Индия Эдхилл - Наследница царицы Савской

© India Edghill, 2004

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2016

* * *

Отец мой был великим царем, мудрым и сильным человеком. Мать моя, дочь джинна, была огненным песчаным вихрем. Так начал бы мою историю какой-нибудь арфист. В конце концов, того требует традиция. Так начну и я свою песнь, ведь для нарушившего все правила и отринувшего все заветы лишь традиция может искупить вину и подсластить ее.

И песнь моя такова: царь золотого века и царица земель, что лежат дальше восхода солнца, встретились и вступили в поединок разума и воли. Она испытывала его сложными загадками, а он с легкостью все их разрешал. И тогда женщина склонилась перед силой его мудрости, восхваляя его величие, а потом отбыла в свое далекое царство, увозя груз бесценных подарков, которыми щедро оделил ее премудрый царь.

«Она получила все, чего только могла желать, – так поют об этом сейчас. – Царь Соломон дал все, чего хотела душа великой царицы».

Но щедрость далась ему нелегко. Он неохотно расстался с тем, чего по-настоящему жаждала царица Южных земель и что он даровал ей. Для этого ему пришлось поступиться своим царским величием. В песнях об этом не поют – правда горька для людей.

А я облеку песнь о них в свои слова и в их собственные. Я, в свою очередь, стану царицей Земли Пряностей, царицей Юга. И в этой песне поведаю вам о Соломоне Премудром и о Билкис, царице Утра.

Я – лишь эхо воспоминаний, но обо мне еще говорят, а значит, ветер времени доносит мой шепот до слуха живых. Ведь обо мне ходит еще немало легенд, и не всегда молва щадит меня. Но одно я, Ависага Сунамитянка, могу сказать от чистого сердца: никогда я не плела интриг, чтобы стать царицей. Все заговоры, которым я содействовала, все мои хитрости имели целью лишь одно: чтобы после смерти царя Давида корона досталась Соломону. Оказавшись при дворе царя Давида, ни о чем другом я не думала.

Лишь об этом. И о том, чтобы Соломон стал моим. Чтобы его душа стремилась ко мне. Ко мне одной. Какое значение имели по сравнению с этим царь или корона?

В сердце моем жили два одинаково сильных желания. И судьба, зная о них, лишила меня того, что могло бы все искупить. Искупить все те поступки, благодаря которым Соломон взошел на трон, а я стала царицей. Судьба не даровала мне сына от Соломона. Сына, который унаследовал бы царство. Этой награды я была лишена.

И все же в конечном итоге это не имело значения.

Билкис

Ее страна снов и пряностей лежала далеко за горизонтом, и само название тех земель означало «рассвет». Рассвет и пряности – два драгоценных камня, что одинаково ярко сияли в короне Савского царства. Короне, благополучно переходившей от матери к дочери, от тетки к племяннице, от сестры к сестре по живой цепи поколений, не прерывавшейся тысячу лет.

До сих пор.

Билкис посмотрела на корону Савского царства – золотой обруч, украшенный драгоценными камнями. Теперь ему грозила неведомая судьба. Древнее сокровище покоилось в ларце из черного дерева, таком старом, что от благоговейных прикосновений сотен рук стерлась узорная резьба на нем. Главная придворная советница рассказывала о вырезанных на ларце фигурах так подробно, словно видела их воочию: Аллат, богиня-матерь Савы, дарует пряности и благовония Амелиат-Кукнус, рожденной солнцем и пламенем и ставшей первой царицей.

Ладан и мирт, корица и перец… Пряности Савского царства, более редкостные, чем рубины, более драгоценные, чем золото, принесли этой земле богатства, превосходящие мечты всех правителей. Дар богини воплотился в мирной жизни и процветании. И то и другое хранили царицы, любящие матери земли Аллат и ее народа.

От сестры к сестре, от тетки к племяннице, от матери к дочери. Билкис взяла корону в руки. На чеканной золотой поверхности вспыхнул отблеск. От царицы к царице.

До сих пор.

Теперь лишь одна женщина могла доказать свое прямое происхождение от царской династии Савы. «Я – последняя царица. – Она смотрела на тяжелую корону, благоговейно держа ее в руках. – Почему так случилось? Я посвятила себя выполнению долга. Благо Савского царства было для меня дороже жизни». Всегда, всегда она заботилась о своем царстве, словно о единственном ребенке. Она принесла ему в жертву себя. Свою дочь. И все ради того, чтобы пережить смерть своего детища.

Теперь она осталась одна. А корона ждала…

Билкис со вздохом осторожно вернула ее в древний ларец, пробежав пальцами по золотой поверхности, сиявшей холодным светом. «Я не предам тебя», – поклялась она. Династия Савских цариц не закончится на ней. Не может закончиться на ней.

Она опустила крышку ларца и взяла со стола серебряное зеркальце. Не обманывая себя и не впадая в тщеславие, она разглядывала отражение своего лица. Солнце, просачиваясь сквозь алебастровые окна, вкрадчиво льстило ей.

