— Конечно, я рада, если это действительно правда.

— Будь уверена, что правда. Завтра в десять часов утра мы должны быть в офисе мистера Андерсена, чтобы подписать бумаги, разрешающие нефтяной компании заняться добычей нефти на нашей земле. И чем скорее мы это сделаем, тем лучше для нас. Так сказал Андерсен. И он прав. О, я уже ощущаю хруст долларов в своем кармане.

Роузи налила в стакан виски и сделала большой глоток.

— Теперь мы будем покупать только дорогие вещи, — сказала она. — Никакой дешевки.

Оставив мать одну пить дальше, Ханичайл вышла на улицу. Сев на ступеньку, она стала думать. А что, если Роузи говорит правду и на ранчо Маунтджой нашли запасы нефти? Они будут богаты, и Ханичайл сможет снова вернуться домой. Наконец.

Позвав собаку, она ушла в ночь. «Наконец я буду счастлива», — думала она, взобравшись на одинокий холм и глядя на полуночное небо, где светила полная луна.

На следующее утро она и Роузи поехали в офис Андерсена подписать бумаги. Мать надела свое лучшее черное платье и маленькую шляпку-колокол с длинным пером, а Ханичайл — юбку из клетчатой ткани и белую блузку, которая была ей тесна.

Их встретил мистер Андерсен, высокий статный мужчина с выпуклыми голубыми глазами и холодными руками. Ханичайл молчала, а Роузи фонтанировала, как нефтяная скважина, без умолку болтая о том, как она счастлива, что после стольких лет страданий на нее свалилось богатство, так как Дэвид Маунтджой оставил ее почти без средств.

— Он не оставил тебя без средств, — сердито заметила Ханичайл. Она сидела в том же кожаном кресле, что и одиннадцать лет назад, когда умер отец и мистер Джон Паркер-Грант сообщил, что хозяйкой ранчо Маунтджой является она, а не Роузи. — Он оставил тебе деньги. Пятьдесят девять тысяч долларов. А ты их все истратила.

— Как ты смеешь, Ханичайл? — возмутилась Роузи, покраснев. — Что ты такое говоришь? Ты же знаешь, что все деньги были потрачены на тебя… на житье… и вообще они исчезают неизвестно куда, не так ли, мистер Андерсен? — Роузи улыбнулась своей очаровательной улыбкой. — Во всяком случае, они потрачены не на меня.

Мистер Андерсен согласно кивнул, затем рассказал им о компании, которая будет заниматься разработкой нефти.

— Она заплатит вам гонорар за разрешение исследовать вашу землю, — сказал он. — Они также сделают необходимые инвестиции, чтобы начать разработку, и если нефть будет найдена, вы получите определенную сумму.

— Когда же мы сможем получить деньги? — прервала его Роузи.

— Сначала надо узнать, есть ли там нефть, — объяснила ей Ханичайл.

— На это может уйти пара месяцев и даже пара лет, — ответил Андерсен.

— Господи, — Роузи недовольно поджала губы, — я планировала купить себе дом и сразу в него переехать.

— Позвольте вам напомнить, что деньги пока не заработаны, — заметил Андерсен. — Пока речь идет о вероятности нахождения нефти на ранчо Маунтджой.

Но он не знал Роузи. Слово «вероятность» отсутствовало в ее словарном запасе. Перед глазами у нее уже мелькали доллары, и она была готова их потратить.

Глава 17

Роузи отправилась праздновать. Она не пришла домой ни в этот вечер, ни на следующий. Она еще никогда не отсутствовала так долго, и Ханичайл забеспокоилась. Мать появилась внезапно, шествуя по пыльной улице мимо покосившихся старых лачуг в новом красном платье и модной шляпке с пером, похожая на яркую райскую птичку, чудом залетевшую в стаю серых голубей.

— Я прошвырнулась по магазинам, — торжественно заявила она, бросая на кровать груду пакетов.

Плюхнувшись рядом с ними, она помахала ногой в воздухе, скидывая босоножку, затем проделала то же самое с другой ногой.

— Уфф, — выдохнула Роузи с облегчением, затем сняла шляпу и пошевелила пальцами ног. — Устала. Ханичайл, не верь тому, кто скажет, что хождение по магазинам — легкая работа. Поверь мне, что это очень тяжело.

— Где ты достала деньги, Роузи? — Ханичайл сразу же пожалела, что задала этот вопрос, боясь услышать ответ.

Роузи усмехнулась и закурила сигарету.

— Есть пути и способы, — гордо ответила она. — Пути и способы. — Она громко рассмеялась. — Ну так и быть, если ты хочешь знать: я пошла к Виктору в «Серебряный доллар» и сказала ему, что на ранчо Маунтджой скоро начнут бурить нефтяную скважину, а если он мне не верит, то пусть позвонит мистеру Андерсену. Он так и сделал. И если бы ты только видела, детка, как его отношение ко мне сразу же изменилось. Он сказал: «Конечно же, мы одолжим тебе деньги, Роузи». Я подписала договор, согласно которому выплачиваю ему десять процентов от моей доли, и он отвалил мне кучу денег, и сейчас я могу иметь все, что захочу.

— А что, если нефть не найдут? Как ты будешь с ним расплачиваться?

— Не сомневаюсь, что найдут. Смотри, об этом написано в газете.

Она бросила газету Ханичайл.

