– Спрашивай, и Яхве тебе откроет свою мудрость.

Стараясь не показывать свою радость, царевич уставился на запыленные булыжники под ногами. Следовало проявлять лишь печаль и тревогу.

– Ну? – спросил Ахия.

Ровоам поднял голову:

– Я пришел к тебе, потому что у меня тяжело на сердце. Это касается поведения… одной женщины…

Ахия отстранился, словно сам Ровоам был нечистым.

– Все женщины – сосуды греха. Такими их создал Яхве.

Ровоам не заботился о том, какими Господь создал женщин, лишь о том, чтобы пророк его выслушал.

– Да, да, это так.

Соглашаясь, легче всего было удержать внимание Ахии. Теперь следовало перевести разговор на то, что интересовало Ровоама.

– Но, Ахия, господин мой, могут ли некоторые женщины быть более греховными, чем остальные?

– Не называй меня господином, я лишь уста Яхве.

Глаза Ахии горели, словно угли, на худом лице. И все же Ровоаму показалось, что пророку понравилось такое уважение.

– Некоторые женщины, – торопливо заговорил Ровоам, боясь, что пророк перестанет слушать, – вершат злые дела. Как следует поступать в таком случае?

Ахия выпрямился, одеревенев еще больше, чем обычно. «Ни дать ни взять засохший кедр», – подумал Ровоам, мысленно улыбаясь. Да, так он собирался описать пророка впоследствии, хвастаясь перед друзьями.

– Закон ясно указывает, что над недостойной женщиной следует свершить суд, – объявил Ахия.

– Даже если женщина из царской семьи? – спросил Ровоам, считая себя очень ловким.

Да, пророк с интересом посмотрел на него, услышав этот вопрос! Ровоам заставил себя сохранять скорбное и благочестивое выражение лица – показывать свою радость не следовало.

– Даже если женщина из царской семьи. Ты таких знаешь? Да, конечно, ведь царский дворец полон греховного смрада. Гордыни, похоти и…

– …идолопоклонства, – вставил Ровоам.

Он радовался тому, как легко все получается. Даже пророка ничего не стоит обвести вокруг пальца! «Вот это царь из меня получится! Все будут падать ниц по моей воле!»

Ахия сурово взглянул на него и произнес:

– Да, поклонение идолам – самый ненавистный грех для Яхве. А царь Соломон потворствует этому греху, которому предаются его чужеземные жены.

– Не только жены, – Ровоаму наконец-то представилась возможность упомянуть имя своей сестры, – не только жены, но и дочь его склоняется перед языческими идолами. А ведь она не чужеземка, а дочь Закона. Не подобает ей появляться в храмах чужеземных богов.

– Не подобает, – согласился пророк, и Ровоам степенно кивнул. – Можешь ли ты это доказать? – спросил Ахия.

«Придет время, и этот пророк будет говорить со мной должным образом, – пообещал себе раздраженный Ровоам. – В конце концов, я царевич!» Но теперь следовало заручиться поддержкой Ахии, поэтому он лишь сказал:

– Я собственными глазами видел, как она входит в языческие капища, господин мой. И другие видели.

– В какие из храмов?

«Какая разница?!» Ровоам потупил взгляд, словно ему было стыдно говорить.

– Святилища Астарты, Нинлиль… – Он второпях пытался вспомнить кого-нибудь еще. – И Хамоса, и…

– Ходила ли она в Рощу? – спросил Ахия тихо, почти шепотом.

Это означало бы, что она не просто поклоняется идолам, но и предается разврату. Даже меньших грехов вполне хватило бы, чтобы ее забили камнями.

Ровоам помолчал, словно собираясь с духом.

– Да, – ответил он тихо, в тон пророку, – да, она ходила в Рощу.


Скрывшись с глаз Ахии, Ровоам позволил себе улыбнуться. «Я сделал это! Сделал!»

Он поклялся наказать сестру за то, что она встала у него на пути. И вот пришло время расплаты. Пророк Ахия позаботится об этом. «Теперь мой отец увидит, что пригрел змею на груди. И ему придется обратиться ко мне. В конце концов, я наследник, а она – всего лишь девчонка». Продолжая улыбаться, Ровоам побежал к царскому дворцу. К своему дворцу. Да, когда-нибудь в золотом будущем ему предстояло, став царем, владеть этим дворцом.

Ахия

«Яхве ответил на мои молитвы. Бог сам отдал врага мне в руки».

Эта преисполненная глубокого значения мысль пришла не сразу. Ахия был рад, что не испытывает удовольствия от того, что предстоит сделать. «Следует выполнять волю Яхве. Соблюдать Закон Яхве».

Если царь не желает замечать грех в собственном доме, а первосвященник и вовсе отказывается вмешиваться, Ахии придется действовать самому. «Я очищу царский дом от скверны». И тогда люди, увидев, что даже царь должен покоряться Закону Яхве, тоже откажутся от своих заблуждений и вернутся на строгий путь добродетели.

Нельзя допустить, чтобы царь избежал правосудия. Ахия начал думать о том, как привлечь Соломона к ответу. Нельзя оставить ни единой лазейки, сквозь которую мог бы ускользнуть изворотливый, как змея, царь. Значит, предстояло заклеймить порок на царском суде, куда имели право прийти любой мужчина и любая женщина с просьбой о справедливом решении.

