— Да, я знаю. Дядя против. Он боится, что в дороге нас могут настигнуть те, кто выследил меня здесь. Но не ехать я не могу. Ты должен это понять! Поэтому я решила уехать тайно. Пусть все считают, что я сбежала. Я и письмо напишу, чтобы не было сомнений. В нём намекну, что рассчитываю добраться, скажем… до Италии. Или до Парижа. Это не важно.

— А почему ты уверена, что все поверят этому письму? Ведь твоё намерение ехать в Россию общеизвестно. Правомерно возникает вопрос: что такое случилось, что ты вдруг передумала?

— Случилось? Случился ты. Сбегу не я, а мы. Мы с тобой. Пусть все думают, что мы уехали, чтобы… быть вместе. В этом случае я вполне могла передумать. Ведь об истинных причинах, зовущих меня в Россию, знают всего несколько человек: ты, дядя Янош и пан Войтек. А для остальных — это просто желание побывать на родине.

— А Гжесь? Он знает?

— Нет. Гжесь не знает, — на лице Элен мелькнуло выражение то ли досады, то ли грусти. Она отвела глаза, чуть нахмурилась. — Незачем. Хотя он возможно и предполагает что-то. Но наверняка ему не известно ничего… Так ты согласен мне помочь осуществить мой план? — Юзеф смотрел на неё странным взглядом. Неожиданно в памяти возникли слова пана Яноша: «Вы могли бы надеяться и на гораздо большее».

Элен по-своему расценила его молчание:

— Я, конечно, понимаю, что это необычное предложение. Но ничего лучшего я придумать не смогла. Ведь всё это собьёт со следа и тех, кто преследует меня. Впрочем, может быть, ты мне посоветуешь что-то другое?

— Нет-нет, Элен, план хорош, пусть так. Только не хочется обманывать пана Буевича. Он так хорошо ко мне отнёсся, с помощью денег, которые он мне дал, я смог обеспечить матери и сестре нормальную жизнь на целый год. Мне бы очень не хотелось отвечать на его доброту таким образом, я не хочу, чтобы он считал меня способным… сманить тебя.

Элен рассмеялась. Ей показались очень забавными эти слова.

— Юзеф, ты плохо знаешь дядю. Моё письмо его не обманет. Он прекрасно поймёт, что к чему. И искать нас, если и будет, то просто, чтобы создать видимость. Письмо — оно для других, чтобы было, о чём поговорить. Там, глядишь, слух из дома на улицу попадёт, а это-то мне как раз и нужно.

— А как же моя мать? Что, если она об этом узнает?

— Думаю, что дядя Янош предусмотрит такой вариант и предотвратит неприятности. Ну, что, теперь все вопросы выяснены?

— Почти, — улыбнулся Юзеф. — Как ты собираешься покинуть дом так, чтобы этого никто не заметил? И прежде всего пан Буевич. Ехать нужно не только тебе, значит, придётся брать возок и верховых лошадей. А выезд такой компании наделает много шума. Окна спальни пана Буевича выходят, если не ошибаюсь, в сторону ворот?

— Да. И окна пана Войтека тоже. Но эту проблему я решу. Для этого у меня есть… одна цыганская хитрость.

— Цыганская? — насторожился Юзеф. — Причём здесь цыгане?

— Видишь ли, одно время я жила в цыганском таборе и многому там научилась.

— В таборе?! — Юзеф даже поперхнулся от удивления.

— Ага. Никакой загадки в этом нет. Но рассказывать всю историю долго. Просто поверь мне, что вы знаете не тех цыган, в России они другие. Скажу только, что мне было хорошо с ними.

— Пресвятая Дева!

Элен засмеялась:

— Да! Мне есть, что рассказать. Только это — когда-нибудь потом. А сейчас скажи, наконец, окончательно: ты поможешь мне?

— Как же я могу не помочь тебе, если я — твой телохранитель? — усмехнулся теперь уже Юзеф. — Я откажусь, ты сбежишь без меня, с тобой что-нибудь случится… И я буду виноват в том, что не сумел тебя уберечь и вынужден буду вернуть деньги? Нет уж, ты от меня не отделаешься, я последую за тобой, куда бы ты ни направилась, — потом, уже серьёзно, продолжил: — Когда ты планируешь начать всю эту авантюру?

— Думаю, завтра. Я пошлю Лизу в ближайший городок к аптекарю за какой-нибудь мелочью (мы всегда приобретаем у него снадобья для лица), дам ей в сопровождение Штефана. Они поедут в возке, в который уже будут уложены вещи. А ночью выедем мы с тобой. Верхом. Вот и всё. Вроде, несложно.

— Да, — вздохнул Юзеф, — звучит всё логично и просто. Вот как получится?.. Ну, там посмотрим.

Получилось всё на удивление гладко. Лиза со Штефаном поехали после обеда якобы за отбеливающей мазью для лица и рук, но задержались. Такой вариант оговаривался ещё дома, поскольку готовой мази могло не оказаться, и тогда пришлось бы ждать. О них не беспокоились, зная, что переночевать они смогут и в возке.

Вечером Элен зашла к дяде Яношу, когда у него сидел пан Войтек. Она не раз заходила к ним вечерами, поэтому её приход необычным не выглядел. Разговор шёл о пане Юзефе, Элен охотно его поддержала. Потом вызвалась налить обоим мужчинам по бокалу вина, и, посидев ещё немного, отправилась к себе.

