– Позвольте, ваше сиятельство, – шепнул Арист и завязал у нее на спине тесемки.

– Ваше сиятельство, позвольте представить вам господина Нечаева, – так же негромко сказал Спавенто. Мишке опять пришлось кланяться, а дама кивнула – может быть, милостиво, черта с два разберешь под кожаной маской.

Она была хорошего роста, со стройными ногами в серых чулках и легких фехтовальных туфлях, а каков стан – под широкой розоватой рубахой и камзолом понять было невозможно. Может быть, даже полноват.

– Угодно вам поупражняться на флоретах? – спросил Арист.

– Да, сударь.

Голос был негромкий, приятный, и Мишка мог биться об заклад – под маской дама улыбнулась немолодому фехтмейстеру.

Сколько же ей лет, подумал он, ведь голос молодой, ей никак не более тридцати. Она стройна и подвижна, она из высшего общества – как было бы любезно, если бы эта дама обратила внимание на своего партнера… и вон какой у нее перстень на левой руке, модный перстень с розовым бриллиантом. Даже если это не природный цвет камня, а всего лишь отблеск подложенной под него фольги, все равно – размер изрядный. Молодая, богатая и явно не имеющая сейчас любовника дама… уж не сжалилась ли Фортуна? Не послала ли после крупнейшей неприятности ценный приз? Вот ведь и прозвание дамы – не знак ли?

В тот миг Мишка напрочь забыл о благом намерении из первых же денег возместить ущерб, причиненный однополчанину и начать новую жизнь. О приключении с графиней Брюс он тоже забыл – даже не напомнил себе о бдительности.

Нужно было показать себя наилучшим образом и понравиться.

– Начнем с комбинаций д'Анжело, – сказал Спавенто. – Господин Нечаев, вы ведь занимались по трактату «Учение о фехтовании»?

В вопросе была насмешка. Знаменитый фехтмейстер разработал такие последовательности движений, про которых можно было обезоружить противника, но не убить его. Эти изобретения очень хорошо подходили для сцены – актеры, разучив их, не могли бы покалечить друг друга.

– Да, и по нему тоже, – ответил Мишка. – Извольте командовать.

Арист посмотрел на капитана Спавенто.

– Не будем дожидаться господина Фишера, – сказал тот. – Начнем без него.

Нечаев и мадемуазель Фортуна встали на должном расстоянии и отсалютовали друг другу флоретами.

– Ан гард, господа! – сказал Арист.

Первые же движения дамы сказали Мишке так ясно, как если б кто вслух произнес: она занималась фехтованием не для баловства, а у хороших учителей. Одним из них наверняка был сам Арист.

Они провели несколько схваток на флоретах, изучая друг дружку, и обнаружили, что у них много общего, и в первую очередь – врожденное изящество. Их поединком можно было любоваться, как танцем.

Нечаев сомневался сперва, что дама сможет устоять перед его стремительным натиском, и проявил галантность. А напрасно – с ней нельзя было медлить и давать поблажки. Последнюю схватку они провели в полную силу и по приказу «Выйти из меры!» разошлись очень довольные. При этом каждый пропустил всего по два укола, что и было вслух отмечено капитаном Спавенто.

Потом они взялись за шпаги – за небольшие шпаги с посеребренными эфесами, оружие настоящих дуэлянтов. Но Арист беспокоился за свою знатную ученицу – не было бы порезов. Наконец он предложил сделать перерыв.

Тут-то Мишка и двинулся в атаку.

Он подошел к даме и встал, как танцор, разведя носки и колени. Он заговорил, помогая себе правой рукой, придавая пальцам изящнейшие положения. Он сказал комплименты: сравнил мадемуазель Фортуну с Дианой-охотницей и с блистательной танцовщицей Сантини-Убри.

– Вы любитель балета? – спросила мадемуазель Фортуна.

– Да, ваше сиятельство. Полагаю, что и вы отменно танцуете. Жаль, что теперь дамы не участвуют в балетах, – сказал Нечаев. – Вы были бы отменной Флорой или лучше Рутенией.

– А вам пристала бы роль Альцинда.

Это был укол, попавший в цель. Альцинд, юное и нежное создание, едва не пал в балете жертвой Суеверия и Невежества. Если бы не вмешались Рутения с Гением науки – судьба героя могла быть печальна. Мадемуазель Фортуна единым словом показала, насколько она выше своего товарища по ассо.

– Я уж примерял на него роль Оспы, да оказалось, что ее в балете нет, – вмешался Арист.

– При чем же тут Оспа? – удивилась мадемуазель Фортуна, и Мишка всей кожей ощутил ее взгляд: она изучала его лицо, словно выточенное из алебастра, лицо с точными и острыми чертами и, кстати сказать, с безупречной кожей. Как у многих блондинов, у Мишки плохо росла борода, а перед приходом в зал он еще и побывал в цирюльне.

Тут ему повезло – выглянуло наконец солнце. Лучи проникли в зал, упали на Мишкино лицо, и аквамариновая синева глаз вдруг стала явной – словно бы на черно-белой гравюре явились вдруг два драгоценных камня такого цвета, как вода в Средиземном море. Сам он, понятное дело, не знал о проказах солнечного луча, потому что не изучал свою физиономию в зеркале при разном освещении. Но ощутил радость: солнце было для него добрым знаком.