Но Ахия понимал, что сначала нужно раздобыть доказательства, чтобы не допустить ни малейшей вероятности сомнений, колебаний, возражений или прощения.

«Соломон мягкий и слабый, а я нет. Я сделаю все, что должен, чтобы призвать его к ответу. Даже царь не может встать над Законом!»

Садок

Жертвоприношение оказалось удачным, и пришло много верующих, проявивших щедрость. Как всегда после должным образом проведенного ритуала, Садок возвращался довольным собой, сияя от умиротворения. Его успокаивали обряды. Строгий распорядок жертвоприношения и поклонения убеждал в том, что мир и место первосвященника в этом мире неизменны. Сегодняшний день не стал исключением, разве что ритуалы прошли еще лучше, чем обычно. Не дрогнула его рука, сжимавшая нож, и жертва была умерщвлена быстро и безупречно. Его голос твердо и без запинки провозглашал молитву. «Подумать только, еще вчера я волновался о том, что слишком стар для богослужений!»

С такими мыслями Садок склонился перед святая святых и вышел. Безмятежно наслаждаясь этим дарованным ему прекрасным днем, он не заметил, что прямо у входа в храм его ожидают. Избежать встречи не удалось – первосвященник слишком поздно спохватился. Ахия успел его увидеть.

Умиротворение испарилось, словно роса в пустыне. Когда Ахия загонял первосвященника в угол в его собственном доме, в этом не было ничего хорошего. Но теперь все обернулось еще хуже. Перепалка прямо перед храмом… Все устремят на них взгляды и навострят уши, чтобы ничего не упустить…

«Господи, чем я прогневал Тебя?» – мысленно возопил Садок. Но он сделал над собой усилие и доброжелательно улыбнулся пророку, приветствуя его, хотя и знал, что это напрасный труд.

– Добро пожаловать в Дом Господа, Ахия. Ты оказываешь нам честь своим присутствием.

– Так значит, Яхве мало того что лишен имени, так еще и заперт в этих стенах?

Садок попытался улыбнуться, словно Ахия шутил:

– Конечно, Он не заперт в этих стенах, но разве мы не можем воздать Ему почести? Идем со мной в мой дом – ты будешь там желанным гостем.

Садок знал, что пожалеет об этом приглашении, но пророк явно пришел клеймить чужие грехи, и лучше было сделать так, чтобы он высказался не на глазах у половины Иерусалима.

Ахия презрительно посмотрел на Садока:

– Мне, как и самому Яхве, не нужен дом, и никакие стены не могут заглушить мои истинные слова. Слушай, Садок, первосвященник Соломонова Храма, слушай и внемли.

– Я слушаю, пророк.

Больше ничего Садоку не оставалось: Ахия стоял на ступенях, ведущих во двор.

– В кои-то веки ты ведешь себя разумно. Запомни мои слова, потому что повторять я не буду. Этот город когда-то был средоточием добродетели и женской стыдливости, а теперь стал размалеванной блудницей. Улицы захламлены идолами, ложные боги соблазняют прохожих. И кто же источник этой скверны и греха?

Пророк остановился, словно ожидая ответа, но Садок знал, что лучше молчать. Любые слова могли подлить масла в огонь и разъярить пророка еще больше.

– Тот, кто должен служить сосудом для воли Яхве, – Ахия повернулся к храмовому двору, – царь. Царский дворец – выгребная яма, полная похоти и идолопоклонства. И царь мирится с грехом в своих стенах. Нет, хуже, он сам наслаждается мерзостью. Соломон проводит ночи на ложе чужеземок, он поклоняется их богам. И его дети следуют за ним, упиваясь грязью. Разве царь не выставляет напоказ перед всеми чужеземную царицу, не кланяется ей и не дает ей все, чего она пожелает? Разве его женщины не ходят в притоны Царицы Небесной?

От слов Ахии первосвященнику становилось все больше и больше не по себе. Да, пророк постоянно обличал грехи придворной жизни, но впервые осмелился заявить о них при таком скоплении людей.

«На ступенях храма, в моем присутствии, на глазах у всех». Садок столкнулся со сложной задачей, которую следовало быстро решить, если он не хотел, чтобы на его невинную голову обрушилась кара. Ведь Ахия говорил о тяжком преступлении. «Если я не дам ему отпор, получится, что я соглашаюсь с ним». А если Садок возразит пророку… «Это все равно что открыто заявить на весь Израиль, будто Соломон разрешает своим женам идолопоклонство. Поставить Ахию на место означает прилюдно поддержать язычество».

Пророк прервал свою речь и повернулся к Садоку. Не дождавшись ответа, он спросил:

– Ну что, первосвященник? Чего требует Закон для дочери Яхве, которая предается разврату в Роще?

Теперь Садок понял истинную цель Ахии. «Он говорит о царских женах, но на самом деле обвиняет царевну Ваалит. Да, это может сломить царя Соломона». Садок не считал себя очень сообразительным, но на этот раз слова, которые следовало сказать, пришли сами:

– Такую женщину ожидает смерть через побитие камнями.

«Пророк, ты знаешь это, как и все собравшиеся во дворе храма и слушающие твои напоенные ядом слова. Что ж, мне тоже есть что тебе сказать». Садок выпрямился. Его переполняло неизведанное ощущение силы, словно впервые он стал во всем равен Ахии.