Итак, первый урок состоялся! Янош подобрал ей ружьё поменьше и полегче, похожее на то, каким пользовался Гжесь. Для начала он объяснил Элен устройство ружья, показал, как оно заряжается и заставил много раз подряд заряжать и разряжать его, не стреляя. Не довольный, видимо, результатами, он велел воспитаннице заниматься этим самостоятельно до следующего урока.

— И если я услышу хоть раз, что ты стреляла без моего ведома и разрешения, имей в виду: никаких уроков больше не будет, пока не станешь взрослой!

Это было более чем понятно. Элен занималась прилежно. Назавтра пан Янош, как ни пытался придраться к чему-нибудь, ему это не удалось. Пусть не так быстро, как бы он сделал это сам, но действовала Элен уверенно и правильно. Это радовало. Но вида Янош не подал. Сказал только, что теперь можно переходить к следующему этапу. Следующим этапом была не стрельба, как надеялась Элен, а урок, посвящённый тому, как правильно держать ружьё во время выстрела, после него, как его носить и как хранить. Это было несравненно более скучное занятие, чем первое. Но, мечтая о своём, Элен терпеливо слушала, запоминала, повторяла слова и движения дяди Яноша, ни разу ничем не выдав своего нетерпения. И опять она весь остаток дня и следующее утро провела со своей новой игрушкой. Продемонстрировав дяде все необходимые манипуляции и ответив на его вопросы, вновь зарядив и разрядив ружьё, она опять не получила ни одного замечания, как бы он ни старался подловить её на чём-нибудь. И вот, наконец-то, пан Янош сказал, что можно приступить к главному.

Мишени, в качестве которых использовались маленькие чурочки, стоящие на длинной лавке, расположили на берегу так, чтобы в случае промаха пуля не могла попасть никуда, кроме озёрной воды. Первый выстрел ошеломил Элен. Она никак не ожидала такого сильного толчка, который получила в плечо при отдаче, хотя дядя Янош предупреждал её об этом. Было не столько больно, сколько обидно: ведь за её успехами наблюдал Гжесь, расположившийся неподалёку. Когда её откинуло назад так, что Элен даже попятилась, чтобы не упасть, с той стороны, где сидел Гжесь, раздался короткий смешок. Дядя Янош не обратил на это никакого внимания. То ли сделал вид, то ли действительно не расслышал. Это ещё больше обидело и разозлило Элен — ей-то он в подобной ситуации замечание сделал! Но злость, как всегда, заставила её сосредоточиться. Результат явился полной неожиданностью для всех и, прежде всего, для самой Элен: очередным выстрелом она сбила одну из чурок! Даже Янош похвалил её. Правда, упала вовсе не та чурка, в которую целилась Элен, но об этом она предпочла не информировать всех присутствующих. Больше попаданий в этот раз у неё не было. Но дядя Янош сказал, что и одно для первого раза — очень хорошо.

* * *

День проходил за днём, наступило время отъезда. Мужчин радовали результаты охоты; пани Мария была довольна возвращением назад, к удобству и обстоятельности большого дома. Только Элен огорчалась. Что дома? Дома всё известно. А тут каждый день происходило что-то новое. То она видела стаи гусей, возвращавшихся из тёплых стран, то ловила рыбу удочкой, одолженной егерем, чтобы она не скучала в отсутствие дяди; то каталась на лодке в сопровождении одного из слуг. Но главное — училась стрелять! Именно это и было самой большой её печалью: кто ж ей разрешит заниматься в городе? Да и негде, вроде. В саду, что ли? На последнем уроке она спросила дядю Яноша, нельзя ли ей забрать ружьё с собой. Янош к этому времени был несколько обескуражен тем рвением и прилежанием, которое проявляла девочка в этом деле. В принципе в умении женщины стрелять не было ничего предосудительного или из ряда вон выходящего, необычным был лишь юный возраст его ученицы — четырнадцать. С другой стороны, её ровесницам не пришлось испытать и половины из того, что выпало на долю Элен. Последнее время Янош часто размышлял на эту тему, поэтому обдумывать ответ на просьбу воспитанницы ему не пришлось.

— Всё зависит от того, чего ты сама хочешь. Ты, если не ошибаюсь, говорила, что через месяц обучения сможешь птицу влёт снять. Месяц ещё только начался. Хочешь попытаться доказать, что это не пустые слова или нет?

— Конечно, хочу!

— Тогда бери ружьё с собой. Только не забывай, что я говорил тебе о его хранении.

— А где мне будет разрешено стрелять?

— Это мы решим. Думаю, можно будет совместить это с нашими верховыми прогулками. Выбрать место не составит труда — в окрестностях полно открытых мест, особенно у реки.

Вот это была удача! Элен ликовала. Она и надеяться не смела на такой исход. Но в каждой бочке мёда есть, как известно, ложка дёгтя. Дядя поставил условие: Элен должна помириться с Гжесем. И на верховые прогулки они будут выезжать все вместе — пан Янош с Элен и пан Войтек с Гжесем. И стрелять они с ним будут вместе, плечом к плечу. Это было неприятно, но Элен была готова вытерпеть разговор с «наглым мальчишкой», лишь бы получить желаемое. Примирение состоялось вечером того же дня, накануне отъезда. Как оказалось, пан Войтек тоже говорил с сыном, и Гжесь также вынужден был пойти на примирение. Какое условие ему поставил отец, никто не знал, но, видимо, оно тоже было заманчивым.

