Лаура хотела, чтобы у нее была настоящая сельская свадьба, и сейчас она прекрасно смотрелась в платье из белой тафты с маленьким букетиком из роз и лилий. На ней была бриллиантовая тиара, которую надевала на свадьбу жена Маунтджоя Пенелопа, а до нее бесчисленное количество невест семейства Маунтджой. Ее вуаль была из старинного брюссельского кружева и тоже принадлежала его матери, когда она выходила замуж за его отца.

Маунтджой подумал, что его девочка — писаная красавица. Лаура медленно спустилась по лестнице, и лорд Маунтджой галантно взял ее за руку.

— Из тебя вышла прекрасная невеста, Лаура, — сказал он, задыхаясь от переполнявшего его чувства, которое, как он теперь знал, называлось любовью. — Билли — счастливый мужчина. Да, очень счастливый.

— Я думаю, что это я счастливая, дядя Маунтджой. — Лаура погладила старика по щеке, заглядывая в глаза и улыбаясь. — Если бы не вы, я бы никогда не приехала в Лондон.

Я бы никогда не встретилась с Билли в поезде. Я бы никогда не узнала вас. Самого лучшего в мире.

Лаура поцеловала графа.

— Ну хорошо, возможно, — согласился Маунтджой, смущенный и польщенный одновременно.

Он взял Лауру за руку, и они спустились к ожидавшему их экипажу: открытое ландо из Маунтджой-Парка, темно-бордовые бока которого с золотой росписью были отполированы до блеска, и запряженное парой быстроходных коней из конюшни Билли. Три колли и спаниель Суэйна, с большими красивыми бантами на шеях, трусили за ними всю дорогу от Суинберна к церкви.

Орган заиграл ораторию Генделя, хор из девяти голосов, составленный из местных мальчиков и девочек, запел, собаки на улице забрехали, младенцы проснулись и заплакали.

Джинни Суинберн подумала, улыбаясь своей очаровательной внучке, идущей по проходу к алтарю, чтобы обвенчаться с человеком, которого она любила, что это настоящая свадьба Суинберн, не слишком отличающаяся от ее собственной с Джошем много лет назад.

Отпустив невесту, лорд Маунтджой сел на свое место в первом ряду и посмотрел вокруг.

Вся передняя часть церкви была заполнена Сакстонами и Маунтджоями, хотя Маунтджоев было гораздо меньше. Здесь была, конечно, тетя Софи, выглядевшая по-королевски в шелковом платье цвета бургунди, вся в бриллиантах и в очень большой шляпе с плюмажем из страусовых перьев. И Джинни Суинберн, выглядевшая очаровательно в темно-красном платье и подходящей по цвету шляпке. Была также и мадам Сюзетта, одетая с парижским шиком в костюм цвета морской волны от Пато и в изумительной по красоте шляпке с маленькой вуалеткой, прикрывающей глаза.

Анжу была в зеленом, цвете, совпадающем с цветом ее глаз, в платье со слишком короткой юбкой и в одной из маленьких шляпок своей матери. На ней также было изумрудное ожерелье, которое ей подарил лорд Маунтджой, и кольцо с огромным бриллиантом, которое, вероятно, стоило целое состояние. Маунтджой подозрительно посмотрел на него, потом решил, что Анжу унаследовала кольцо от своей эксцентричной бабушки.

Ханичайл. Ах, Ханичайл. Маунтджой смотрел на нее и удивлялся, как она может владеть собой, будучи избитой, если не сказать — чуть не убитой. Полиция сказала ему, что Делейни во всем признался. А что еще ему оставалось делать? Суэйн застал его на месте преступления.

Очевидно, он решил сначала оглушить Ханичайл, а потом отвезти в горы и сбросить вниз, чтобы все выглядело как самоубийство. Спасибо, что Суэйн со своим спаниелем оказались поблизости.

Во всяком случае, Ханичайл была здесь, живая и невредимая, великолепная в желтом шелковом платье, того же цвета, что и ее волосы, и с большой ниткой жемчуга Маунтджоя на шее. Мадам Сюзетта была так добра, что подновила ее шляпку, добавила вуалетку, которая скрывала синяки и ссадины на лбу, и она была почти такой же, как и всегда.

Она сидела рядом с Алексом Скоттом, своим возлюбленным, и Маунтджой подумал, что если любовь делает ее такой счастливой, то что в этом плохого? Кроме того, Скотт оказался порядочным парнем. Алекс рассказал ему печальную историю своей жены, и хотя сам Маунтджой и был человеком, воспитанным на совершенно иных принципах, и не одобрял поведения Алекса и Ханичайл, однако он смог их понять и дал им свое благословение.

В задних рядах сидели жители деревни Суинберн: мужчины в белоснежных рубашках и темных костюмах, а их жены в летних платьях и шляпках.

А на откидном сиденье около двери, так, чтобы держать все под наблюдением, сидел важный на сегодняшний день человек — Суэйн.

Во всяком случае, подумал Маунтджой, когда орган заиграл свадебный марш и Лаура с Билли направились к двери, венчание было красивым.

Место для приема, выбранное на просторной лужайке позади дома, было отгорожено бледно-желтым шелком и кадками с розами, столы покрывали желтые скатерти, а на них стояли большие букеты бледно-желтых и розовых роз. Официанты в белых куртках разливали шампанское «Винтаж Краг» урожая 1920 года, которое хранилось в многочисленных винных погребах под Маунтджой-Парком, а гости ели изысканную еду и были бесконечно счастливы.

