Дарья Плещеева - Наследница трех клинков

Нечаев и мадемуазель Фортуна повиновались, но бой разладился вконец. Ни терции, ни секунды, ни кварты не получались так, как следует, – с правильным положением пальцев и локтей, с учетом движений противника. Арист морщился, но не позволил себе выругаться. Наконец капитан Спавенто, видя, что товарищ недоволен, скомандовал «выйти из меры», и Мишка с дамой разошлись смущенные.

– Господин Нечаев, ты свою ошибку знаешь? – спросил капитан Спавенто.

– Рассеянность, – сразу ответил Мишка.

– Хуже. Ты на сей раз видел перед собой особу нежного полу. Начали вы отменно, а сейчас друг к дружке пригляделись, и тебе, сударь, вздор в голову вошел, – упрекнул Спавенто, как будто один Мишка был виновен в неудачной схватке. Но мадемуазель Фортуна поняла – это и к ней относится.

– Мы еще раз сойдемся, – сказала она. – Тут и моя вина есть. Приказывай, сударь.

Третья схватка была более удачна.

– Ваше сиятельство, – напомнил Арист. – Вам пора.

– Благодарю. Помогите мне, – сказала дама капитану Спавенто, и он распустил узлы, принял нагрудник и рапиру.

– До встречи, господа! – молвила она высокомерно и, не глядя, как все пятеро кланяются, устремилась к двери. Мишка забежал вперед, открыл дверь, и мадемуазель Фортуна, не одарив его прощальным взглядом, взбежала по лестнице.

Она смущена, сказал себе Мишка, это прекрасно, она смущена! Есть отменный шанс! Только надо бы приодеться. С первых же денег накупить чулок, исподнего, кружев, галунов! Чтобы даме не было стыдно за поклонника.

О том, что с первых же больших денег следует вернуть старый должок, он в тот миг не помнил.

– Завтра в то же время, – буркнул недовольный Арист и повернулся к юношам. – Господа, помогите друг дружке приготовиться, выберите большие фламбержи.

– И никаких шалостей, – добавил капитан Спавенто, подходя поближе. – Думаешь, я твоих амурных резвостей не видел? Еще раз увижу – сам с тобой биться буду и оставлю без носа, помяни мое слово.

– Да что же вы оба, сторожами к ней нанялись, ее добродетель стеречь? – спросил огорченный Мишка.

– Считай, сударь, что нанялись. Не вздумай ее выслеживать. Это добром не кончится. И возьми-ка фламберж, будешь вместе со мной школить недорослей.

Это Мишке понравилось, и он пробыл в зале по меньшей мере два часа – сперва развлекался учебными поединками с молодежью, потом пришел обещанный серьезный соперник, и там уж пришлось потрудиться до пота. Наконец Мишка снял нагрудник и перчатки, раскланялся и пошел домой – домом он звал квартирку на четвертом этаже, где сейчас держал почти все свое имущество.

Там был новый сюрприз – дура впала в меланхолию, ревела и никого видеть не желала.

– Ты что это, обезьянка? – спросил Мишка, присаживаясь рядом с ней на кровать и гладя по плечу. – Какая муха тебя укусила?

В ответ дуреха отпихнула его, да так, что он едва не слетел на пол.

– Дура! – сказал он. – Вот она, дурь, и вылезла! А думали – на поправку пошло! Аннушка, что это с ней?

– Не ведаю, сударь, – сказала Анетта. – Ни с того ни с сего.

Она прекрасно знала, что настроение у Эрики испортилось после разведки, но что случилось внизу – подопечная еще не рассказала, такой возможности не представилось. Она и в комнатку-то вернулась с немалым трудом – а Анетта переволновалась, пока удалось осуществить эту военную операцию.

– Ты уж ее как-нибудь угомони.

– Постараюсь, сударь.

Эрика дулась до вечера. А после ужина, оставшись наедине с Анеттой, сказала:

– Мне нужно завтра принарядиться и спуститься вниз, сударыня.

– Да как же? Ведь и сегодня еле удалось…

– Анетта, моя милая, это очень важно!

– Вы поняли, где в доме еще один выход, Като?

– Да, я, кажется, догадалась. Но я завтра должна быть хорошо причесана… и надо где-то раздобыть душистую воду, хоть фиалковую… У этой дуры Федосьи только розовое масло, а у него тошнотворный запах!

Анетта согласилась – запах не для утонченной девицы.

– Ногти! Мне нужно постричь ногти… какая я бестолковая, отчего раньше не догадалась раздобыть кусочек замши?.. Я могла их за это время изумительно отполировать! И мушки! Где взять мушки?

Тут Анетта забеспокоилась. Это было поведение девицы, которая хочет нравиться не всем мужчинам, которые попадутся по дороге, а кому-то одному.

Она не очень понимала, какую игру ведет Эрика. Несостоявшееся венчание Эрику расстроило – и Анетта ее тихонько утешала. Но, похоже, отчаянная девица, сбежав из-под надзора на полчаса, приглядела себе другого богатого жениха. Такое отношение к сокровеннейшему таинству Анетте не нравилось – но она ничего тут поделать не могла. Эрика спасла ее от смерти, она обещала Эрике свою вечную дружбу – а слово надобно держать.

