Она встала на рассвете, объехала с Томом ранчо и на какое-то время опять почувствовала себя счастливой. Когда они вернулись, Гарри сидел за столом на веранде и ел яичницу с беконом и блины.

— Тебе лучше поторопиться, Ханичайл, — сказал он. — Через полчаса мы встречаемся для делового разговора с человеком, отвечающим за добычу нефти, а потом посмотрим на производимые работы. После этого мы немедленно уезжаем в Нью-Йорк.

Он говорил с ней высокомерно, и Ханичайл захотелось плеснуть ему в лицо кофе. Но вместо этого она сказала:

— Я скоро буду готова. — И пошла в комнату собирать вещи.

— Будешь завтракать? — спросила Элиза, выглянув из кухни.

— Мне надо уезжать, Элиза.

— Я знаю. Но ты ведь вернешься обратно? — Элиза с тревогой посмотрела на нее.

— Вернусь, — пообещала Ханичайл. — И буду одна.

— Мне жаль, детка, — ответила Элиза.

— Мне тоже, — ответила Ханичайл, внезапно поняв всю правду. — Это просто ошибка, вот и все. Огромная ошибка.

Глава 33

Конгрессмен Джек Делении знал, что он похож на Кларка Гейбла. Люди так часто говорили ему об этом, что он и сам в это поверил. «Единственным различием являются уши», — говорил он, откидывая свои темные волосы и восхищаясь своими плоскими, хорошей формы, ушами. «И возможно, у меня еще кое-что получше, чем у Гейбла», — всегда добавлял он, непристойно смеясь.

А правда заключалась в том, что он не был похож на кинозвезду, а культивировал в себе это сходство: маленькие усики, кривая усмешка, легкая сутулость. Он убивал женщин наповал, как только они его видели. Они всегда бегали за ним, особенно сейчас, когда он стал шишкой.

Чтобы быть шишкой, приходилось много работать, потому что без сильной посторонней поддержки он мог очень быстро снова стать никем. И он пока еще не достиг высшей ступени лестницы, ведущей наверх.

Он был обязан своим могуществом богатым покровителям, гангстерам, которые протолкнули его в конгресс, чтобы защищать их интересы и препятствовать лоббированию в таких областях, как игровой бизнес, мясоконсервное дело и транспортные профсоюзы. С их деньгами и властью ему было легко похоронить свое прошлое и опровергнуть обвинения в коррупции. Он и сам много потрудился, чтобы добиться такой поддержки.

На деньги мафии он проводил избирательные кампании, приобрел огромный дом в Хьюстоне, делал денежные пожертвования. К тому же у него была красивая внешность, искренняя улыбка, крепкое мужское рукопожатие. И все это вкупе с дорогой пропагандистской кампанией решило дело в его пользу — он был избран в конгресс.

Он сидел в большом комфортабельном офисе в здании сената. Его ноги лежали на широком столе, свободном от срочных бумаг, требующих его внимания; маленькая вонючая сигара зажата между зубами, а руки скрещены за головой. Он думал, как ему следует вести себя в дальнейшем.

У него была приятная внешность, огромное обаяние, и он знал, как продвинуться вперед. Он может стать кандидатом в президенты, но на это, возможно, уйдут годы, а он был человеком нетерпеливым, и, кроме того, Рузвельт все еще прочно сидел в Белом доме, несмотря на «новый курс».

Нет, думал Делейни, человек в коляске пробудет там еще долгие годы. Все, что он может сделать, это медленно пробиваться в сенаторы, заставив себя заметить и чем-то отличиться.

Медленность всего этого повергла его в уныние. Жизненный стиль Вашингтона ограничивал человека его потребностей. Бывали моменты, когда он тосковал по старым временам «сухого закона», контрабанды спиртных напитков, рэкета и женщин.

Сбросив со стола ноги, Делейни вынул изо рта сигару и глубоко вздохнул. То были хорошие времена. Но его прошлое было тщательно отредактировано теми, кто его поддерживал. Сейчас он был известен как вдовец, который так глубоко переживает смерть своей жены Розмари, что до сих пор не может найти достойную ей замену. Сценарий был рассчитан на все слои избирателей: домохозяйки обожали его преданность своей жене; молодые женщины влюблялись в него, а мужчины восхищались тем фактом, что истинный техасец сам всего добился и стал «мужиком из мужиков». В дни глубокой депрессии Джек знал, как вселить в людей надежду.

«Удача не ищет вас, мои друзья, — говорил он в своих речах, в залах маленьких безымянных городков, куда, как он искренне надеялся, больше никогда не вернется. — Вы должны найти и поймать эту старую леди. Да, господа. А я только парень, который хочет помочь вам. Голосуйте за меня, и удача, которую поймал я, придет и к вам».

Местные оркестры громко играли. Пиво, прохладительные напитки — все, оплаченное гангстерами, — раздавались толпе, женщины получали розочки, а дети — красные, белые и голубые конфеты вместе с фальшивыми улыбками.