Не в силах изменить привычке, Суэйн стоял у двери в позиции «вольно» и наблюдал за происходящим. Сидевший рядом с ним спаниель с красным бантом на шее заставлял гостей останавливаться, гладить его и поздравлять его хозяина.

До начала церемонии лорд Маунтджой лично поблагодарил Суэйна и вручил чек, сумма которого напугала детектива.

— Я не пожалел бы никаких денег за жизнь Ханичайл, — сказал Маунтджой, — и только рад, что вы оказались там, чтобы помочь ей.

Он улыбнулся и крепко пожал Суэйну руку, а затем, похлопав по плечу, пригласил к столу в качестве гостя, а не охранника.

— Пусть местные бобби охраняют серебро, — сказал старый граф. — Идите и не отказывайте себе ни в чем. Вы это заслужили.

Довольный Суэйн сделал глоточек шампанского. Шипучий напиток ударил ему в ноздри, и он подумал при этом, что никогда не поймет, что люди находят в нем, нет ничего лучше пинты бочкового пива.

Когда был разрезан свадебный торт и начались тосты, лорд Маунтджой поднялся, чтобы произнести речь.

Он оглядел гостей, а затем сказал:

— Я не мастак говорить речи, но считаю за счастье сделать это сегодня. Я чувствую себя почти таким же счастливым, как очаровательная бабушка невесты, миссис Джинни Суинберн. — Он улыбнулся Джинни, сидевшей справа от него. — Фактически я даже более счастлив, потому что узнал Лауру только год назад и то по чистой случайности. Достаточно сказать, что я горд и польщен, что она Маунтджой. Я выдаю ее сегодня замуж за другого счастливого человека, Билли Сакстона. — Маунтджой поднял свой бокал. — За мистера и миссис Сакстон, — громко сказал он, и все, выпив шампанское, зааплодировали.

Следующей поднялась Джинни Суинберн.

— Сегодня я счастливая женщина, — начала она дрожащим от волнения голосом, — но должна сказать, что всегда была счастливой, имея рядом Лауру, воспитывая ее. — Она улыбнулась. — Как вы все можете видеть, я сделала хорошую работу. Она прекрасная йоркширская девушка со слегка итальянским темпераментом, но это уже забота Билли, — добавила Джинни, и все рассмеялись. — И она будет такой же прекрасной женой, какой была внучкой.

Затем поднялся Билли и поблагодарил Джинни и лорда Маунтджоя. К концу своей речи он так разволновался, что стал заикаться:

— За м-м-мою л-л-любимую ж-ж-жену.

И все опять весело рассмеялись.

Наблюдая за ними с некоторой долей ревности, Анжу размышляла, правильно ли она приняла решение быть любовницей, а не женой. Она с тоской думала, какими счастливыми выглядели Лаура и Билли и во что она превратила свою жизнь. Она думала, что, возможно, в любви и браке есть некий смысл, пока ее взгляд не встретился со взглядом Джеки Барретта, американского друга Билли, потрясающе выглядевшего. Анжу одарила его своей знаменитой улыбкой. Старые привычки давали о себе знать. В сентябре она станет хорошей девочкой и вернется в Сорбонну, будет хорошо учиться и получит степень. А пока она свободна и жизнь продолжается.

Для невесты настало время переодеваться, но сначала она бросила свой букет и сделала так, чтобы его поймала Ханичайл. Они понимающе улыбнулись друг другу. Когда-нибудь, если будет угодно Богу, она тоже станет невестой.

Вскоре Лаура, переодевшись в костюм кремового цвета и шляпку, сидела рядом с Билли в «роллсе». Они ехали на железнодорожную станцию в Лидс, чтобы сесть в поезд, на котором впервые встретились, и поехать в Лондон. Это будет первым этапом их путешествия до Позитано и яхты Алекса «Аталанта», на которой молодожены проведут свой медовый месяц, совершая круиз по Средиземному морю.

Гости осыпали новобрачных лепестками роз, рисом и конфетами, а Лаура махала им рукой. Смеясь, она послала лорду Маунтджою воздушный поцелуй и могла поклясться, что заметила в его глазах слезы, когда он в ответ помахал ей.

Все согласились, что Лаура была самой красивой невестой и что свадьба была необыкновенная. Но прием еще не закончился. На лужайке начались танцы, за ними последовали ужин и фейерверк, который лорд Маунтджой всегда любил.

— Прекрасное завершение такого чудесного дня, — сказала Джинни, сидя с ним рядом.

— Именно так, именно так, — ответил старый граф, похлопав ее по руке. — Лаура делает вам честь, моя дорогая.

— Думаю, что и Джорджу Маунтджою, — добавила Джинни с застенчивой улыбкой. — Вы знаете, мне бы хотелось навестить вас в вашем чудесном доме в Лондоне, о котором я так много слышала, и в Маунтджой-Парке.

— Действительно хотите? — На лице лорда Маунтджоя появилась довольная улыбка. — Тогда почему бы нам не организовать еще один прием? Только на этот раз он будет специально для вас. Надеюсь, что мы будем наслаждаться компанией друг друга.

Тетя Софи, сняв шляпку, опустилась в кресло рядом с Маунтджоем прд последние всплески огней фейерверка.