— О чём ты, дядя? Что закончилось?

— Возле нашего дома уже давно крутятся какие-то люди, — ответил ей Войтек. — Это началось ещё в начале зимы. Они пытались выспросить, где находится молодая панна, которая живёт в этом доме. Сначала-то они пытались говорить со мной, но я велел прогнать их взашей!

— Представь, им хватило наглости сказать, что тобой интересуется твой брат! — подключился к разъяснениям Янош. — Если бы ты не узнала о существовании своего кузена и его преступлении, неизвестно ещё, чем бы всё это закончилось! Но мы все были предупреждены, слава Богу. Когда они поняли, что никто им ничего не скажет, то стали следить за домом.

— Видимо выяснив, что вас в доме нет, соглядатаи исчезли, — продолжил Войтек. — Но недавно одного из них мы увидели вновь — он пытался поговорить с пани Марией, когда она вышла на базар вместе с кухаркой. Из этого мы поняли, что тот, кто подослал этих людей, не оставляет надежды найти вас.

— И как теперь прикажешь быть с твоей поездкой? Здесь мы сможем оградить тебя от любых неприятностей, но там, в России…Да ещё дорога… Дорога сама по себе опасна, а тут ещё и это. Может, ты отменишь путешествие? — остановившись напротив, опершись руками о стол, с надеждой спросил Янош.

— Отменю? Но я…

— Знаю! — махнув рукой, воскликнул дядя. — Знаю всё, что ты скажешь!

— Но, дядя Янош, послушай! Если меня ищут, а теперь уже, судя по всему, нашли, то не станут искать в России! Им это в голову не придёт. В лицо они меня не знают, так что быть там — даже менее рискованно!

— Вы правильно сказали, панна Элена, что «уже нашли», — опять вступил в разговор пан Войтек. — Теперь им известно, где вы находитесь, и вряд ли они не выяснят, когда и куда вы уедете.

— Послушай, послушай, что другие говорят, если мои слова для тебя ничего не значат, — покивал пан Янош.

— Да как они выяснят?! Кто им скажет?

— О вашем желании уехать знают все в доме, и узнать об этом для постороннего человека — не великий труд. Для этого существует много способов. Можно подкупить кого-то, можно войти в доверие, можно запугать, можно, в конце концов, просто подслушать разговор. Так что лучше бы вам и впрямь отменить поездку.

— А как же Юзеф?

— А что — Юзеф? — переспросил пан Янош.

— Ты же обещал ему работу, дядя Янош, выплатил деньги за год вперёд. Что же, ты потребуешь их обратно?

— Зачем? Я не отказываюсь от своего слова, пан Юзеф получит обещанную работу, будет тебя охранять. Здесь. Тебе же нужно будет выходить, выезжать… Вот он и будет везде тебя сопровождать. Ему ещё и лучше — всё поближе к родным.

Элен молчала, не находя новых убедительных возражений.

— Элен, я всегда всё тебе разрешал, — заговорил пан Янош, немного успокоившись. — Я прощал то, что другой на моём месте не оставил бы без серьёзного наказания. Тебе всё сходило с рук! Ты получала всё, о чём просила, даже если это шло вразрез с моими принципами или мнением других людей. Теперь — впервые — с просьбой к тебе обращаюсь я: отмени поездку! Хотя бы отложи её. У тебя ещё будет время на всё, что ты задумала. Я не оспариваю твоё решение, не возражаю тебе. Но сейчас — останься дома! Подумай обо мне. Я уже не молод. Как я смогу жить, если с тобой что-то случиться?

Так он ещё никогда не говорил с ней. Элен, не отрываясь, смотрела на него. Когда дядя замолчал, она отвела взгляд и стала внимательно изучать вышитый узор на салфетке, водя по нему пальцем. Все молчали. Элен не хотелось сейчас настаивать, не хотелось обижать дядю Яноша своим упорством, но она знала, что отменить и даже отложить поездку не может, просто не в силах. В полной тишине она встала и, опустив голову, пошла к двери. Уже открыв её, она, не оглядываясь, чётко произнесла:

— Я подумаю.

Дверь закрылась за ней, но все продолжали молчать. То, что Элен не возразила, не стала настаивать дальше, согласилась подумать, казалось мужчинам первой маленькой победой. Быть может, в конце концов, удастся всё же её отговорить. Гжесь, всё это время молчавший и внимательно всех слушавший, вдруг резко встал и почти выбежал из столовой. В конце коридора он увидел уходящую Элен.

— Элена! Подожди! — крикнул он. Она остановилась, подождала, когда Гжесь подойдёт. — Элена, я хотел сказать, что… чтобы ты… Одним словом, останься пожалуйста.

— Гжесь, я же сказала, что подумаю.

— Нет! Ты не будешь думать, ты просто тянешь время. Я тебя знаю. Если бы ты действительно подумала, то…

— Что тогда?

— Ты бы осталась.

— Гжесь, ты не знаешь, почему я еду. Поверь, просто поверь, что я не могу не ехать.

— Пусть так. Но разве нельзя это немного отложить. Почему именно сейчас?

— Не сейчас, месяц ведь ещё не закончился.

— Не цепляйся к словам, это всё равно.

— Настало лето, нужно успеть до осени, пока дороги хорошие.

