Дарья Плещеева - Наследница трех клинков

– Матушка, голубушка, сделайте так, чтобы ее отдали за Громова! – воскликнул Петруша.

– Ты Громова сперва спроси, хочет ли он на ней жениться, – сердито посоветовала княгиня.

– Так красавица же! Матушка, я не знаю, как это сделалось, я Саньку чуть не убил…

– Саню Громова?!

– Да, да! Матушка, миленькая, я запутался! Я никому в свете более верить не могу! – чуть не плача, запричитал сынок. – Я с Санькой ночью из-за интриганки дрался! С Санькой – с лучшим другом!

– О Господи… Ирина Петровна! Где ты, мать моя, пропадаешь?! Вели, чтобы подали лучшего венгерского, какое только есть в подвале! Три… четыре бутылки!

Княгиня была опытна в обхождении с мужчинами и знала: когда молодой человек от собственных дурачеств невменяем, то умнее всего – напоить его до положения риз и уложить спать, пока не понаделал новых глупостей. Да ей и самой хотелось выпить, чтобы скорее заснуть – все ж волнение было нешуточным.

– А что за интриганка, чья такова? – спросила она сына, когда оба выпили по бокалу едва ли не залпом. – Уж не та ли, из-за которой ты бился с фон Биппеном?

– Нет, та просто дура.

Княгиня усмехнулась.

– Эта, стало быть, не дура?

– Нет! Эта, эта… – юный князь никак не мог найти подходящее слово. – Сказать мне, будто Громов хочет мне с ней рога наставить! Будто он ее пытался заманить и силой взять! А не то – он предаст ее в руки ее врагов!…

– Кто, Громов?! И ты поверил? Вот дурень!

– Матушка, я влюблен в нее страстно, отчаянно! Отчего я такой? Отчего я всем им верю?..

– Влюблен – и она вздумала тебя с Громовым рассорить? А для чего? Какая ей с того польза?

– Ей-богу, не знаю! Мы о том говорили – но ничего понять не можем. Уж на что господин Арист умен – и он руками разводит… он-то нас и спас, двух обалдуев… Матушка, ты должна меня с Санькой помирить! Я – последняя скотина, я его такими словами обзывал… Матушка, что хочешь делай, а жени его на Катьке Егуновой! Пусть он это приданое получит!

– Деньгами хочешь откупиться? Плохо же ты его знаешь… – тихо ответила княгиня.

– Матушка!

– А покажи-ка ты мне ту интриганку. Где вы ее на свою голову отыскали?

– В фехтовальном зале Фишера, что на Невском. Мы там же и бились, при свечах…

– Она что же, в зале живет? Кто она – девка, замужняя, вдова?

– Матушка, я не знаю!

– Где ты ее подцепил?

– В Царском Селе… Матушка! Никого красивее я в жизни не встречал! Матушка, поезжай с утра к госпоже Егуновой, прошу тебя, умоляю! Сговори Катеньку за Саньку! Ты ж сама хотела – чтобы богатство в хорошие руки попало!

– Ты, Петрушка, хитер, да глуп, – ответила княгиня сыну. – Думаешь, я твои козни насквозь не вижу? Ты хочешь своего друга на дуре женить, чтобы твоя интриганка тебе одному досталась.

– Нет же, нет! Я хочу, чтобы он достойное место в свете занял! Чтобы сестер хорошо выдал замуж! Чтобы стал поручиком!..

– Езжай спать, – усталым голосом сказала княгиня. – Утро вечера мудренее.

– Куда?

– В казармы. И так уж тебя матушкиным сынком величают. Чуть что – ты ко мне бежишь…

– Я не могу, – сказал матушкин сынок. – Там Санька. И я… как я ему в глаза погляжу?..

– Но вы же помирились?

– Нас добрые люди помирили и втолковали нам, двум обалдуям, что нас эта мерзавка лбами столкнула. Но они, матушка, нам не все сказали. Они сами не все поняли. Санька на меня глядеть не желает. Ни единого слова мне не сказал!

– Езжай в казармы, – приказала мать. – Ты князь Темрюков-Черкасский, тебе стыдно за бабьими юбками прятаться! Умел дурить – умей и прощения просить, гвардейский поручик! Господи, был бы жив отец – он бы тебя уму-разуму научил!

Князь уныло побрел к дверям. Мать смотрела ему вслед и качала головой.

Потом она кликнула девок и велела раздевать себя. На душе было смутно. Сын схватился драться с Громовым, какая ахинея… Громов не создан для того, чтобы убивать… его рука Божья изваяла для того, чтобы люди знали, каким надлежит быть образцовому офицеру, и душа ему дадена также образцовая: умен, добр, благороден…

Разминулись, подумала княгиня, разминулись – родиться бы ему хоть лет на пять поранее… или ей быть хоть лет на пять помоложе! И чтобы он вошел в ее дом не старшим другом почти взрослого сына, а влюбленным кавалером, знать не знающим о ее детях…

Государыня уж говорила, что сама найдет жениха для княгини Темрюковой-Черкасской, вот и пусть ищет. А княгиня спорить не станет – что предложат, то и возьмет. И будет веселое сватовство, предсвадебные хлопоты, венчание, пиры, подарки. И пропавший невесть куда Дени забудется, и Громов останется воспоминанием наподобие засушенного цветочка в песеннике. И будет совсем иная жизнь – сообразно возрасту…

Княгиня утерла слезы, вздохнула, принялась читать молитвы – и вскоре уснула.

