«Ровоам ненавидит меня. Став царем, он наконец-то сможет дать волю своей ненависти». Люди не вечны. После смерти отца мне предстояло жизнью заплатить за вражду с братом. Я не нашла бы покоя во всем царстве. Ни я, ни тот, кто женился бы на мне, ни сыновья и дочери, которых я родила бы.

Значит, следовало действовать немедленно. И, благодаря Ровоаму, передо мной открылся путь к моему будущему. «Мой брат придет в ярость, узнав, что сам помог мне выйти на свободу!»

Но по этому пути следовало двигаться очень осторожно. Один неверный шаг – и меня закидают камнями по Закону. Я надеялась, что любовь моего отца окажется сильнее ненависти Ахии. Ошибиться означало погибнуть.


Впервые в жизни я села и глубоко задумалась. Впервые я постаралась думать так, как подобает царице.

Как подобает женщине.

Ведь во мне Ахия ненавидел женщину, хотя я сама не испытывала к нему ненависти. Я не желала ему зла или, по крайней мере, старалась не думать о нем плохо. Я планировала использовать его для собственных целей так же хладнокровно, как он сам строил свои козни. Итак, я решила бороться. Царевна против пророка. «Своих врагов следует знать лучше, чем друзей». Так говорил царский военачальник. Веная всегда побеждал, поэтому я доверяла его словам. Что я знала об Ахии? Что он любит? Что он ненавидит? Чему верит?

О его любви и убеждениях я ничего не смогла бы сказать, но что касается ненависти – о, это я знала слишком хорошо. Пророк Ахия ненавидел всех богов, кроме Господа Яхве. А сильнее всего он ненавидел богинь.

Пророк презирал богинь даже больше, чем смертных женщин. А еще он боялся их. Невозможно испытывать к кому-то столь сильную ненависть, не боясь его при этом настолько же сильно. Ахия неистовствовал так, словно его заковали в цепи и силой тащили целовать позолоченные ноги идолов, тогда как все языческие жрецы и жрицы в Иерусалиме лишь хотели спокойно поклоняться своим богам.

Итак, Ахия боялся и ненавидел меня, потому что я выступала в роли богини в царском дворце. Это я наконец-то поняла. Я была ребенком от женщины, которую царь любил больше всех, которую возвысил над всеми остальными. Я была дочерью, которую царь любил больше всех своих сыновей. Для Ахии в этом крылось зло: он считал, что дочери – это не благословение, а проклятие.

Если бы он только знал, до какой степени прав, считая меня дочерью богини! Мать моей матери танцевала перед алтарем Астарты, но и это еще не все – она была царской утехой, и закованной в цепи рабыней, и женой торговца. А еще она родила дочь.

И была Вирсавия, «дочь семи богов», отбросившая стыд и ставшая матерью царя, который унаследовал трон Давида Великого.

И Мелхола. Эта женщина перекраивала жизнь по собственной воле и воспитала из моего отца хорошего человека и мудрого царя.

Теперь я знала, как назвать всех этих женщин, создавших меня: каждая была настоящим фениксом, каждая возрождала себя, даже если приходилось делать тяжелейший выбор, сгорая в жарком огне. Настала моя очередь сделать выбор, и я последовала за своими матерями.

Мне тоже предстояло сгореть, возродиться в новой форме и взлететь.


Я выбрала сложный путь. Не думайте, что я не чувствовала боли, вступая на него. Ведь, победив, я причинила бы боль отцу, а с этим нелегко было смириться. А еще поднялся бы страшный скандал, хотя мое изгнание смягчило бы позор. И было кое-что еще: мне предстояло покинуть дом, никогда больше не видеть Иерусалим и его крыши, позолоченные летним солнцем…

«Каждая девушка покидает свою семью, хотя бы ради того, чтобы перейти через дорогу из отцовского дома в мужнин». Жизнь женщины подразумевает перемены. И я решила, что сама выбираю эту перемену. Об этом следовало помнить в тяжелые времена.

И вот я начала подстраивать план Ахии под свои цели. В этом заключалась моя третья ошибка. Пророк хотел застать меня в Роще во время поклонения Звезде Утренней. Он хотел притащить меня на царский суд, чтобы не дать отцу возможности меня защитить.

Что ж, я хотела, чтобы Ахия меня нашел, – но не в Роще. Меня больше устраивала встреча с ним вне этого священного места. Что если попасться ему на глаза по дороге в святилище? Да, это бы подошло. Я хотела, чтобы Ахия встретил меня в том месте и в то время, которые выберу я.

И я не желала оказаться там одна, чтобы не дать ему возможности приказать подручным схватить меня, силой раздеть и притащить в Рощу. Мне нужны были сопровождающие, причем девушки, которым не повредил бы успешный исход моего плана. Я не могла попросить женщин, на которых после моего отъезда пал бы гнев Ахии. Поэтому я не собиралась брать с собой служанок, или подруг, или даже чужеземок, живших в Иерусалиме.

Нет, следовало найти девушек, которых не затронул бы исход моего плана. При этой мысли я поняла, что нужно просить о помощи у савских гостей.

Но не через царицу! Здесь я должна была действовать сама. «Если я не смогу убедить Ирцию и Хуррами сопровождать меня, я не заслуживаю быть наследницей», – подумала я.


Когда я раскрутила веретено судьбы, меня охватил холод сомнений. «Это закончится катастрофой», – нашептывали мне мои страхи. Мой план мог провалиться, принеся мне горе и позор. А мой отец? Что станет с ним?