Наступила ночь. Элен не спала, чутко прислушиваясь к звукам засыпающего дома. Наконец, всё стихло. Часы показывали половину второго ночи. Она тихонько встала, надела заранее приготовленную одежду, к которой привыкла в школе, и вышла в коридор. Здесь было темнее, чем в комнате. Почти ощупью продвигаясь вперёд, она, наконец, добралась до комнаты пана Яноша. Постояв немного в нерешительности (а вдруг средство Бабки всё же не подействовало?), она осторожно приоткрыла дверь и скользнула внутрь. Элен ещё никогда не была здесь. Яркая полная луна светила прямо ей в лицо из расположенного напротив окна. Вся остальная комната терялась в темноте. Справа смутно была видна большая удобная кровать без затей, в углу угадывалось кресло, рядом с ним — бюро. Прислушавшись к спокойному дыханию дяди, она убедилась, что он крепко спит. Элен подошла к бюро, наугад взяла пачку каких-то бумаг, вынесла их на середину комнаты на свет. Нет, не то. Отнесла бумаги обратно, взяла следующую пачку. Так повторилось несколько раз. Наконец, она обнаружила то, что искала: документы для неё и Юзефа, позволяющие пересечь границу. В бумагах имена были изменены. Здесь же указывалось, что едут они со слугами, но их количество и имена вписаны так и не были, поскольку поездку, по мнению дяди, отложили на неопределённый срок. Забрав бумаги и аккуратно убрав остальные обратно в бюро, Элен подошла к кровати и наклонилась над спящим.

— Спокойной ночи, дядя Янош, — почти неслышно прошептала она. — Пусть твои сны будут приятными. Не сердись на меня и не бойся за меня. Я обещаю тебе, что вернусь. Клянусь! Всё будет хорошо. Я в это верю, верь и ты. До свидания, дядя Янош, я очень тебя люблю и буду скучать, — она поцеловала его в щёку и слегка прижалась к ней своей щекой.

Выпрямилась, посмотрела ещё немного на Яноша, повернулась, чтобы уйти… и замерла. Луна, продолжая своё путешествие по небосводу, теперь освещала противоположную кровати стену. Там висел портрет молоденькой девушки, смотревшей, казалось, прямо в глаза Элен. В ней не было ни кокетства, ни жеманства. Казалось, что вот-вот она улыбнётся. Тёмные волосы, тёмные глаза. И, как контраст к ним — почти белое платье, не скрывающее, а скорее подчёркивающее стройную лёгкую фигуру. Портрет был небольшим и висел так, что был хорошо виден только от кровати. Элен поняла.

— Так вот ты какая, панна Кристина, — прошептала она, обращаясь к портрету. — Ты всегда с ним. Не бойся, я не обижу твоего Яноша, я вернусь и тогда уже не оставлю его. Ты посмотри за ним, пока меня не будет дома, а потом мы вместе будем оберегать его.

Теперь нужно было уходить. Тихо, не оглядываясь, Элен вышла из комнаты и спустилась по лестнице. Оставалось пройти только просторную переднюю.

— Элена!

От неожиданности она вздрогнула, шарахнулась в сторону и больно ударилась ногой, налетев в темноте на стоящий здесь столик. Все её мысли были ещё там, в комнате дяди возле портрета, и она не узнала тихий голос, окликнувший её.

— Кто здесь?

— Ты уже не узнаёшь меня? — на середину помещения, где хоть что-то можно было рассмотреть, вышел Гжесь. — Ты всё-таки едешь? Почему же тайно? Почему не попрощавшись?

— Гжесь, так будет лучше. Не стоит говорить об этом. Пусть все считают, что я убежала из дома.

— Убежала? С ним? С этим красавчиком? Он обманет тебя, вот увидишь!

— Гжесь, не надо. Ты просто обижен на меня. Но только я не понимаю, за что. Я же не навсегда уезжаю.

— Причём тут это? Навсегда — не навсегда… Ты у-ез-жа-ешь. И уезжаешь с ним. Неужели тебе здесь плохо?

— Гжесь, не начинай, пожалуйста, всё с начала, не надо. Чего ты хочешь? Чтобы я осталась? Мы уже говорили с тобой, что это невозможно. Тогда чего?

— Если не хочешь… или не можешь остаться, возьми с собой меня. Меня, а не этого красавчика! Ведь мы с тобой вместе росли — неужели ты мне доверяешь меньше, чем ему?

— Гжесь, — Элен подошла к нему вплотную и теперь видела хоть немного его лицо, — я доверяю тебе, иначе не говорила бы сейчас с тобой. Но так сложились обстоятельства. Дядя Янош сам принял решение сделать пана Юзефа моим телохранителем, я его об этом не просила.

— Ну и что! Если бы ты осталась, я бы доказал, что могу защитить тебя не хуже твоего Юзефа!

— С каких это пор он мой?

— С таких. Я слышал, что вы всегда с ним были вместе, когда учились в той школе. Ну, просто не расставались, ни на минуту!

— Конечно, ведь он мой друг.

— Мы с тобой тоже были друзьями, но это не помещало тебе уехать учиться без меня, не мешает и теперь.

Элен начала нервничать. Юзеф с лошадьми уже около получаса дожидается её на улице возле ограды. Не дай Бог, он пойдёт смотреть, не случилось ли чего, это может всё испортить.

— Послушай, ты был и остаёшься моим другом, но это же не означает, что у меня не может быть ещё и других друзей. Так же, как и у тебя. Мне очень жаль, что вы с Юзефом не смогли узнать друг друга лучше. Вы бы тоже подружились.

— Лучше? Ты считаешь, что мне не хватило общения с ним во время обучения? Благодарю, но больше я общаться с ним не хочу. Это ты забыла, как он вёл себя, как старался подколоть или высмеять, а я помню всё.