— Здесь, на первой странице. Там пишут о нас, ранчо Маунтджой и какими богатыми мы станем. — Откинув голову, Роузи рассмеялась. — Наконец я прославлюсь. Роузи Маунтджой — богатейшая вдова в Техасе.

— Тебе не кажется, что ты кое-что забыла? — спросила Ханичайл. — О мужчине, за которым ты замужем? Ты так и не подала на развод, а поэтому ты все еще Роузи Делейни.

Роузи посмотрела на дочь, затем принялась деловито разворачивать пакеты.

— Да, но об этом никто не знает. Не будем пока будить спящую собаку. Во всяком случае, мы с Виктором устраиваем вечеринку в «Серебряном долларе», чтобы отпраздновать это событие. На этот раз я буду по эту сторону стойки бара, среди клиентов, способных платить. Больше никаких чаевых, — добавила Роузи торжественно. — Теперь я сама буду платить чаевые.

Ханичайл вздохнула. Она знала, что будет делать Роузи. То же самое, что делала и прежде. Уж если кого касается поговорка «как нажито, так и прожито», так это ее матери. А пока даже нет гарантии, что нефть будет найдена.

— У меня для тебя подарок, — сказала Роузи, копаясь в груде новых платьев. — Ты знаешь, я хотела купить себе норковый палантин, как тот, что носят звезды, но потом решила отложить покупку до поездки в Хьюстон. — Она нашла коробку, которую искала, и протянула ее Ханичайл. — Вот. Теперь больше никогда не смей говорить, что твоя мать не думает о тебе.

Ханичайл вынула из коробки платье. Ярко-голубой шифон, с низким V-образным вырезом и короткой юбкой, отделанной по подолу оборками. Оно было кричащим и подходило девушке на десять лет старше Ханичайл.

— Ну? — нетерпеливо спросила Роузи. — Разве оно тебе не нравится? Я подумала, что оно подойдет под цвет твоих глаз.

— Спасибо, Роузи, — поблагодарила Ханичайл, удивленная, что Роузи вспомнила, каким был цвет ее глаз. — Оно красивое, но я не хожу в те места, куда его можно надеть.

— Кстати, ты можешь надеть его сегодня. На мою вечеринку. Я думаю, что тебе пора уже выходить в свет. — Роузи рассмеялась. — Назовем это твоим дебютом. Скоро ты станешь нефтяной наследницей.

— Спасибо, не надо. — Ханичайл положила платье обратно в коробку.

Роузи с раздражением посмотрела на свою бледнокожую долговязую дочь.

— Тебе уже пора выходить в свет, встречаться с людьми. Скоро ты станешь богатой девушкой, Ханичайл. Я введу тебя в общество. В настоящее, а не такое, какое будет сегодня. Мы тебя немного подкрасим, и ты будешь выглядеть великолепно. Кто знает, может, ты станешь настоящей красавицей.

Глядя на дочь, Роузи рассмеялась до слез. Затем, закурив, она сказала:

— А завтра мы переезжаем отсюда. Я сняла квартиру на Гранд-авеню, лучшей улице города.

Она сняла платье через ноги и, переступив через него, добавила:

— Только одно условие: там нельзя держать животных. Тебе придется расстаться с Фишером.

Ханичайл прижала к себе собачонку. Та завиляла хвостом и лизнула девочку в лицо, решив, что с ней играют.

— Как ты только можешь говорить такое! — возмутилась Ханичайл. — Ты, должно быть, выжила из ума.

— Я не виновата. Таковы правила, вот и все.

— Это не мои правила, и я не собираюсь жить там, где нельзя держать Фишера. Лучше я останусь здесь.

— Тогда тебе придется самой себя содержать, глупая девчонка, — фыркнула Роузи, начиная злиться. — Я стараюсь сделать для нее как можно лучше, и вот тебе благодарность.

Роузи ушла в свою комнату, и спустя минуту Ханичайл услышала, как она напевает модную мелодию своим сексуальным, хриплым от сигарет голосом, готовясь к вечеринке. Роузи ничто долго не беспокоило. Особенно когда у нее были деньги, которые она могла тратить.

Ханичайл вывела Фишера на прогулку и не возвращалась до тех пор, пока мать не ушла.

Она осторожно открыла дверь и вошла. Пахло парижскими духами, турецким табаком и сладким ароматом виски. Ханичайл заглянула в комнату Роузи: на кровати валялись новые платья и белье, то же самое и на полу вместе с оберточной бумагой. На туалетном столике в беспорядке лежали бусы, тюбики с помадой, румяна, пудра, пуховка и пилка для ногтей.

Ханичайл стало совестно, что она как следует не поблагодарила мать за платье, ведь она старалась угодить ей. Надо будет извиниться перед ней, когда та вернется домой. Но чувство вины перед матерью не покидало Ханичайл, и она решила пойти в салун, найти там мать и поблагодарить ее за подарок.

Из открытых дверей салуна «Серебряный доллар» доносились громкая музыка и смех. Держа Фишера за поводок, Ханичайл нерешительно топталась на улице.

Наконец, толкнув вращающуюся дверь, она вошла в холл, и как раз в этот момент заиграла другая музыка. Мелодия была ей знакома.

— Они играют мою музыку, — услышала она голос Роузи и, подойдя ближе, увидела, как несколько мужчин поднимают мать на стойку бара.