Невнятный голос что-то возразил.
– Голова твоя безмозглая! Выпороть тебя за такую дурь! – воскликнул мужчина и вдруг завопил: – Потише, потише! Так! Ремиз! Еще ремиз!
И далее лишь стук со скрежетом раздавались, да еще топанье сильных быстрых ног.
– Там дерутся на рапирах! – сказала Эрика. – Но что за поединок с самого утра?
– Я, кажется, знаю, что это за поединок, – ответила Анетта. – У нас есть фехтовальные залы, куда господа офицеры ходят учиться у опытных фехтмейстеров, сударыня. Наверно, там как раз такой зал.
– А вы учились фехтовать, сударыня?
– Нет, для чего? Я же не придворная дама.
Тут Эрика крепко удивилась.
– Разве у вас придворные дамы обучаются фехтованию?
– Иные умеют драться. Среди них и дуэли случаются. Говорят, сама государыня на некоторых дуэлях бывала секундантом. Я знавала госпожу Дашкову, так про нее рассказывали, что она училась.
– Безумная страна…
– Никто вас в этой стране насильно не удерживает, сударыня.
Эрика не ответила – ей в голову пришла мысль. И эту мысль следовало обдумать во всех ее изгибах, поворотах и разветвлениях.
Если Михаэль-Мишка поселил свою подопечную дуру над фехтовальным залом, значит, ему не только дуру хотелось спрятать, но и зал для чего-то был нужен. А для чего? Ответ может быть только один – господин Нечаев упражняется там с опытным учителем. И ничего удивительного – он и с виду очень похож на бретера. Он авантюрист, а какой же авантюрист не умеет биться на шпагах? Значит, еще один человек, который отомстит князю Черкасскому, кажется, найден. Если от замаскированного жениха не удастся добиться проку, то вот, на крайний случай, Михаэль-Мишка. Это – не такая суровая кара, которой заслужил Черкасский, но тоже сгодится…
Но если вовлечь в месть Нечаева – то неплохо бы раздобыть деньги. Без денег этот человек драться не станет. Также надо бы убедиться, что он хорошо владеет клинком – иначе на счету князя будет еще один покойник.
Добрых четверть часа в зале то бились на рапирах, то о чем-то негромко совещались. Анетта хотела было спуститься ниже, чтобы прижаться ухом к дверной щели и услышать что-то кроме топанья и стука со скрежетом, да еще хриплых выкриков «Туше! Фланконад, черт побери! Выйти из меры!», но Эрика ухватила ее за руку и не пустила. Она, хоть и замечталась о мести, а услышала стук копыт.
К дому подъехал экипаж, заскрипела входная дверь, вошли два кавалера со слугами и, громко переговариваясь по-французски о том, как забавно после бессонной ночи встречать рассвет с рапирой в руке, поднялись в бельэтаж. Тут-то и случилось удивительное – они вошли и сразу вышли, громко хохоча.
– Придется подождать, сударь! – сказал один.
– Голову дам на отсечение, это кто-то из фрейлин! Примчалась спозаранку, чтобы никто не догадался! Ты видел, какие у нее ноги? – спросил другой.
– Отменные ноги! Кого опять не могут поделить наши красавицы?
– Сейчас как будто незачем соперничать из-за фаворита… Хотел бы я знать, кто это показывает фехтмейстеру свои прелестные ножки!
– Любопытно, что будет, ежели его привезут из Москвы в гробу. Кто-то ведь придет на смену.
– Мне кажется, там уже известно, кто придет на смену… уже высмотрели…
Эрика и Анетта бесшумно поднимались наверх, веселые мужские голоса гасли внизу…
Надо бы узнать, что это за фрейлина, которая тайно занимается фехтованием, подумала Эрика, в деле мести все может пригодится. Но сперва – выяснить, ходит ли Михаэль-Мишка в этот зал и каков он боец.
Наверху они пробрались в свою комнатку и легли. Говорить было не о чем – а вот думать было о чем. И думы очень скоро обратились в мечты. В мечтах Михаэль-Мишка вызывал князя Черкасского на поединок и был великолепен, его точеное сосредоточенное лицо казалось грезящей Эрике прекраснее любого мраморного идола. Белобрысый эллин… а как он будет хорош в одной рубахе и кюлотах, с развязанным воротом, с закатанными рукавами!..
– Вставайте, голубушки мои, – сказала Маша. – Вот ужо кашки вам накладу в мисочки, сала в кашку натолку. Поднимайте ее, сударыня, будем ей личико мыть и косу чесать.
Что было хорошо в тайном убежище – от скуки Маша с Федосьей плели друг другу и Эрике с Анеттой косы, и не простые, известные в Курляндии, а сложные, в пять и в семь прядей. А перед этим проводили гребнем по волосам до полусотни раз – чтобы волосики лучше росли.
Когда уселись завтракать, вошли Нечаев с Воротынским.
– Мишка, – сказала Эрика. – Дай-дай-дай!
– Нет ничего, обезьянка! – он развел руками. – Потом принесу пряничка.
– Мишка! Мишка!
– Сядь рядом с ней, – посоветовал Воротынский. – Сдается, она за тебя замуж собралась.
– Хотел бы я знать, куда наш жених подевался, – ответил Нечаев, подвигая стул к Эрике. – Ничего, обезьянка, скоро спровадим тебя под венец, и тогда уж не кашкой тебя станут кормить, а сладкими пирогами и фрикасеями. Учителей тебе наймут – и явишься ты уже не дурой, а умницей…
Эрика взяла его за руку и стала перебирать пальцы.