Два дня спустя княгиня проснулась ближе к полудню. День предстоял шумный и веселый, домой она собиралась вернуться заполночь, и потому безмятежно улыбалась, предвкушая все развлечения и дурачества. Унылые мысли о замужестве как-то выветрились из головы.

Она потребовала кофею, сухарей, девок с притираниями, и после очень легкого завтрака три часа занималась своей внешностью. Пока осталась довольна – стало темнеть. В это время принесли записку от госпожи Егуновой. «Мой друг, – писала Авдотья Тимофеевна, – мы все без ума от Катеньки…» – и далее перечислялись подвиги дитяти: запомнила имена горничных, маменьке говорит «драгая маменька» и целует ручку, отыскала образа и пытается расспросить, что это такое.

– Этак и впрямь из нее невеста получится, – сказала княгиня. – Агашка, затягивай, но понемногу. Дай выдохну… тяни!.. Помнится, покойный государь Петр указ написал, чтоб дураков не женить… подпадает она под сей указ? Что скажешь, матушка?

– Может, и не подпадает, – ответила Ирина Петровна, оправляя на княгине домашнее платье. – Ваше сиятельство, надобно льдом личико протереть. Будете как девица пятнадцатилетняя.

– Потом. Что там на дворе? Снег идет? Подморозило?

– Ваше сиятельство, Петруша приехали, – глядя в окно, доложила Ирина Петровна. – С ними господин Громов.

– Слава те, Господи, помирились! Как войдут – сразу же проси!

Княгиня взяла пуховку, прошлась по шее и груди, чуть-чуть по носу. Поглядела в трельяж – чего-то недостает. Модного банта на шее? Нет, она не девчонка.

Она взяла купленную недавно вещицу – дорогую золотую подвеску, продолговатую, с рубинами и гелиотропами, с россыпью мелких бриллиантов. Подвеска была с хитростью – если нажать сбоку на кнопку, нижняя часть отделялась и оказывалась крошечной готовальней с набором миниатюрных инструментов для поправки красоты – ножинками и щипчиками. Очень удобно при выезде в свет… и, пожалуй, достаточно красиво, чтобы прямо сейчас приколоть к плечу…

В трельяже отражалась красавица – а кто не красавица под пудрой и при свечах? Княгиня приказала себе держаться бодро и вышла в гостиную.

Одновременно вошли Петруша и Громов. Оба держались плечом к плечу, глядя прямо перед собой и словно бы друг дружку не замечая, оба были настолько серьезны, что княгиня забеспокоилась. Громов поклонился, сынок-баламут – нет.

– Матушка, – сказал он. – Едем к госпоже Егуновой!

– С чего вдруг? Сперва пообедаем. Сейчас кушанье поспеет.

– Я хочу видеть Катеньку. И Громов также хочет.

– Рано еще на нее глядеть, – возразила княгиня. – Дура дурой. Но говорить учится. Авдотью матушкой зовет и в куклы с ней играет.

– Ваше сиятельство, нам действительно очень нужно увидеть эту особу, – сказал Громов. – Мы подозреваем, что госпожа Егунова жестоко обманута, и Катенька – вовсе не Катенька, а какая-то авантюристка.

– Да и не только мы подозреваем! – подтвердил князь. – А люди, в чьем доме она всю осень жила.

– С чего вдруг? – видя, что сынок, склонный к бурным чувствам, удивительно угрюм, княгиня забеспокоилась.

– Есть основания, ваше сиятельство. Мы хотим убедиться, что эта Катенька и та особа, которая с нами обоими очень бойко беседовала по-французски, – одно и то же лицо.

– О Господи! Как это могло быть?

– Мы в доме Фишера, где фехтовальный зал, случайно свели знакомство с девицей. Она не русская, ваше сиятельство, и хорошо воспитана. А потом… потом нам стало известно, что именно в доме Фишера нашли пропавшую дочку госпожи Егуновой… нам только надобно ее увидеть, ваше сиятельство!

И Громов, довольный, что так ловко и почти правдиво изложил ход событий, улыбнулся.

– Знала же я, что эту дуру вокруг пальца обведут! – воскликнула княгиня. – Я еду с вами. Без меня вас к девице и близко не подпустят. Но надобно условиться. Вы увидите ее, и если она – ваша приятельница, дайте мне знак. Знак, Петрушка! И только! Далее я возьмусь за дело сама.

– Как будет угодно вашему сиятельству, – сказал Громов с видом полной покорности.

Когда нужно, он умел напускать на себя удивительное благообразие.

Собиралась княгиня недолго – к подруге можно ехать и в домашнем платье. В экипаж она взяла сына и Громова, а сани, на которых они приехали, покатили следом. Это были замечательные сани молодого князя – княгиня сама их выбирала, подарила сыну отличного упряжного серого мерина по кличке Персей. Когда князь Темрюков-Черкасский выезжал на Невский в этих санках, все прохожие оборачивались.

Княгиня и не заметила, что составился целый поезд: за ее экипажем. Катили санки, а за санками – совсем простой возок с крошечными окошечками; в таких хорошо ехать за тридевять земель простому человеку, а на Невском он имеет жалкий вид.

В доме госпожи Егуновой княгиню встретили отменно, и тут же явилась Василиса. Сопровождая ее сиятельство к госпоже, она успела нашептать: зловредная Наташка сидит у себя в комнате, носу не кажет и явно что-то замышляет.