Все молчали. Наконец Хавлия произнесла:

– Прошу тебя, царевич, отправь на север весть. Скажи нашей царице, что нас тревожит ее долгое отсутствие.

«Поторопить ее, чтобы возвращалась? Неужели вы думаете, что я сам не боролся с этим желанием долгие месяцы?»

– Разве мы глупцы, что нас нельзя оставить одних даже на малый срок? Разве мы дети, с плачем зовущие мать, едва она ступила за порог? Нет, я не пошлю ей такую весть.

Это в любом случае не имело смысла. Рахбарин не сомневался, что царица вернется только с наследницей. Или совсем не вернется.

– Я подчиняюсь Матери Аллат и царице, а не своим страхам – или вашим.


Когда суд закончился, Рахбарин сел на лошадь и выехал за стены Мариба, надеясь обрести покой в тишине, вдали от большого города, где от него бесконечно чего-то требовали. Но вид раскинувшихся вдоль дороги зеленых плодородных полей не мог унять тревогу на его сердце. Он направил свою кобылу между холмами, и она легким галопом взлетела на одну из вершин. Там Рахбарин остановил ее и спешился. Положив руку на ее гладкую теплую шею, он смотрел на север.

Внизу простирался один из знаменитых савских лесов – ряды благовонных деревьев, более ценных, чем золото. Дальше виднелись очертания большой Марибской плотины, чуда, которое даровало Саве воду для столицы и садов. А дальше…

За большой плотиной раскинулись дикие каменные и песчаные пустыни, охранявшие Саву.

Где-то за этой пустыней, несущей смерть, лежало царство Соломона. «И там держат нашу царицу».

Холодок пробежал у него по спине, легонько царапая кожу, словно струйка песка. Когда он неожиданно напрягся, кобыла заволновалась. Она вскинула голову, и большие кисточки, украшавшие ее оголовник, задели его щеку.

– Тише, милая, тише, – сказал он ей, схватив поводья и лаская кончиками пальцев горячую бархатистую кожу ее морды. – Ты права: я зря волнуюсь. Царь Соломон не станет удерживать нашу царицу против ее воли. Она вернется к нам.

Кобыла, навострив уши, коснулась губами его руки. Рахбарин улыбнулся и еще раз погладил ее морду. Царица вернется. Конечно вернется. Но когда?

Ее не было уже полгода. «Означает ли такое долгое отсутствие успех или неудачу?» Рахбарин не мог себе представить, чтобы его тетя потерпела неудачу в чем бы то ни было, будь то выполнение божественной воли или любое другое дело. Билкис всегда царствовала как победительница.

Тени начали удлиняться. Солнце почти коснулось горизонта на западе. Он смотрел на розово-золотое пламя заката и пытался убедить себя, что новая царица, может быть, прямо в этот момент движется в Саву Путем Пряностей. Но в пылающем небе он ничего не видел, лишь тучи, раскинувшиеся над горизонтом, словно крылья огненной птицы.

Возможно, этот феникс предвещал хорошее будущее. А может, просто переливался гаснущий свет. Царевич решил считать это добрым знаком. Аллат не отправила бы царицу в такую даль, если бы этот путь не имел смысла.


Но в ту ночь он не мог лечь спать со спокойным сердцем, и сон отказывал ему в своих темных ласках. В конце концов он сдался, встал и вышел на стену, чтобы мерить шагами старые камни, беспокойно, словно запертый в клетку леопард.

«Уже столько времени прошло после ее отъезда!» При дворе он мог проявлять почтение и благочестие, но здесь, на стене, следовало сказать правду хотя бы себе. «Полгода – и ни единой весточки, кроме приказаний ждать».

Под ногами он чувствовал камни стены, все еще хранившие тепло дня. Над головой возвышался небесный свод. Созвездие Короны пылало в ночи белым огнем. Рахбарин нашел взглядом самые яркие звезды, но их холодное сияние ничего ему не открыло.

«Прошу тебя, Пресветлая Богиня, скажи, что мне делать». Он молился и приносил все необходимые жертвы, но все еще не получил ни единого знака. Почему Аллат не хотела с ним говорить?

«Потому что ты и так знаешь, что нужно делать». Рахбарин смущенно опустил голову. «Неужели я стал настолько слабым, что прошу помощи Богини в том, что должен делать сам?» Он знал, что ответила бы его тетя на такие глупые просьбы: «Богиня даровала тебе разум и тело. Она надеется, что ты сумеешь ими воспользоваться».

И разве последний приказ царицы не заключался в том, чтобы он поступал, как сочтет нужным? Чтобы делал то, что посчитает наилучшим для Савы, для царства, а не для себя. Ведь, если бы он делал то, чего хотел сам, он поскакал бы на север и вернулся с царицей. Но это ничего не решило бы.

Нет, ему следовало выполнять свой долг здесь, охраняя Саву и трон до возвращения царицы.

«А если наша царица никогда не вернется?»

Рахбарин смотрел на звезды, пылавшие белым огнем. «Если она не вернется, она пришлет вместо себя наследницу. А я буду хранить для нее трон. И, когда новая царица въедет в ворота Мариба, я буду ждать, готовый служить ей».

