— Да, добралась. И именно благодаря ему я узнала о том, где искать остальных.

— А Забродов? Его ты нашла?

— Да. Мы поговорили с ним в Казани, где он поселился уже давно. Оттуда я приехала сюда, искать Григорьева.

— Просто поговорили?

— Да, Ален, просто поговорили. Забродов ушёл в монастырь, скоро он примет постриг, — и Элен кратко изложила рассказ Забродова.

— Да, это многое объясняет, хотя и не оправдывает его, — нахмурился Ален. — Но ты права, этот человек уже наказан без нас.

— Скажите, а что всё же случилось с господином… господином… ну, с тем, кто был управляющим у вашего кузена? — спросил Юзеф.

— Кусковым?

— Да. Он-то от чьей руки погиб? Может, это всё же доведённые до отчаяния крестьяне?

— Нет, не крестьяне. Это моих рук дело, — признался Ален.

— Может, мой вопрос прозвучит неучтиво, — произнёс Юзеф, — но всё же: а почему вы так надолго отложили ваше… вашу…э-э…месть? Ведь прошло столько лет.

Прежде чем ответить, Ален помолчал, выпил бокал вина и начал говорить медленно, как бы вспоминая.

— Всё как-то тянулось и тянулось. Долгое время я провёл в доме у знахарки, куда меня принёс Михей, потом пришлось восстанавливать силы, даже говорить пришлось учиться заново: я совсем онемел после того, как я надышался жаром и дымом в горящем доме. Постепенно я заговорил, но прежний голос не вернулся. К тому времени все… участники событий, — он невесело усмехнулся, — уже разъехались по разным местам. Рядом оставался только Кусков. Но я хотел уничтожить сначала Алексея. Тогда мне казалось это правильным. Новый дом для него уже выстроили, и я стал ждать кузена. Но он не жил здесь, бывал только наездами. Живя с Михеем в лесу, мы время от времени встречали сбежавших из деревень мужиков. Это были мои деревни и мои мужики! Я уговаривал их остаться со мной, не бежать никуда дальше, обещал найти способ помочь их родным.

— Так они знали, кто вы?

— Нет, поначалу знал только Михей. Остальные считали меня… не знаю, кем они меня считали. Но оставались. Узнать меня было невозможно: я уже тогда нигде не появлялся без маски, а голос навсегда изменился, стал хриплым и низким, таким, как вы сейчас слышите. Понимая, что мужиков нужно чем-то занять, и дать им шанс помогать своим семьям, я попытался всё же держать их в каких-то рамках, чтобы не случилось ещё большей беды. Как-то так само получилось, что меня стали называть атаманом. Убивать я им запретил, грабили мы тоже избирательно и никогда не отнимали всё без остатка. Поначалу, получив свою долю добычи, каждый старался добраться до родных, чтобы передать им её. Это привело к новым осложнениям. Кто-то что-то замечал, слух доходил до управляющего. Ответ его был жестоким. Управляющий велел схватить несколько семей, в которых было замечено внезапное появление имущества, на приобретение которого ещё вчера у них не было никакой надежды. Их посадили в подвал господского дома и объявили по всем деревням, что в ближайшее воскресенье их всех будут сечь плетьми до тех пор, пока не объявятся беглые члены их семей. Пришлось выручать людей, чтобы мужики не наделали глупостей. Это стоило жизни двоим из разбойников, ещё несколько человек были ранены. Чтобы впредь избежать подобного, решено было связываться только со старостами деревенских общин и передавать им деньги. А старосты уж распределяли их между самыми нуждающимися. Таким образом, им ничего нельзя было предъявить: о деньгах говорили, что, дескать, это «обчественные», все дали понемногу — вот и помощь для кого-то. Управляющий пробовал бороться и с этим, увеличив сумму оброка, но чуть не накликал новую беду: дом барина попытались поджечь. Поняв, что лучше оставить всё по-старому, управляющий успокоился, тем более что барин никаких распоряжений не давал. Его вообще мало, что интересовало в имении, он безвылазно жил в столице. Вот так, разбираясь с возникающими всё новыми и новыми проблемами, я и не заметил, как прошло время. А потом я встретил…пана Александра, — улыбнулся Ален, взглянув на сестру, — и после этого у меня появились и вовсе другие заботы. Я узнал, что моя сестра жива, и понял, что не смогу думать ни о чём другом, пока не найду её. Я вспомнил, что в Польше живёт старинный друг отца — пан Янош, и мне стала понятна связь с Польшей. Но в каком городе? Я забыл совершенно! И чем старательнее я старался вспомнить, тем прочнее забывал. Прошло не меньше месяца, и вдруг меня как будто ударило: Речица! Как я мог забыть! Я нанял людей, которые должны были отыскать дом человека, содержащего школу фехтования в Речице. Но они опоздали, не успели ничего выяснить. Когда дом был найден, ты уже уехала. Попытавшись выяснить, куда, мои люди столкнулись с такой явной неприязнью всех в доме, что едва остались целыми. Разговаривать с ними не желал никто, а когда они попытались пробиться к самому пану, еле унесли ноги: им сказали, что если они ещё раз появятся там, на них спустят собак. Всё же им удалось подслушать, как какая-то пани говорила, что панна Элена теперь в пансионе и вернётся только весной. Где расположен этот пансион, она не сказала. Всю зиму мои люди ждали твоего возвращения, Элен. Но когда ты появилась, они так и не смогли с тобой связаться. Охраняли тебя зорко. А вскоре ты сбежала. Растеряны были все: и мои люди, и те, кто был в доме. Там началась настоящая паника, потому что сбежала ты с паном Юзефом, — Ален весело взглянул на него. — Все, естественно, кинулись искать вас по дороге к Данцигу, где жила его семья. Но… как понимаешь, не нашли даже следов.