«Он так тебя любит – разве вправе ты причинять ему боль?» Как я смела обрекать его на заведомые страдания?

Но, если я не пойду на это, заколебавшись и отступив, я подвергну себя бесславным невзгодам. И опасности – не следовало забывать о том, что ненависть Ровоама когда-нибудь обретет настоящую силу, которую он сможет направить против меня.

«И, если я не выполню свой план, это повредит царице Савской и всему ее народу». Без настоящей наследницы Сава обречена на смуту. Меня призывали ради того, чтобы предотвратить резню. Могла ли я не послушаться повелений свыше?

«Да, приписывай богам свои собственные желания». Ведь я сама мечтала о Савском царстве так, как некоторые девушки мечтают о возлюбленном.

В конце концов, не имело значения, призвала ли меня солнечная богиня, которой поклонялась Билкис, или другая сила. Я не знала, ведет ли меня бог, богиня, или оба они, или никто. Я лишь знала, что должна откликнуться на этот зов.

В поисках огня я стремилась на юг, к рассвету. К пустыне и тому, что лежало за ней. Кто знает, может быть, из этого пепла когда-нибудь поднимется, расправив крылья, новая правда и птицей облетит весь огромный мир?

В юности мы горим нашими мечтами.

Гелика

От такой судьбы она бежала в своих снах и кошмарах, но рок ее настиг, и теперь с пробуждением кошмар не кончался, хотя она и пыталась обманывать себя. «Нет. Нет, я ошиблась, это неправда».

Но, глядя в узкое окошечко на восходящую луну, Гелика понимала, что не ошиблась. Три месяца прошло после ночи с царем. И с тех пор у нее не было кровотечений. «Я жду ребенка».

От осознания этого кровь начинала медленнее бежать по жилам, словно неспешно отравляющий яд. Случилось то, чего она боялась больше всего: ей предстояло родить ребенка царю Израиля. Изо всех своих скромных сил она старалась избежать такого исхода. Она унизилась до того, что обратилась к старшим женщинам и делала то, что они ей советовали. Но, несмотря на все старания, у нее ничего не вышло.

Теперь она лицом к лицу столкнулась со своим страхом, глядя на него ясным взором. «Если родится мальчик, я это переживу». По закону дев-воительниц сыновья принадлежали отцам.

А дочери матерям.

Но здесь, в Иерусалиме, судьба женщины определялась мужскими законами. Отцам принадлежали даже дочери.

«Если ты родишь девочку, она будет принадлежать царю Соломону и он сможет с ней поступать как заблагорассудится». Дочери царя Соломона предстояло стать игрушкой, ценным товаром, жертвой на алтаре царской гордости. Рабыней, выращенной в четырех стенах и сидящей взаперти до конца своих дней.

«Нет. Моя богиня не может поступить так жестоко».

Гелика смотрела на луну, пока от ее сияния все не начало сливаться перед глазами. Теперь она ничего не видела, кроме будущего, безжалостного, как законы мужчин. И тогда, вглядываясь в ясный холодный свет, она поняла, что нужно делать.


Она выскользнула из царского дворца, пройдя через главные ворота бесшумно, словно тень. Впервые с тех пор, как ее, новую невесту царя Соломона, представили при дворе, Гелика вышла в город. Но дорогу она нашла легко. Она часто поднималась на крышу и смотрела, как серебряный лунный свет стелется над домами и городскими стенами, по широкой дороге и дальше, сияя над Рощей.

Ее богиня не обитала в Роще Звезды Утренней. Артемида Охотница никогда бы не отказалась от своей свободы ради Рощи. Но в Роще жила другая богиня, а все богини были сестрами. Может быть, Царица Небесная передаст весточку своей сестре. Слабая надежда, но лишь за нее Гелика могла ухватиться.

Отчаяние привело ее к храму, а страх остановил у ворот. Сделав этот последний шаг, она не сможет отступить. За вырезанными из ивовой древесины и разукрашенными серебром воротами лежала Роща Звезды Утренней. Войти означало признать, что она потеряла милость собственной богини.

«У меня нет выбора». Но Гелика знала, что лжет: выбор был всегда, и она выбрала неправильно. Предпочла покориться и надеть оковы вместо того, чтобы остаться свободной и сохранить честь.

– Войдешь ли ты в Рощу, госпожа? – Голос жрицы звучал мягко и ласково. – Здесь рады всем, кто приходит с открытым сердцем.

Гелика слишком долго думала, и снова вышло так, что выбор сделали за нее. «Довольно». Собравшись с духом, она посмотрела в лицо жрице:

– Я хотела бы войти, но не знаю, могут ли обращаться к вашей богине те, кто не служит ей и у кого на душе тревога. Я бы не стала беспокоить ее, но у меня большая беда.

Жрицу это не смутило, она с улыбкой протянула руки:

– К кому же нам обращаться в тяжелое время, как не к Матери? Добро пожаловать, входи.


Она была – когда-то – девой-воительницей, посвященной чистой и строгой богине. Никогда прежде она не входила в Рощу Смеющейся, поэтому боялась того, что может там увидеть. Но оказалось, что это лишь сад, тихий и чистый. С каждым шагом Гелика вдыхала свежий молодой запах листьев и другой, более насыщенный, исходивший от темной земли. Углубляясь в Рощу за жрицей, она различила и опьяняющий аромат благовоний, а с ним тихие стоны наслаждения, доносившиеся из темноты. Гелика туда не смотрела. Она не отрывала взгляда от позолоченного пояса жрицы.