И, в конце концов, пора уже попытаться найти родителей. Чума идет на спад, и те, кто застрял в Москве, понемногу едут в столицу. Не может быть, чтобы родители не догадались, что пропавшая дочь ждет их в столице!

И Валериан…

Как там Марфа с ним справляется? И где Алеша? Не мог он столько времени сидеть на Васильевском, дожидаясь, пока там опять появится ненавистная жена! Не мог – но нанять людей, которые станут стеречь Марфу, мог, денег у него на это хватит.

Нужно вырваться отсюда и найти родню, Ворониных. Хотя бы тетушку Прасковью Ивановну. И как было бы прекрасно, если б застать у нее матушку, отца, братцев!

– Анетта, ради Бога, придумайте, где взять замшу.

– Хорошо, Като, я что-нибудь придумаю.

Тут подопечная неожиданно обняла Анетту и поцеловала в щеку.

– Мы справимся, – сказала она пылко. – Все по-нашему будет!

Вот уж что Эрика умела делать замечательно – так это подводить каменный фундамент под свои отчаянные поступки.

Красивый преображенец явился к Фишеру, чтобы после перерыва возобновить свои фехтовальные занятия. Значит, он мастер клинка. Значит, он может пригодиться – и он непременно пригодится! Ибо князь Черкасский, наверно, забыл о той дуэли и о вероломно заколотом противнике.

Встреча с богатыми родителями откладывается – но когда-нибудь она ведь состоится! И, возможно, удастся обойтись без венчания. Если в зал придут кавалеры, столько времени лишенные любимого развлечения, то преображенец поможет свести знакомство с нужными людьми – а он поможет! Эрика видела, что понравилась, этого ни с чем не спутаешь. Он будет искать случая услужить, он исполнит все просьбы. И, может быть, удастся вызнать, в каком знатном семействе семнадцать лет назад выкрали младенца женского пола.

Так что без преображенца не обойтись.

А то, что и он понравился, не нужно принимать во внимание. Красивое лицо, выразительные глаза, стройный стан – что ж тут удивительного? Это естественно, что девицам нравятся такие кавалеры, и это еще ровно ни о чем не говорит…

Утром была большая морока – привести себя в порядок и ускользнуть от Маши с Федосьей. Пришлось выскочить из квартиры и сбежать через мнимо-запертую дверь ранее, чем предполагалось, а потом мерзнуть на лестнице. Часов у Эрики не было – часы имелись напольные, а их с собой не потащишь, и потому она понятия не имела, когда появится преображенец. Наконец она пробралась на хоры, откуда виден был весь зал, и, присев на корточки, смотрела сверху, как бьются на рапирах Нечаев и кавалер в маске, чья голова была обмотана красным фуляром. Переговаривались бойцы и фехтмейстеры по-русски, по-французски выкликались лишь особые слова: темпе, аттаке, купе, ремиз, вольт…

– Кроазе! – воскликнул Мишка, молниеносным ударом выбив рапиру из руки у противника.

– Блестяще! – подтвердил его успех фехтмейстер в белой маске и белых перчатках.

Дверь отворилась, вошли подпоручик Громов и с ним – кавалер чуть пониже ростом. Они о чем-то спросили по-русски того из фехтмейстеров, что был без маски, он ответил.

Эрика, заволновавшись, поползла вдоль барьера к двери. Преображенец не нашел ее на лестнице – как бы он, решив, что обманут, не пошел прочь! Но такой беды не случилось – они сошлись на лестничной площадке, и Эрика лучезарно улыбнулась обоим кавалерам, а они почтительно поклонились. Ритуал был соблюден – теперь можно и пококетничать.

Анетта отыскала черную тафтяную ленточку, которой Нечаев подвязывал свою косицу, и вырезала из нее несколько крошечных кружочков. Клейстер, на который их посадить, сварили ночью, тайно, в ложке на свечке, из обычной муки. И теперь Эрика являла красавцу-преображенцу мушку на щеке и другую – над губой. Первая говорила о готовности выслушать признание, вторая – кокетство, страстность и некоторое легкомыслие, все вместе.

Раз уж у Эрики не было возможности пленить молодца по всем правилам искусства, начав с холодности и преувеличенной скромности, проведя его через огненные взоры и случайно вырвавшиеся пылкие слова, через мнимое равнодушие и несколько сценок ревности, через ссоры из-за пустяков и погони, завершающиеся украденным поцелуем, то она постановила действовать решительно. Этот человек был ей нужен не менее Нечаева. Но с Нечаевым приходилось изображать дуру, и это лишало Эрику пространства для маневра. А тут она могла блеснуть отличным французским и отменными манерами, поиграть глазками и плечиками, представить тот вечный девичий спектакль, который идет на сцене рода человеческого со времен допотопных.

– Сударыня, – сказал по-французски подпоручик Громов, – я счастлив видеть вас. Позвольте представить вам лучшего моего друга, князя Темрюкова-Черкасского! Оба мы – ваши покорные слуги!

Эрика окаменела.

Думать приходилось быстро. Громов – преображенец, друг его, очевидно, тоже, и вряд ли в столице два человека носят такую заковыристую фамилию и служат в одном и том же полку. Он, он!