— Ты просто не думаешь обо… о нас. Мы все беспокоимся за тебя. Пан Янош так тебя любит, а ты…

— Что — я? Ну, договаривай, — усмехнулась Элен. — Неблагодарная? Своевольная? Упрямая? Какие ещё слова ты добавишь?

Гжесь молчал. Молчала и Элен. Потом она повернулась и пошла дальше.

— Элена, останься! — было непонятно, что он имеет в виду: остаться для продолжения разговора или отменить поездку. Впрочем, его крик всё равно остался без ответа. Элен ушла.

* * *

Май заканчивался. Вот-вот должен был приехать Юзеф. Всё это время то Янош, то Войтек пытались заговорить с Элен на тему отъезда, но она всякий раз уходила от разговора. Сама она ни на чём не настаивала, ничего не просила, ни о чём не спрашивала. Никто не видел, чтобы она начала какие-нибудь приготовления к отъезду.

Юзеф приехал в последних числах мая. В это время Элен была у себя в комнате, как часто теперь бывало. Что она там делала, никто не знал, но беспокоить её не хотели. Когда к ней постучала пани Мария и сказала, что приехал пан Юзеф и ждёт её в кабинете пана Яноша, Элен ответила, что сейчас придёт.

Пан Буевич между тем, не откладывая, поспешил поставить Юзефа в известность о последних событиях и их последствиях. Они как раз начали оговаривать новые условия службы Юзефа при сложившихся обстоятельствах, когда дверь отворилась, и вошла Элен. Юзеф, увидев вошедшую девушку, встал, чтобы приветствовать её, но не сразу понял, кто перед ним. Он впервые видел Элен в платье. Тот раз, когда он наблюдал за ней из окна постоялого двора, можно было не считать, поскольку расстояние было приличным, и он просто не мог разглядеть её как следует. Сейчас перед ним стояла стройная девица в платье светлого винного цвета с отделкой из белого атласа. Никаких подробностей её одежды Юзеф не разглядел, и если бы его спросили, что было надето на Элен, он смог бы припомнить только цвет, который удивительно шёл к её тёмным волосам, уложенным нехитро, но изящно. Красавица стояла перед ним и молча смотрела, будто не замечая ни его удивления, ни хитрой улыбки пана Яноша, следившего за реакцией Юзефа. В синих глазах сейчас было то самое манящее, что когда-то подсказало Юзефу и месье Андрэ, что перед ними — девушка. Но вот глаза опустились, прикрытые длинными ресницами, а потом снова взглянули на Юзефа, уже с долей удивления. Слегка шевельнулись брови. Он опомнился, поклонился, произнеся слова приветствия. Элен протянула руку для поцелуя. Сделано это было без намёка на смущение или кокетство. После этого она прошла и села в свободное кресло.

Разговор продолжился, но Элен почти не принимала в нём участия, а Юзеф, удивлённый и немного смущённый новым, непривычным образом Элен, стал отвечать невпопад, переспрашивать. Пан Буевич понял, что ничего серьёзно обсудить больше не удастся и закончил беседу. В заключение он поручил Элен показать Юзефу, где находится комната, отведённая ему. Показав комнату, Элен предложила пройтись по саду. Юзеф думал, что, видимо, нужно о чём-то говорить, но ничего не приходило в голову. А Элен ждала, когда заговорит он, улыбаясь про себя. Так, в молчании, они дошли до беседки и остановились.

— Ты, я вижу, никак не привыкнешь к тому, как я выгляжу?

Юзеф улыбнулся:

— Почему же?.. Вы прекрасны в этом платье.

— Благодарю. А почему снова «вы»?

— Я не знаю. Как-то не получается по-другому.

Элен слегка улыбалась, склонив голову на бок.

— А, может, попробуем? Мне нужно сказать тебе очень многое. И мне нужен твой совет. Давай посидим немного в беседке, пока ещё не наступил вечер. Вечерами всё ещё бывает холодно.

Они вошли в беседку и сели. Элен не стала пересказывать Юзефу то, что он и так знал от пана Яноша, зато сообщила, что полностью готова к отъезду. Штефана она предупредит в последний момент, а Лиза, горничная, считает, что отъезд — дело решённое, просто немного откладывается. Поэтому она тоже всё подготовила на всякий случай.

— Лиза всё боится, что я передумаю её брать, — усмехнулась Элен.

— Она так к вам… к тебе привязана?

— Привязана? Да нет, не в том дело. Лиза русская, но никогда не была в России. Ей так хочется там побывать, наконец!

— И ты выполняешь её желание? — поднял брови Юзеф. Перейти на «ты» оказалось легко: когда Элен начала говорить, он увидел перед собой всё ту же девушку, которую знал. Непривычной оставалась только её одежда.

— Нет, конечно. Просто очень здорово, если хоть один из слуг будет знать русский.

— Но можно найти горничную там, на месте.

— Ты так считаешь? Но ведь мне нужен человек, которому я смогу доверять, который не будет обсуждать на базаре свою хозяйку и её причуды. А причуды, как тебе известно, у меня есть.

— Да уж, это верно.

— Так что на месте подобрать горничную трудно. Если только здорово повезёт.

— Элен, это всё, конечно, важные вопросы, но ты не сказала мне главного. Почему ты говоришь об отъезде, как о реально близком и решённом событии, когда у пана Буевича на это совсем другой взгляд. Сегодня он чётко дал понять, что путешествие откладывается на неопределённый срок.