– Да она точно под венец просится! – развеселился Воротынский. – Глянь, Маша, что деется! А девка-то красавица. Ты подумай, Миша! Выспроси нашего жениха про ее родительницу – да и сам с ней в храм Божий! А я, так и быть, над тобой венец подержу.
– Умаешься на носках стоять, – отрубил Нечаев. Он был на полголовы повыше товарища, и Маша с Федосьей, вообразив, как Воротынский чуть ли не два часа будет страдать с задранными вверх руками, подтолкнули друг дружку и засмеялись.
Анетта смотрела на эту сценку с тревогой.
Она отлично видела, что Эрика ей всей правды о себе не говорит, изворачивается и обманывает, но раньше ее нечаянная подруга никакой нежности к своему похитителю не испытывала и даже зло над ним шутила, когда они, оставшись наедине, шептались по-французски.
– А ты бы послал Андреича на свою квартиру, – сказал Воротынский. – Может статься, там тебя ждет письмо от жениха.
– Для чего бы ему оставлять там письмо? Я же писал ему, что мы перебрались в Академию. Сюда бы и прислал записку.
– А вдруг он твоего послания не получил? И ломает голову, куда мы запропали? Иначе его молчания объяснить никак нельзя. Давай хоть для очистки совести отправим Андреича к тебе! – предложил Воротынский. – Он за час обернется, а твоя совесть будет чиста.
– Ин ладно. Федосьюшка, спустись, кликни Андреича, – велел Нечаев. – Что, обезьянка, не наигралась?
– Мишка, – ответила Эрика. – Илаль…
– Играл? – уточнил он.
– Ираль…
– Воротынский, я понял! – воскликнул Нечаев. – Ей немецкая речь не давалась! А русская дается! Аннушка, вот хоть ты подтверди! Сколько она уж русских слов заучила?
– Десятка полтора, и еще учить будет.
– Я ж говорил, что она не дура!
Эрика продолжала перебирать пальцы Михаэля-Мишки, вертеть недорогой перстень с тусклым камнем на левой руке. Она думала о том, что ведь не только за деньги согласился бы белобрысый эллин вызвать на поединок князя Черкасского. Он, кажется, любитель нежного пола – значит расплатиться можно и поцелуями…
Она поймала неодобрительный взгляд Анетты и едва поборола искушение показать подружке язык. Есть вещи, которых Анетте не понять, уж слишком проста. И не красавица, не знает, на что способны мужчины ради красавиц. Обычная девочка из почтенной семьи, рано выданная замуж, и сама-то она мужа все еще обожает наперекор рассудку, а любил ли ее этот загадочный муж, гнавшийся за ней ночью по Васильевскому острову?
Вошел Андреич и поклонился.
– Ты сейчас поедешь к Казанскому, пойдешь ко мне на квартиру, узнаешь, не было ли на мое имя писем, – распорядился Нечаев. – И тотчас же назад.
– Как вам будет угодно, – буркнул Андреич, и тут на него напустился Воротынский:
– Нам будет угодно, чтобы ты не шатался полдня по Невскому, как петиметр, а тотчас же вернулся бы!
– Напраслину возводите…
– Пошел, пошел!
Андреич молча вышел.
– А может, там какие-то иные письма лежат, – сказал Нечаев. – Я всем ведь этот адрес даю. Матвеев человек добрый, комнатенку за мной держит. И с платой не пристает.
– Скажи лучше – чулан, – поправил Воротынский. – А плату он с тебя еще стребует! Купчина хитер! Помяни мое слово – он через тебя свою Матрену выпихнет в дворянское сословие! Даст хорошее приданое – ты и не откажешься.
– Приданое? Хм-м… – Нечаев задумался, перестав обращать внимание на игру с пальцами до такой степени, что и сам машинально стал поглаживать руку Эрики.
Из приданого можно было бы заплатить тот давний долг – и умилостивить капризницу Фортуну, которой взбрело на ум стать поборницей добродетели. А Матрена… ну что Матрена?.. Так же устроена, как все девки, но при этом воспитана в смирении и покорности, муж для нее будет превыше царей земных.
Если Фортуна все еще зла – то Матрена, воспитанная в строгости, сразу из-под венца встрепенется и выпустит острые коготки, и поди поспорь, когда за спиной у нее – купчина Матвеев. Так что женитьба – дело опасное. Может статься, из приданого мужу-дворянину достанется только пара кафтанов и пряжки к башмакам.
Но ведь есть еще и другие способы заработать деньги. Взять ту же Академию Фортуны…
Человек, отменно владеющий шпагой или рапирой, мог прийти туда и заявить о своем желании схватиться в ассо с кем-то из записных бойцов, которые были главным образом учителя фехтования, в том числе и русские. Наилучшими фехтмейстерами считались французы, потеснившие на сем поприще итальянцев, уважаемы были и немцы. В публичной фехтовальной схватке этот человек мог выступить хоть с открытым лицом, хоть в кожаной маске, а зрители, дилетанты и знатоки шпажного боя, бились об заклад и заключали пари. По договоренности с хозяевами зала оба бойца получали за ассо некоторые суммы – если это был поединок не на рапирах-флоретах с шариками, не дающими наносить колотые раны, а на шпагах.
"Наследница трех клинков" отзывы
Отзывы читателей о книге "Наследница трех клинков". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Наследница трех клинков" друзьям в соцсетях.