«Значит, я должна обратиться за помощью к лунному божеству». Тени, лунный свет и ее подкрепленная опытом страсть – все это могло привлечь к ней Соломона. Тут ничего сложного нет. А вот добиться, чтобы он отдал ей дочь, ребенка своей Ависаги… Это было сложно.

«Но возможно. Это не может оказаться невозможным. Матерь привела меня сюда, показала мне девочку. Она не стала бы обещать мне того, чего я не могу получить».


Для победы в этой схватке ей требовалось оружие, а выковать его она могла, лишь узнав свою соперницу так же хорошо, как себя. Билкис разослала своих служанок и евнухов выпытать истории о прошлом у женщин в гареме и у дворцовых рабов. Она просеивала старые слухи и сплетни, ища правды, которую могла бы обратить против холодной обороны Соломона.

«Ависага? Симпатичная девушка, но слишком тихая».

«Почти что чужеземка. Я уверена, что в ее жилах текла не наша кровь».

«Добрая, с нежным голосом».

«Она его околдовала. Был десяток более миловидных, чем она!»

«Она много смеялась».

«Ни одна порядочная девушка так не ходит – будто кошка, разнежившаяся на солнце. А еще она носила на ногах браслеты с колокольчиками – вряд ли ее научила этому благонравная женщина!»

«Ависага? Я помню ее. От нее пахло корицей. Корицей и розами».

Соломон

Целую неделю он не видел ее. Царица Савская не выходила из Малого дворца, словно их ничто не связывало. Сначала он посылал к ней слуг с цветами и фруктами, задабривая ее. Затем отправил посланцев, спрашивая, что случилось. Точнее, умоляя об ответе. «Как вышло так, что она стала настолько нужна мне? – Беспокойно ворочаясь на своем ложе, Соломон улыбался в темноте летней ночи. – Ты знаешь, как это вышло. Ее ум достоин твоего. Она – та, с кем ты можешь говорить и быть понятым».

Даже его друг Аминтор не мог до конца осознать, какой груз придавливает царя к земле. А теперь у Соломона не осталось и той дружбы, ведь критянин покинул его. Царь всегда знал, что его друг здесь ненадолго, как перелетная птица, которая отдыхает, прежде чем снова пуститься в путь, не имеющий конца. «И все-таки мне его не хватает. А теперь и царица скрывается от меня. Она гневается, потому что я отказал ей. Но, если Аминтор просил у меня слишком мало, Билкис хотела слишком многого».

Стояла глубокая ночь, горячая, как черный огонь. Мог ли он спать, если сам воздух обжигал его кожу? Не мог. Соломон оставил свои добросовестные попытки заснуть. Он встал и подошел к окну, а потом сел на широкий подоконник, опираясь о камни, разогретые дневной жарой. Сегодня снова не удастся поспать, а завтра он едва ли сможет вершить дела.

Соломон вздохнул и потер свои виски. Этим летом дул сильный жаркий ветер, жестокий и безжалостный, словно Закон. Именно в такое лето его отец увидел, как его мать купается на своей крыше, и с первого взгляда влюбился в нее…

Это если верить сюжету красивой песни, которую исполняли придворные певцы. Рассказывали и другие истории, не столь красивые, о страсти, измене и убийстве. Но об этом не говорили открыто, а лишь шептались тайком, по углам.

«Говорят, что мой дворец – средоточие правосудия. На самом деле это средоточие тайн».

Царь, его отец, призвал к себе женщину лишь потому, что захотел ее. «Я тоже царь. Я могу поступить так же. Я могу приказать, чтобы ее привели ко мне, потому что я желаю этого. Потому что я желаю ее».

Даже если она не желает его? «Чего стоит похоть без любви? Хотя бы даже без страсти?»

За спиной послышался шелест. Шорох разгоняемого воздуха, словно в жаркой ночи ползла змея. Соломон не двигался, зная, что, если обернется, попадет во власть соблазна и случится беда.

– Я не звал тебя.

– Если бы ты не звал меня, я бы не пришла. – В ее голосе трепетал смех. – Как ты узнал, что это я?

– По запаху. Ты пахнешь, как целая россыпь пряностей.

Воздух шевельнулся – она подошла ближе.

– Слова твои благоуханны, словно ладан, и мед у тебя под языком.

Она стояла прямо у него за спиной. Он чувствовал, что она совсем близко.

– Слова легко подсластить.

– И тяжелые ночи тоже легко подсластить.

На него давил горячий ночной воздух, темный насыщенный аромат щекотал его чувства. «Я должен ее отослать. Я отошлю ее. Это безумие. Такое же безумие, которое охватило моего отца, когда он увидел мою мать».

Он осторожно обернулся, стараясь не коснуться ее тела. Теперь их разделял лишь один вздох.

– Царица моя…

– Да, твоя – на эту ночь, – улыбнулась она. – Давай же этой ночью править вместе, Соломон.

В эту жару одежда прилипала к ее роскошному телу. От ее кожи исходил аромат – акация, корица и нежная нотка розы. Аромат любви.

«Безумие». Но противиться этому безумию он больше не мог.

Часть шестая

Благовонное ложе, цветник ароматный

Рахбарин

Тысячелетняя традиция позволяла людям каждое полнолуние и новолуние приходить в царский дворец в поисках милости и правосудия. В отсутствие царицы Билкис ее племянник сидел на Солнечном троне, принимая прошения и верша суд. И отвечая на вопросы. Или, по крайней мере, пытаясь. За полгода, минувшие со дня отъезда царицы, отвечать на вопросы о ней стало не только тяжело, но и скучно.

