Дарья Плещеева - Наследница трех клинков

Кинем мудрости умы!

Если девушки – тигрессы,

Станем тигры так и мы!..

– Переборщил господин Сумароков, – смеясь, сказал Громов. – Есть русское слово «тигрица», а он…

– Ну что – «тигрица»? Тигрица – пошлая девка! А вот тигресса!

И князь, припевая, пустился в пляс, высоко вскидывая ноги и громко топая. Ни один народ в мире не признал бы этого пляса своим – а разве что молодой козел, резвящийся весной на лужайке.

Князь был совершенно счастлив.

У Мишки Нечаева были сложные отношения с арифметикой. Он приблизительно представлял себе, сколько денег в кошельке и сколько можно потратить, – но уж очень приблизительно. После ссоры с Воротынским, который руководил расходами и вел строгий счет деньгам, Мишка растерялся. Положение воистину было скверное.

Фомин обещал расплатиться с исполнителями своей затеи уже после вхождения в новую семью. Пока что он выдал аванс на похищение дуры и несколько раз подкидывал деньжат на ее содержание. Воротынский вложил в затею свои деньги – оттого и злобствовал. А Нечаев, поняв, что ближайших денег от Фомина ждать теперь придется долго, не менее недели, сильно затосковал.

Он уже был не рад, что связался с незадачливым женихом. За это время он мог исполнить более выгодные поручения – хоть бы попроситься к Фишеру помощником фехтмейстера. Деньги небольшие – да занятие красивое. И все время – на виду, в прекрасном обществе, среди гвардейцев и придворных. Кто-то взял бы в дом, чтобы учить шпажному бою младших братцев. Что может быть милее – служить фехтмейстером у какого-нибудь князя или графа? На всем готовом?

А вместо того он посадил себе на шею диковинную компанию – четырех женщин, одна из которых – изумительная дура, да еще кучера Андреича вместе с лошадьми и дормезом. И самому ведь тоже нужно трижды в день что-то съесть.

Так что оставался лишь один способ выжить – несколько побед в ассо.

После ссоры с Воротынским Нечаев провел ночь с обаятельными французами. Они угощали, уговаривали сыграть хотя бы в ломбер или макао. Но он твердо помнил свою клятву не брать в руки карт. Это был единственный настоящий запрет в его жизни – как будто можно было, лишив себя карточного удовольствия, искупить дурной поступок.

Бурдон и Фурье были редкими собеседниками – любезными и образованными. Они делали остроумные примечания о российской жизни, задавали вопросы, для русского человека смешные: верно ли, что к покойнику в могилу кладут купленный в лавке пропуск на тот свет? Мишка даже не сразу догадался, о чем речь.

– Нет, это лишь записка, в которой обозначены имя, возраст, звание, когда помер и отпустил ли ему батюшка грехи, – сказал он. – Кабы по такой бумажке можно было в рай попасть! Ей бы цены не было. А нужна она на тот случай, что много лет спустя откопают неистлевшее тело – так чтобы знали, кто таков. Может статься, это окажутся святые мощи.

– Это разумнее, чем нам казалось, – заметил Бурдон. – Вообще чем более живу в России, тем более смысла нахожу в ее обычаях. И российские вельможи внушают уважение – хотя на европейский взгляд они весьма причудливы. Взять того же господина Орлова – казалось бы, сей кавалер ни на что более не способен, кроме как служить государыне на свой лад. А как вызвался усмирить московский бунт – так вмиг явил неслыханные способности! Вы, господин Нечаев, с ним знакомы?

И далее Мишке пришлось перебрать весь двор, всех знакомцев и незнакомцев, всех дам строгого и не слишком строгого поведения. Этой темы хватило чуть ли не до утра.

Он постеснялся говорить французам, что должен заработать хоть немного денег в фехтовальном зале. Человек, близко знакомый с графиней Брюс (кто бы тут удержался от хвастовства?), не должен промышлять подобным ремеслом. Нечаев небрежно сообщил, что в Академии Фортуны у него назначено свидание – да заодно хорошо бы поупражняться.

Когда он приехал и вошел в зал, там были Арист и еще один знакомый фехтмейстер – его все называли капитаном Спавенто, отчего капитаном – Мишка не знал. И заморское имя, по всей видимости итальянское, тоже явно было взято для пущей важности – этот господин объяснялся главным образом по-русски. Спавенто являлся обыкновенно в зал, имея на лице белую кожаную маску, на руках – белые перчатки, при этом одевался не хуже придворного щеголя – в пуговицы его кафтана были вставлены небольшие бриллианты. Кроме фехтмейстеров, присутствовали два молодых человека, оба – лет пятнадцати-шестнадцати, и Спавенто чуть ли не по-отечески их школил.

Мишка приветствовал всех сразу, широко раскинув руки. Он действительно был рад оказаться в зале, среди приятных и ловких людей.

– Добро пожаловать, – сказал ему Арист. – Дама, с которой вам предстоит драться, уже приехала. Она скоро спустится к нам. Сейчас она будет в мужском наряде, во время ассо – в робе со шнурованьем. Потом, когда она уедет, явится некий господин, с которым вам следует сразиться в полную силу. Покажите, на что вы способны. Ко времени ассо у вас должна быть репутация непобедимого бойца. Вы ведь, как сказал господин Фишер, уже давно не бывали в зале.