— А почему они не пришли к пану Яношу и не спросили его самого? Стоило только сказать, что меня ищет брат…

— Я уже сказал, к чему привела их первая попытка. Повторять её они не решились.

— Да, дядя говорил мне что-то такое. Мы тогда решили, что меня ищет Алексей. Кузен — тоже брат. Двоюродный. А он вполне мог послать кого-то с наказом именно так и представиться. Он знал, что я жива. Вот поэтому меня и охраняли так тщательно.

— Таким образом, я потерял тебя ещё раз. Мне понадобилось время, чтобы привыкнуть к этому. Перебирая в памяти всё, что произошло, я опять, как наяву, увидел перед собой пятёрку негодяев. И решил, что время пришло. Только теперь мне хотелось сделать так, чтобы Алексей боялся. Я решил, что убью его последним.

— Да, теперь я вижу, что вы и впрямь близки во всём, — прокомментировал Юзеф. — Ведь вы, сударь, почти дословно повторили слова вашей сестры. Она тоже хотела, чтобы ваш кузен жил в страхе. Простите, что прервал. И что было дальше?

— Дальше? Ближе всех от меня находился, как я уже упомянул, господин Кусков. С него я и начал. В Петербург мне было ехать несподручно, поэтому я стал искать следы остальных. Это было не так просто. Затем до меня дошёл слух, что в Санкт-Петербурге скончался Лосев. Говорили также, есть предположение, что его отравили и причастна к этому женщина. Почему так решили, и были ли доказательства всему этому, для меня осталось тайной. Я побывал в церкви и поставил свечу. Мне хотелось думать, что Господь покарал ещё одного убийцу отца. Но мне и в голову не могло прийти, что в этом приняла непосредственное участие ты, Элен!.. Вскоре отыскались следы Забродова. Казань тоже не близко, и я хотел, прежде чем рискнуть туда ехать, выяснить, где находится Григорьев. Тем более что торопиться мне теперь было некуда: Алексей Кречетов, наконец, поселился в своём доме. Что его заставило покинуть столицу и вернуться туда, где он боялся жить, особенно после смерти Кускова — не знаю. Но мне это было на руку.

— Его прогнала царица Анна, — ответил Юзеф. — Неизвестно, чем он провинился при дворе, чем прогневал её, но даже его имя произносить там запрещено.

— Значит, её Величество Анна Иоанновна разбирается в людях! — сказал Ален. — Теперь вы знаете всё… Так что дальше? Что мы предпримем? Думаю, нужно выманить Алексея из дома, там нам его не достать, у него хорошая охрана. А выманив, его можно будет убить.

— Его нельзя убивать, — вдруг сказала Элен, вызвав изумление на лицах обоих мужчин. Она стояла, глядя в окно, вроде бы даже не интересуясь беседой. Теперь она обернулась и смотрела серьёзно и спокойно. — Ну, по крайней мере, пока. Он должен подписать бумагу, в которой признаёт, что мы — дети графа Владимира Кречетова и являемся его законными наследниками.

— Он никогда не подпишет это!

— Даже если ценой будет сохранение ему жизни? Не верю. Он сделает всё, что угодно, лишь бы остаться в живых.

— Но я…

— Подождите, господин Кречетов, — впервые назвал так Алена Юзеф, — в этом есть правда! Он будет наказан даже более сурово, если не умрёт, а просто лишиться всего, ради чего пошёл на такое преступление. И потом, кто вам может запретить подать на него жалобу в суд? В конце концов, жизнь в рудниках или соляных копях ничем не лучше смерти. Вы не находите?

Разговор ещё несколько раз ходил по кругу, но каждый раз они упирались в одну и ту же проблему: как бы ни поступать с Алексеем, нужно было сначала придумать, как его выманить из дома.

— Нам вряд ли удастся это, — покачал головой Ален, — ведь он наверняка знает о моём существовании, и не станет рисковать.

— Откуда? — спросила Элен. — Откуда он знает о тебе? Ты же не связывался с ним.

— Нет, с ним не связывался. Но, когда я обыскал Григорьева, моего письма при нём не оказалось. Думаю, он мог передать его Алексею.

— Почему обязательно передать? Он мог его, и потерять, и уничтожить.

— Мог. Но и вероятность того, что известие о том, что я жив, могла дойти до кузена, велика.

— Да, тогда может ничего и не получиться, — подтвердил Юзеф. — Остаётся только ждать, когда он покажется за воротами своего дома. Ведь когда-нибудь это должно произойти. Правда, ждать можно долго. Вот если бы…

— Что?

— Как вы считаете, ваш кузен сможет отказаться от официального приглашения?

— От кого?