Песнь Ваалит

Теперь, когда мне случается думать о тех днях, я чувствую жар. Меня заливает горячая волна стыда за мои поступки. В то время я не находила себе места, словно голодная пантера. Я не впускала в железные стены, которые воздвигла вокруг себя, даже Нимру и Кешет, а ведь я любила их как сестер. Я сама себя сделала одинокой безо всяких причин и позволила гневу уничтожить мой покой. Впрочем, я ведь была очень молода, а в молодости мы часто жестоки даже к себе самим. И мой разум не находил покоя. Гуляла ли я по саду царицы Мелхолы, каталась ли на Ури, пряла, училась или играла в мяч с младшими братьями, слова царицы Билкис неслышно пели у меня в крови: «Ты создана для того, чтобы править, ты рождена быть царицей».

Эти слова открыли мне двери к мыслям, которые я давно себе запретила даже во сне. Теперь я вспомнила, почему нельзя слушать пение сладкоголосых сирен: оно приносит лишь печаль.

«Создана для того, чтобы править», – да, с этим я могла согласиться без ложной скромности. Я знала с тех самых пор, как научилась ходить, что смогла бы править лучше, чем мой брат Ровоам. Там, где он упрямился, я проявляла твердость, он был жестоким там, где я была добра, и вспыхивал, словно сухой трут. А еще он не умел правильно судить о людях. Тем более о женщинах. Мой брат презирал женщин, считая их слабыми. Я подозревала, что он втайне презирает и нашего отца. Ровоам путал терпимость со слабостью, терпение со страхом, уступку с поражением. Его главный порок заключался в надменном отношении к другим.

«Создана для того, чтобы править». Да, теперь я поняла, что всю свою жизнь училась этому. Я хваталась за любую возможность, которую отбрасывал мой высокомерный брат. Я принимала к сведению все слова учителей и внимательно слушала отца, изучая его двор так же прилежно, как свои задания. А еще я слушала все, что говорили мои мачехи, даже самые глупые. Я прожила четырнадцать лет в отцовском дворце, и теперь я понимала, что не потратила впустую ни единого дня из этого времени. Каждый день я искала знаний и училась. Я подготовила себя к тому, чтобы царствовать, сама не зная об этом.

«Рождена быть царицей…»

Но царица Билкис ошиблась. Все мои годы безотчетных поисков прошли впустую. Ничего не значили мои умения, таланты и разум. Да и я сама ничего не значила в сравнении с тем, что Ровоам родился царским сыном, а я – всего лишь царской дочерью.

Никогда я не смогла бы стать такой царицей, как она. В лучшем случае мне предстояло стать царской женой.

Лишь на это я могла надеяться. И этого мне было мало.

Кешет

– Что-то не так.

Нимра мерила шагами сад. Дойдя до конца дорожки, она повернула и пошла вдоль клумбы лилий. Длинная коса билась о ее спину.

– Что, по-твоему, не так? Иди сюда, сядь рядом со мной.

Кешет похлопала по краю фонтана, но Нимра не позволила себя уговорить.

– Не знаю. Царевна неспокойна.

– Что может ее тревожить?

– Не знаю, – повторила Нимра, – но, что бы это ни было, с нами она не поделится. Ты ведь заметила, что она подолгу где-то пропадает?

– Она и раньше убегала из дворца, – улыбнулась Кешет, – как и все мы.

– Да, но вместе. А теперь – не знаю, чем она занимается, но нас с собой не берет. Это меня тревожит.

Перебрав в памяти дни, прошедшие с последнего новолуния, Кешет поняла, что Нимра права. Слишком часто Ваалит попросту не удавалось найти. Она больше не делилась с ними своими тайнами.

– Да, – согласилась Кешет, – она совсем забросила нас, и меня тоже это беспокоит. Думаешь, она встречается с возлюбленным?

Нимра покачала головой:

– С кем? К тому же об этом она нам сказала бы. Наверное, дело в другом. Это что-то опасное. Все началось с того, что сюда приехала царица Савская, – нахмурилась Нимра.

– Кажется, ты права, – согласилась Кешет, обдумав эти слова, – но она проводит время не с царицей. По крайней мере, не все свое время. Так где же она пропадает?

– И почему не доверяет нам?

– Не знаю, – еще раз повторила Кешет. – Почему бы нам не спросить ее?

Нимра задумалась.

– Да, – сказала наконец она, – так и сделаем.

Но это решение не принесло им покоя, ведь, когда они, раздевая царевну перед сном и расчесывая ей волосы, попросили уделить им немного времени, Ваалит в ответ на их беспокойные расспросы сказала:

– Я гуляю, чтобы привести в порядок свои мысли, вот и все.

«Она избегает наших взглядов, она врет нам». Сама мысль о том, что царевна может их обманывать, расстроила Кешет. А то, что царевна считала их способными проглотить такое бестолковое объяснение, разозлило ее.

– Это не все, – резко сказала Кешет. – Ваалит, мы знаем тебя как себя, так что, если уж решила нам солгать, придумай, по крайней мере, что-то получше!

Кешет надеялась, что от этих язвительных слов Ваалит потеряет осторожность и выдаст себя, – ее гнев пылал так же ярко, как любовь. Но царевна лишь посмотрела на Кешет, затем на Нимру и ответила:

– Не могу. Поэтому, вместо того чтобы вас обманывать, я лучше вообще ничего не скажу.