«Почему людям вообще хочется носить корону?» На этот вопрос Рахбарин тоже не мог ответить. Заменяя царицу, он чуть не сошел с ума. Он больше не мог распоряжаться своим временем. Следовало тщательно взвешивать каждое слово. Все женщины и мужчины, обращавшиеся к нему, нуждались в справедливом решении.

И вот он в очередной раз пытался вынести справедливое решение, внимательно слушая двух женщин: они спорили о том, кому должен достаться белый верблюжонок.

– Верблюдица моя, значит, и верблюжонок от нее мой.

– Да, Куррат, но кто дважды одалживал тебе золото? Разве не благодаря моей помощи удалось тебе вырастить самую быстроногую верблюдицу в Саве? И что я получила за свою помощь?

– Довольно. – Рахбарин поднял свой скипетр, украшенный золотой головой леопарда. Блеснули зеленые глаза, сделанные из изумрудов. – Это второй верблюжонок после второй случки этой верблюдицы? Отвечай только «да» или «нет».

Женщины смотрели друг на друга. От его резкого тона в их глазах поубавилось жадности и недоверия.

– Да, царевич, – сказала наконец одна из них.

– А был ли выплачен долг?

– Наполовину, царевич, – признала другая.

– Тогда Куррат, хозяйка верблюдицы, может не возвращать оставшуюся часть долга, но отдаст тебе верблюжонка. Запиши это решение, писец.

«А ты, о Матерь, избавь меня от споров, которые в состоянии уладить даже сельский дурачок!»

Отпустив обеих спорщиц, частично удовлетворенных его решением, Рахбарин кивнул, и глашатай позволил следующему просителю приблизиться к Солнечному трону. Это оказалась полная, опрятно одетая женщина, по виду – торговка тканями. Она вышла вперед и встала перед Рахбарином.

– Я – Хавлия из сословия торговцев тканями.

– Зачем Хавлия из сословия торговцев тканями пришла к Солнечному трону?

В начале разговора и просительница, и правитель придерживались выученной наизусть формулы, заданной много поколений назад.

– Чтобы задать вопрос.

– Это твое право.

Глядя на лицо женщины, Рахбарин подавил вздох. Ее тяжелая нижняя челюсть не предвещала ничего хорошего. И Рахбарин уже догадывался, о чем его спросят.

– О царевич, наша царица оставила нас много полнолуний назад. Это тринадцатый суд при дворе без царицы. Когда она вернется к нам?

«Я так и знал, – мрачно подумал Рахбарин. Последние царские приемы не обходились без этого вопроса. – Разве ее можно винить? Царица уехала много месяцев назад, и с тех пор о ее возвращении не слышно ни слова». Нет, он не упрекал подданных своей тети, ведь они задавали вопрос, на который он сам хотел бы узнать ответ. «Но я устал это слышать!»

Еще больше он устал давать уклончивые ответы. А не ответить он не мог – этого не допускал обычай.

– Солнечный трон благодарит Хавлию за ее вопрос. – Это было несложно: начало ответа подсказывала традиция.

Самое сложное ожидалось впереди, ведь он припас лишь успокаивающие отговорки. Женщина и все пришедшие в этот день на суд ждали слов Рахбарина. А у него уже закончились все объяснения.

И он сказал правду:

– Я не знаю. Наша царица каждое новолуние присылает известия о том, что у нее все хорошо и что она вернется тогда, когда будет на то воля Матери Аллат.

– И когда же?

– Я уже сказал, что не знаю. Неужели я, сидя на Солнечном троне, сказал бы тебе неправду? Наша царица исполняет повеление самой Аллат. И она вернется к нам, когда исполнит его.

– Какое повеление? – спросила торговка.

Рахбарин колебался, обдумывая дальнейшие слова. Тетя не открыла истинную причину своего путешествия никому, кроме ближайших советников. Теперь царевич сомневался, что она поступила правильно. Билкис надеялась вернуться, привезя в Саву свой дар – наследницу. Может быть, для ее подданных настало время узнать, на что она решилась ради них?

«Обратись к Аллат и поступай, как она прикажет и как ты сам сочтешь нужным», – так говорила сама царица. Сейчас предстояло решить, что он считает нужным. «Выиграть время». Эти слова вползли в его разум, тихо, как змеи. Матерь ли направляла его или джинн пытался свести с ума? Или это он сам не желал произносить очередную утешительную полуправду? И как он мог различить?

«Нужно что-то сказать».

– Наша царица вернется, – начал Рахбарин.

– Когда? Сколько еще ждать? – послышались голоса.

Рахбарин поднял скипетр. Золотой леопард сверкнул ярко, словно огонь. Все смолкли, и Рахбарин продолжил:

– Наша царица вернется, привезя нам наследницу престола. Сама Аллат обещала нам этот дар. Я не знаю, когда это случится. Я поведал вам то, что Аллат Светлоокая открыла Солнцу наших дней, и, если вам не нравятся мои слова, вы можете пойти во Внутреннее Святилище и спросить сами. Если Аллат ответит вам, приходите на следующий царский суд и расскажите нам, что она ответила.