«Даже паршивых собак приходится ласкать», — мрачно думал Джек, потому что ему всегда хотелось дать им пинка. Он ненавидел собак, ненавидел всегда, а они, казалось, ненавидели его тоже. Собаки не любили его: они рычали и скалили зубы, когда Джек пытался погладить их, заставляя владельцев с подозрением смотреть на него, словно эти создания были судьями его характера.

Вся беда заключалась в том, что он со своими все больше растущими амбициями всегда должен был искать опору у бандитов. Они заплатили, чтобы протащить его в конгресс, и сейчас они платят ему, чтобы он заботился об их интересах. А этого для Джека недостаточно. Он чувствовал себя бедным человеком. В сенате были парни с фамильным состоянием, и они не задумываясь тратили на кампанию полмиллиона и даже больше. Это были люди с домами в Нью-Йорке, на Саратоге и в Палм-Бич, в горах Адирондака и с большими белыми яхтами на Бермудах. Его соперник из Техаса был именно таким человеком. Гораздо богаче его и тоже коррумпированный. Он метил на место Джека в конгрессе и готов был сделать все, чтобы получить его.

У Джека было ощущение, что те, кто его поддерживает, охладели к нему. Телефонные звонки раздавались все реже и были менее дружелюбными. Его больше не приглашали на приемы в высшее общество, к чему он успел привыкнуть. Он был уверен, что его стараются вытолкнуть, чтобы освободить место другому, который мог предложить больше, чем он. Слово «лояльность» отсутствует в словаре бандитов.

Он читал в прессе Хьюстона о нефтяных разработках на ранчо Маунтджой и размышлял, как это было и прежде, с Роузи, как бы обернуть это дело в свою пользу. Он, как и в случае с Роузи, знал, что делать. Только на этот раз он позаботится о маленькой Ханичайл раз и навсегда. К сожалению, на этот раз ему придется отделаться и от ее мужа тоже; он не может себе позволить, чтобы возникли проблемы. Он воспользуется своим сегодняшним положением, чтобы предъявить претензии на дом и землю. Джек не сомневался, что дело выгорит. А для этого нужен всегда только хороший ленч и один телефонный звонок.

Джеку нравился отель «Мейфлауэр». В нем был отдельный затемненный бар, где он сможет пропустить парочку порций ирландского виски и провести тихую деловую беседу, а в ресторане он получит стейк именно такой, какой любит: средней прожаренности, с картофельным пюре, затем парочку кружек пива, и никакого десерта.

«Оставьте всю эту сладенькую дрянь для женщин, — говорил Джек, играя роль конгрессмена, настоящего южанина. — Я из Техаса. Мы любим стейки, а вы умеете их готовить. Этого мне вполне достаточно». На самом деле он родился и вырос в бостонском Норт-Энде, и с той поры прошло много лет, а сейчас он был южанином по рождению и воспитанию.

Бармен улыбнулся, приветствуя его, и дал ему двойную порцию виски, даже не спросив, что он хочет, и вазочку с сухими крендельками, которые Джек обожал. Он выпил виски, щелкнул пальцами, чтобы подали вторую порцию, и вышел в коридор к телефонной будке. Набрав номер оператора, он заказал разговор с Нью-Йорком и стал нетерпеливо ждать, барабаня пальцами по полке. Наконец ему ответил мужчина.

— Вито! — рявкнул Джек. — Где тебя черти носят? Наверное, бурно провел ночь? Слушай, парень, у меня возникла маленькая проблема, которую надо решить. Понимаешь, о чем я говорю? Да, это в какой-то степени личное, но плата та же самая.

Джек вынул из кармана клочок бумаги с адресом.

— Слушай, парень, — тихо сказал он, — работа очень деликатная. Никаких ошибок. Ты меня понимаешь? О'кей, слушай информацию.

Джек посмотрел через плечо, нет ли посторонних ушей, затем тихо продиктовал Вито имена Гарри Локвуда и Ханичайл, их адрес, добавил для верности описание внешности Ханичайл: высокая блондинка.

— Чек почтой, — сказал Джек, усмехнувшись своей шутке, так как деньги, конечно, будут посланы через сложную сеть курьеров, чтобы никогда не могли найти его след. — Половину авансом, половину после того, как работа будет сделана.

Вернувшись с довольной улыбкой в бар, он стал пить виски и болтать с барменом. Затем пошел в ресторан, где с большим аппетитом съел стейк.

Глава 34

Алекс Скотт плыл в Нью-Йорк на «Королеве Мэри» в своей обычной каюте. И как обычно, он большую часть путешествия проводил в одиночестве, но на третий вечер нарушил это правило и отправился на коктейль-прием, устроенный его старым знакомым, где и встретил Анжу.

Он стоял в дверях каюты, оглядывая толпу нарядно одетых людей и ругая себя за то, что из вежливости принял предложение и появился, чего не следовало делать, когда из-за спины раздался знакомый голос:

— Бонжур, дорогой Алекс. Удивляюсь, как тебя удалось выманить из твоего логова.

Он повернулся, и их взгляды встретились. Он не говорил с Анжу с той самой ночи, когда завернул ее в накидку и отвез домой. Она просила и умоляла его всю дорогу, говоря, что не сделала ничего плохого и очень сожалеет, что это было небольшое развлечение и она его действительно любит.