– Сделаю все, что могу, – ответил Нечаев и подошел к столу с разложенным фехтовальным прикладом. – А как эта дама наденет нагрудник? Они же не рассчитаны на женскую грудь.

Арист рассмеялся.

– Эта дама – не девочка, которую старшие братья научили держаться за рукоять и размахивать шпагой с трагическим видом. Капитан знает ее не первый день… Капитан!

– У нее есть свой нагрудник из очень плотной кожи, вот он, – сказал Спавенто, кончиком рапиры указывая на дальний край стола. – Я не знаю, для чего ей фехтование при ее положении при дворе…

– Тс-с-с! – предостерег Арист.

– …но для женщины она фехтует превосходно. Слышите, господа? – обратился Спавенто к юношам. – Женщина, да еще изнеженная женщина! А какие у нее финты? Какие вольты?

– Господин Спавенто, позвольте нам остаться – взмолился старший. – Мы никому ничего не расскажем, мы постоим в сторонке!

– Что, Арист, позволим господам полюбоваться дамой? – спросил Спавенто.

– Это уж как решил господин Фишер. Вот он сейчас спустится и скажет свое слово, – отвечал Арист. – Господин Нечаев, разомнись-ка пока.

Мишка скинул кафтан, положил на стол свою шпагу и взял легкие кожаные туфли без каблука и с завязками. Биться в зимней тяжелой обуви было просто неприлично. Переобувшись, он стал выбирать себе клинок по руке и сразу обратил внимание на отличную шпагу, именуемую колишемард. Она считалась серьезным оружием, и Мишка сразу понял – побаловаться с занятным клинком, у эфеса – широким, через четыре вершка резко сужавшимся и трехгранным, ему сегодня не дадут. Пришлось выбрать длинный и тонкий фламберж.

– Нет, не это, – сказал Арист. – Возьми, сударь, обычный флорет. Будем считаться с желаниями и возможностями дамы.

Разминку Мишка проделал на манер танцовщика – с малыми батманами, плие и рон-де-жамбами, стараясь, чтобы колени глядели в разные стороны. Ступня в мягких туфлях натягивалась и изгибалась, так что даже самому было приятно. Арист, усмехаясь, глядел на него.

– Тебе только Оспу в балете танцевать, – съязвил фехтмейстер.

– Нет там никакой Оспы, – отвечал Мишка, сообразив, что речь о модном спектакле «Побежденный предрассудок».

– Как же нет, когда балет – про то, как государыне и наследнику оспу прививали? Непременно должна быть!

Спавенто рассмеялся.

– Доподлинно нет! Я видел – там пляшут Суеверие и Невежество, а заместо злой Оспы – страшная Химера, – сказал он. – А Альцинда представляет сам Бубликов. Вот кого бы к нам сюда зазвать. Ноги у него – золотые.

Мишка взглянул на собственные ноги – тоже ничего, дамам нравятся…

– Забыли главное! – воскликнул Арист. – Хочешь ли ты, сударь, выступить под собственным именем? Или придумаем тебе новое?

– Хотел бы под собственным, – продолжая разминать ноги, ответил Мишка. – Оно многим известно. Как я бьюсь – тоже известно. Это привлекло бы публику…

Тут он себе льстил – за пределами полка его таланты оценили пока немногие. Для гвардейцев отставной армеец – тоже не Бог весть какое сокровище, чтобы ради него бросать все дела и бежать в фехтовальный зал. Арист, понимая это, хмыкнул, но спорить не стал. До поры…

– Но лучше вы придумайте мне прозвище, – завершил Мишка. – Пусть думают, что кто-то из придворных господ развлекается. Это для дела полезнее, я считаю.

Фехтмейстеры переглянулись – Мишкина мысль их почему-то развеселила.

– Тогда уж и маску придется надеть, – сказал капитан Спавенто. – У меня есть красивая бархатная, для такого случая дам.

Дверь отворилась, бесшумно вошел кавалер в кожаной маске, в черном камзоле и штанах, с алым фуляром, намотанным на голову в виде тюрбана. Мишка посмотрел на него в недоумении – это еще что за диво? А вот Арист и Спавенто склонились в почтительнейшем поклоне. Тут до Нечаева и дошло, что перед ним – та самая дама.

Он стоял к загадочной даме ближе всех и поклонился самым изящным образом – это он умел. Глядя снизу вверх на рыжеватую маску, он подумал, что такого поклона дама, может, и при дворе не видывала. Пусть же знает, что и бойцы из фехтовального зала умеют блеснуть галантностью.

– Добрый день, ваше сиятельство, – тихо и как-то чересчур по-светски сказал Арист.

Дама кивнула.

Ого, подумал Мишка, ваше сиятельство! Какого черта нужно этой особе в Академии Фортуны? А юноши, стоявшие у стола, переглянулись и для верности еще друг дружку локтями подпихнули.

– Как прикажете обращаться к вам при посторонних? – спросил Арист.

– Мы ведь уговорились – мадемуазель Фортуна. Именно так и на листках пишите. Приступим? – спросила дама и, подойдя к столу, взяла свой нагрудник.