это миссис Чандлер велела сделать все для вас, чтобы вы не беспокоились.

Кейт отошла в сторону, чтобы не мешать подъему кровати, на которой лежал неподвижный Ролло. Застегивая ремень своего кресла, расположенного между переборками — так, что она могла смотреть в иллюминатор и на Ролло, Кейт увидела, как к самолету подъехала черная машина. Из нее вышел Блэз Чандлер. Он поднялся в самолет, и Кейт отметила про себя, что на этот раз он выглядит совершенно чужим, безупречно вежливым, но посторонним человеком. Кейт поняла, что эта его отчужденность явилась следствием ее звонка.

Блэз осведомился, довольна ли Кейт тем, как все устроено, она ответила благодарностью.

Она понимала, что этот гордый, сдержанный человек не может не видеть ее сочувствия, с которым она отзывается на его неприятности. Но Блэз как бы прочертил линию, через которую никто в мире не мог переступить.

Они пожали друг другу руки (его лицо по-прежнему являло собою бесстрастную маску), он пообещал звонить ей изредка домой и покинул самолет.

Кейт отвернулась к окну, ничего не видя перед собой из-за слез, застилавших глаза. Она так и не узнала, что Блэз Чандлер стоял на краю поля все время, пока самолет бежал по взлетной полосе и затем набирал высоту, постепенно исчезая из виду. Только тогда он вернулся к машине и уехал.


Полет прошел спокойно. Ролло не пошевелился и не издал ни звука. Кейт просмотрела несколько журналов, выпила кофе, но от еды отказалась. Пробовала задремать, но мысли не давали ей заснуть. Она снова и снова перебирала в памяти события последних дней.

Правильно ли она сделала, позвонив Герцогине? Но нужно было спасать Ролло, а единственный человек, который мог помочь ей в этом, это Герцогиня. Иначе ей пришлось бы ждать чартерного рейса еще сутки. Так или так, частный визит в моих личных интересах. Я вовсе не жду, что правление будет оплачивать счета.

Найджелу стало неловко. Именно эта ситуация не так давно бурно обсуждалась. Теперь же он неуверенно сказал Кейт:

— Это решать вам… — и протянул ей газетное воскресное приложение. — Четыре цветные страницы посвящены «Аукциону века» вашей сестры. Реклама самого высшего качества. Сообщения об аукционе звучат как хвалебная песня. — Он сдержанно кашлянул и продолжал уже другим тоном:

— Чем скорее ее фотографии в газетах уступят место вашим — тем лучше. Такая реклама оказывает весьма сильное воздействие на клиентов, колеблющихся в выборе.

Эти слова следовало понимать таким образом: в первую очередь Кейт следовало сосредоточиться на делах «Деспардс», а не Ролло Беллами.

— Раз в Кортланд Парке началась работа, то и мы все займемся подготовкой к этому аукциону, — твердо ответила Кейт. — К счастью, Ролло успел составить подробный план проведения рекламной кампании.

Найджел вздохнул.

— Я вынужден вас разочаровать. Отдел рекламы не совсем устраивает работа Ролло.

— Я знаю, что делаю, — сказала Кейт, и в голосе ее послышалась отцовская властность. — У господина Беллами был весьма многообещающий рекламный проект, а Кортланд Парк, как вы совершенно правильно отметили, должен стать нашим ответом на аукцион в Гонконге.

Столь же ярким, столь же интересным, столь же незабываемым «Такая твердая решимость, — подумал Найджел, — это нечто новое». Кейт похудела, выглядела измученной, глаза ввалились. Но в ней появилась стальная хватка.

Робкая, неуверенная девушка закалилась в испытаниях.

Что же все-таки произошло в этом Гонконге?

— Я устала, — обезоруживающе призналась Кейт, — Да, у вас утомленный вид, — сочувственно подтвердил Найджел.

— Я пойду домой и высплюсь. Завтра займемся делами…

Но ей необходимо было сделать еще один визит.

— Дорогая моя, — удрученно сказала Шарлотта. — Я так беспокоилась. — Она была поражена измученным видом Кейт, ее потухшим взглядом. — О, моя дорогая… — утешала она девушку, и, растроганная ее добротой и сочувствием, Кейт разразилась слезами.

— Если бы ты видела его лицо… — говорила она сквозь рыдания. — У него был такой взгляд, словно это я обрекла его на адские муки. Но у меня не было выбора, мне нужна была помощь… Но он теперь ненавидит меня, я уверена, Я заставила его увидеть то, что он не хотел ни видеть, ни знать.

«И увидеть тебя совсем в другом свете, — подумала Шарлотта. — О Боже, девочка моя, ты выбрала себе трудного человека. Я поняла это, как только увидела его.

С такими сдержанными, замкнутыми мужчинами всегда трудно, потому что когда-то они были совсем другими и дорого за это заплатили».