Ласковая ложь. И точно так же лгало ей зеркало: полированное серебро отражало лишь подведенные сурьмой глаза и тронутые кармином губы. В зеркалах ее накрашенное лицо все еще сияло молодостью и красотой. Серебро не показывало морщинок, которые прорезали кожу в уголках глаз и вокруг рта.

Пока не показывало.

Но когда-нибудь, уже скоро, алебастровые пластины окон перестанут смягчать солнечные лучи, да и серебро больше не сможет лгать. Она медленно опустила зеркальце и отвернулась.

«Пора посмотреть правде в глаза – я старею».

Само по себе это не было большой бедой, ведь старело все живое. Но для царицы Савской это означало катастрофу.

«Если бы не умерла Алит!..» Но ее единственная дочь, взращенная и воспитанная, чтобы занять трон и в свою очередь, вслед за матерью, стать царицей, лежала в могиле вместе с девочкой, рожая которую она и умерла. И дочь, и внучка скончались в ранний предрассветный час. Последние, в чьих жилах текла бесценная кровь правящей Савской династии…

«А я слишком стара, чтобы родить еще одну дочь». Изящное тело и гладкое лицо не выдавали истинный возраст, но иметь детей она больше не могла. После смерти дочери она пыталась изо всех сил, проводя в саду наслаждений при храме Аллат бесчисленные ночи с мужчинами, не видевшими ее лица, в поисках героя, который оказался бы достаточно сильным, чтобы зачать наследницу и продолжить царскую династию.

Но у нее ничего не вышло – тело отказывалось давать новую жизнь. И теперь с каждым очередным лунным циклом она все яснее убеждалась, что больше не сможет рожать детей.

И все же она не могла обойтись без наследницы. Савское царство не могло обойтись без наследницы. Каким-то образом ей предстояло найти царицу для этой страны, царицу, которая снимет тяжелую корону с ее гордой головы и будет править после нее, заботясь о земле и народе Аллат. «И как мне даровать им эту милость? – Она больше не могла избегать этого вопроса, он преследовал ее, словно призрак. – Ведь мое тело слишком старо для этого, и нет других женщин одной со мной крови, чтобы разделить эту ношу. Что же мне делать?»

Этот неотвратимый вопрос лишал ее покоя и не позволял забыться. Что толку от всех долгих лет ее правления, если некого оставить на престоле после себя? Лишь преемственность, невидимое глазу перетекание власти из одних царственных рук в другие, могла обеспечить мир. Неужели на ней разомкнутся звенья этой безупречной, искусно выкованной цепи?

Теперь покой не приходил даже по ночам. Во сне она скиталась в пустынях, лишенных надежды, мечты и жизни, а на рассвете просыпалась измученная, без сил для дневных дел. Она не показывала другим свою неотступную тревогу – точно так же она скрыла бы и любую другую слабость. Это была ее беда, и она не могла никого заражать своим беспокойством.

Но она знала, что скоро ей придется защищать будущее народа Аллат. Жизнь, даже царская, была зыбкой, а будущее ждать не могло.

И после долгой ночи, когда она лежала и смотрела, как восходят, а потом садятся звезды, она поняла, что и сама больше не может ждать. Встав вместе с солнцем, она по ступеням поднялась на крышу дворца. Внизу расстилался мирно дремлющий город. Мариб, Жемчужина Пустыни. Мариб, Царство Пряностей. Мариб, любимое дитя Аллат, Звезды Утренней и Звезды Вечерней.

Яркое солнце взбиралось на арку небес. Глядя, как разгорается день, царица истово молилась: «Даруй мне ответ, Солнце наших дней. Даруй мне ответ, и я заплачу любую цену, которую ты мне назначишь». Она ждала, простирая руки к огненной богине, возносящейся в ясное небо. Но ответ не приходил. Лишь золотистая земля мирно простиралась под восходящим солнцем. Наконец она со вздохом опустила руки, усталая, хотя день еще не начался, и отвернулась от солнца – ее ожидали повседневные заботы.

«Я до смерти измучена. Ну что ж, может быть, сегодня мне хотя бы удастся поспать». Она выполняла дневные обязанности, словно разукрашенная статуя. Благодаря долгим годам опыта на ее уста приходили нужные слова, тело совершало обусловленные ритуалом движения. А сейчас, хотя больше всего на свете ей хотелось броситься на кровать, она стояла и терпеливо ждала, пока прислужницы снимали с нее платье, смывали с кожи пот и дневной жар, застилали скамью, чтобы она могла сесть. И, когда царица села, Хуррами встала у нее за спиной, чтобы распустить ее туго заплетенные волосы, а Ирция, собирая снимаемые с нее украшения, раскладывала по местам в серебряную, разделенную перегородками шкатулку браслеты и кольца, ожерелья и подвески, ножные браслеты, шпильки с головками из драгоценных камней, скреплявшие ее платье.