Они встретились у самой кромки воды возле лежащего здесь ствола дерева. Оба не знали, с чего начать. Гжесь подумал о том, что как будущий мужчина, должен быть решительным, но, кроме простого приветствия, его ни на что не хватило.

— Здравствуй.

— Здравствуй.

— А ты…быстро научилась стрелять.

— Спасибо… Я видела, как много дичи вы принесли. Там, наверное, и твои птицы есть?

— Немного, — признался Гжесь, — но всё же я попадал. Иногда.

— Это хорошо.

Разговор вновь прекратился. Оба стояли, глядя в воду. Потом Элен присела на ствол дерева и начала бездумно бросать мелкие камешки в озеро. Гжесь следил за расходящимися по воде кругами. Затем, собравшись с духом, тихо сказал:

— Ты прости, что я над тобой смеялся.

Элен опустила руку с зажатым в ней очередным камешком, взглянула на него:

— И ты меня прости. Я первая над тобой смеялась. Так что это я виновата.

— Нет, виноват я. Я тебя обидел ещё дома. Мне не следовало говорить, что девчонки не могут хорошо стрелять!

— Ты и не говорил этого. Ты другое сказал…

— Не важно, — прервал её Гжесь. — Я и того тоже не должен был говорить. Прости. Давай притворимся, что ничего не было.

— Давай. А то опять поссоримся.

— Ага, выясняя, кто больше виноват.

Элен фыркнула, бросила, наконец, камень в воду и встала.

— Ну, что — мир? — и протянула руку.

— Да, мир! — ответил Гжесь и, взяв её протянутую руку, повёл подружку вдоль берега.

— Ты знаешь, без тебя скучно, — сказал он, как бы подытоживая разговор. — Мне всё время хотелось с тобой поговорить.

— Мне тоже было скучно, — призналась Элен. — Давай пообещаем не ссориться больше?

— Давай. А если кто нос задерёт?

— По носу и получит!

— По носу?

— Ага!

— От тебя?

— Ага!

— А я сдачи дам!

— Сначала догони! — крикнула Элен и унеслась к постройкам, между которыми поймать её было непросто.

Всю эту сцену наблюдали оба пана.

— Ну, слава Богу. Дипломатические отношения восстановлены, — констатировал пан Войтек.

— Надолго ли? — покачал головой пан Янош, думая о своенравной воспитаннице.

* * *

Пан Янош сдержал слово. Верховые прогулки, помехой которым могла быть только отвратительная погода или отсутствие самого Яноша, теперь включали в себя остановку на обрыве реки, откуда всё далеко просматривалось. Там и проходили теперь уроки. Незаметно прошёл месяц, нужно было показать результаты. Элен и не предполагала, что может так волноваться. В назначенный день выехали раньше обычного. Прибыв на то же место, расположились более основательно, так как решено было после «экзамена», независимо от его результатов, устроить маленький пикник. Поэтому сегодня с ними было двое слуг с провизией. Кроме них пригласили егеря, которому и было поручено оценить успехи юных стрелков.

Первым стрелял Гжесь. Он тоже волновался — очень не хотелось подвести отца. Но, несмотря на волнение, он справился очень хорошо: из пяти выстрелов он попал в цель четырежды. Каждый раз Гжесь сосредотачивался, успокаивая невольную дрожь в руках, потом тщательно прицеливался. Это занимало достаточно много времени, но зато и результат был хорош.

Глядя на волнение Гжеся, на его дрожащие руки, Элен вдруг, неожиданно для самой себя, успокоилась. Перед глазами прошли все необходимые действия. Она почти реально видела ловкие руки дяди Яноша, показывающие ей всю последовательность движений. Когда настал её черёд, она уже без всякого волнения вышла вперёд. Дальше Элен как бы со стороны смотрела на свои руки, которые выполняли работу, будто самостоятельно. Движения были не быстрые, но плавные, они переходили от одного к другому без остановок. Результат она показала такой же, как у Гжеся — четыре из пяти, с той только разницей, что на те же пять выстрелов времени потратила почти в два раза меньше.

После того, как егерь, улыбаясь, признал «ничью», пан Янош спросил Элен:

— Ну, как, будешь пробовать сбить птицу влёт? — он был почти уверен в её отказе, ведь девочка и так доказала, что не проигрывает. Но…

— Да. Я же обещала.

Вновь Элен вышла вперёд, вновь зарядила ружьё, и все стали ждать пролёта хоть какой-нибудь пичужки. И, конечно, как назло, долго никого не было видно. Нет, птицы пролетали, но далеко. Наконец, показалась ворона. Она летела над рекой как раз мимо них. Элен подняла ружьё и прижала его к плечу, которое весь последний месяц ныло, не переставая, от постоянных толчков приклада. Янош не учил её стрелять по движущейся мишени, только объяснил теорию. Ей повезло, что сейчас целью являлась именно ворона. Во-первых, она летела спокойно, без рывков и метания, во-вторых, это была крупная птица, а, в-третьих, тёмное оперение было хорошо различимо на фоне светлой песчаной отмели на том берегу. Прицелившись, Элен, стараясь сохранить высоту, повела дулом вперёд по направлению лёта вороны, согласуясь с её скоростью. Задержала дыхание. Плавно потянула спуск. Выстрел! Облачко перьев в воздухе, ворона шлёпнулась в воду. Элен опустила ружьё.