Нечаев уже готов был к новым комплиментам, но тут вошел молодой преображенец и сразу направился к Аристу.

– Добрый день, господин Арист, я говорил сейчас с господином Фишером, – чуть заикаясь, сказал офицер. – Он сказал, чтобы я условился с вами о времени для занятий. И еще – сказывали, вы подбираете пары для ассо. Надо бы об этом потолковать.

Мадемуазель Фортуна, чтобы не мешать, отошла к столу с оружием и фехтовальными причиндалами. Нечаев, смекнув, последовал за ней.

– Я, ваше сиятельство, диву даюсь – как вы не боитесь биться на шпагах, ладно бы на рапирах. Давно ли изволите заниматься этим благородным искусством? – спросил он.

– И да и нет. Меня начали учить еще младенцем, и лет до десяти я занималась вместе с мальчиками и не хуже, чем они. Потом пришлось сделать перерыв, и я снова начала упражняться уже в шестнадцать лет. К счастью, я легко вспомнила науку.

– Верно ли, что дамы при дворе устраивают дуэли?

– Верно. Только если кавалеры, когда просят поля, идут биться под открытым небом, то дамы запираются в покоях. И все это сохраняется в тайне, господин Нечаев.

– А как бьются дамы, ваше сиятельство? Переодеваются в мужское платье, или в юбках?

– Называйте меня мадемуазель Фортуна, – с неудовольствием сказала дама. – Здесь я – Фортуна, и никому дела нет до моих титулов.

– Простите, Христа ради!

– Будьте умны, господин кавалер, и станем добрыми товарищами.

– Я готов служить вам!..

– А как вы собираетесь служить мне? Вам будет трудно удивить меня подарками, – насмешливо сказала она.

– Это я понимаю, мадемуазель Фортуна. Но то, что я подарю, не всякий придворный кавалер сможет повторить.

– И что же?

– Я научу вас щегольски проделывать обратную кварту и обратную терцию с малой шпагой. Вы ведь знаете, оружие это лишь недавно обрело свой окончательный вид. И еще не все фехт мейстеры поняли, на что оно способно. Угодно вам?

Мадемуазель Фортуна задумалась.

– Вы фехтмейстер, господин Нечаев? – спросила она.

– Нет, сударыня, я простой дилетант. Но я люблю это занятие, оно для меня… – Мишка задумался. – Оно составляет мою радость и мою гордость…

– А также дает возможность заработать немного денег?

– Я до сих пор не участвовал в таких ассо, за которые платят. Обстоятельства вынудили меня. Обстоятельства, с которыми я ничего не могу поделать, вы понимаете…

– Да, понимаю, потому что и у меня обстоятельства, с которыми я ничего не могу поделать, – сказала мадемуазель Фортуна с явным вызовом.

– Позвольте мне быть вашим другом, – помолчав, произнес Мишка. – Я знаю, вы у себя дома и во дворце окружены друзьями знатными и богатыми, а я… я не знатен, не чиновен, и не богат… Но и я могу… то есть, я счастлив буду…

Нечаев знал, когда нужно говорить с дамами связно, а когда – спотыкаться и с трудом подбирать подходящие слова. В некоторых случаях мужская растерянность – лучший комплимент, и ему случалось добиваться успеха именно таким образом, являя полнейшую свою беззащитность перед внезапно нахлынувшим чувством к женщине.

– Да, разумеется, я готова видеть в вас друга, – ответила дама, тоже с волнением. – По крайней мере, здесь, в зале… то есть, могут возникнуть обстоятельства…

Мишка улыбнулся, всем видом показывая – готов к пониманию и даже к нежности.

– Но мы будем биться честно! – предупредила мадемуазель Фортуна.

– Да, в последней части ассо, сударыня, – согласился Нечаев. – Однако я в невыгодном положении. Мы ведь оба будем без нагрудников. Я не смогу вас ранить, как ранил бы мужчину.

– Это у вас и не получится.

– Отчего же?

– Оттого, что меня слишком хорошо учили, господин кавалер. Я сумею защититься. Если мои учителя позволяют мне выйти в ассо – значит они во мне уверены.

Заносчивость и задиристый нрав мадемуазель Фортуны явились тут во всей красе – и Мишка не обрадовался. Но эта дама ему нравилась – он охотно поучил бы ее не только фехтовальному искусству, но и искусству поцелуя.

В таких случаях следует идти вперед без колебаний. Мишка очень деликатно взял левую руку мадемуазель Фортуны, как бы для того, чтобы рассмотреть толстую кожаную перчатку, приподнял – и, склонившись, сдвинул раструб и поцеловал узкую полоску кожи, почти на внутренней стороне запястья.

Мадемуазель Фортуна отступила назад, Мишка отпустил поцелованную руку.

Ее молчание немного его встревожило – придворные дамы получают таких поцелуев ежедневно десятки, а то и сотни, и даже если публичный поцелуй приятен – обязательно скажут что-нибудь забавное или колкое. А мадемуазель Фортуна смотрела на него озадаченно.

– Продолжим, господа, – сказал Арист. – Бьетесь флоретами. Встать в меру.